вают возраст усталости, а не полной немощи. Меня же считай в числе сов-
сем дряхлых и доживающих последние дни. (2) И все же, между нами, я бла-
годарен самому себе, потому что гнет возраста чувствует только тело, а
не душа, и состарились одни лишь пороки и то, что им способствует. Душа
моя бодра и рада, что ей уже почти не приходится иметь дело с плотью;
большую часть своего бремени она сбросила и теперь ликует и спорит со
мною о старости, утверждая, что для нее сейчас самый расцвет.
(3) Надо ей поверить: пусть пользуется своим благом!
Хорошо бы сейчас подумать и разобраться, в какой мере спокойствием и
скромностью нравов обязан я мудрости и в какой мере - возрасту, и разоб-
раться тщательнее ', чего я не могу делать и чего не хочу, даже и пола-
гая, что могу. А если мне и не хочется каких-нибудь непосильных вещей,
то я радуюсь своему бессилию. - Да и есть ли на что жаловаться? Велико
ли несчастье, если уходит то, что и так должно прекратиться? - (4) "Да,
это великое несчастье, - скажешь ты, - когда все в нас иссякает и отми-
рает и мы, если говорить без обиняков, совсем сходим на нет. Ведь не од-
ним ударом валит нас наземь, нет, каждый день отнимает что-нибудь и уно-
сит частицу наших сил". - Но есть ли исход лучше, чем незаметно
скользить к своему концу, между тем как природа развязывает все узы? Де-
ло не в том, что так уж плохо уйти из жизни сразу и вдруг, но этот мед-
ленный путь легче для нас. А я присматриваюсь к себе, словно близится
срок испытания и наступает день, который вынесет приговор всем моим
дням, и говорю про себя: "Все наши прежние слова и дела - ничто. Любое
из этих свидетельств мужества легковесно и обманчиво, и густо прикраше-
но. (5) Смерть покажет, чего я достиг, ей я и поверю. Без робости готов-
люсь я к тому дню, когда придется, отбросив уловки и стерев румяна, дер-
жать ответ перед самим собой: только ли слова мои были отважны или также
и чувства, не были ли притворством и лицедейством все мои непреклонные
речи против фортуны. (6) Отбрось людское мнение: оно всегда ненадежно и
двойственно. Отбрось науки, которыми ты занимался всю жизнь. Смерть вы-
несет тебе приговор. Вот что я утверждаю: сколько бы ни вел ты споров и
ученых бесед, сколько бы ни собирал назидательные изречения мудрецов,
как бы гладко ни говорил, - ничто не докажет силы твоего духа. Ведь на
словах и самый робкий храбр. Подоспеет конец - тогда и станет ясно, что
ты успел. Что ж, я принимаю это условие и не боюсь суда". - (7) Так я
говорю с собою, но можешь считать, что и с тобою. Ты моложе меня - что с
того? Ведь не по годам счет! Неизвестно, где тебя ожидает смерть, так
что лучше сам ожидай ее везде.
(8) Я хотел было кончить, и рука уже начала выводить прощальное при-
ветствие, - но обряд должен быть исполнен, надо и этому письму дать до-
рожные. Не думай, будто я говорю: у кого бы мне взять взаймы? Ты ведь
знаешь, в чей ларчик я запускаю руку. Подожди немного - и я буду распла-
чиваться своими, а покуда меня ссудит Эпикур, который говорит: "Размыш-
ляй о смерти, - что сподручнее: ей ли прийти к нам или нам пойти ей
навстречу". (9) Смысл тут ясен: ведь это прекрасно - научиться смерти!
Или, по-твоему, излишне учиться тому, что пригодится один только раз?
Нет, поэтому-то нам и нужно размышлять о ней! Где нельзя проверить свое
знание на опыте, там следует учиться постоянно.
(10) "Размышляй о смерти!" - Кто говорит так, тот велит нам размыш-
лять о свободе. Кто научился смерти, тот разучился быть рабом. Он выше
всякой власти и уж наверное вне всякой власти. Что ему тюрьма и стража,
и затворы? Выход ему всегда открыт! Есть лишь одна цепь, которая держит
нас на привязи, - любовь к жизни. Не нужно стремиться от этого чувства
избавиться, но убавить его силу нужно: тогда, если обстоятельства потре-
буют, нас ничего не удержит и не помешает нашей готовности немедля сде-
лать то, что когда-нибудь все равно придется сделать. Будь здоров.
Письмо XXVII
Сенека приветствует Луцилия!
(1) "Ты поучаешь меня, - скажешь ты. - Не потому ли, что сам уже исп-
равился через собственные поучения и теперь тебе хватает времени искоре-
нять чужие пороки?" - Я не так бесчестен, чтобы, сам будучи нездоров,
лечить других. Просто я как будто хвораю в одной комнате с тобою и бесе-
дую о нашем общем недуге, советуя разные лекарства. Слушай же меня так,
словно я говорю с самим собой. Я впускаю тебя в мой тайник и, пользуясь
твоим присутствием, нападаю на самого себя. (2) Себе я кричу: "Сочти
свои годы - и постыдись желать того же, чего желал мальчишкой, и то же
самое запасать. Хоть одно сделай ради себя, пока не пришел смертный час:
пусть твои пороки умрут прежде тебя. Откажись от беспокойных наслажде-
ний, за которые приходится платить так дорого: ведь все они вредны - не
только будущие, но и минувшие. Как у злодеев, даже не пойманных с полич-
ным, и после преступления не проходит тревога, так после нечистых нас-
лаждений раскаяние остается и долго спустя. В них нет ни прочности, ни
верности: даже те, что не вредят, мимолетны. (3) Лучше поищи непреходя-
щее благо! А такого нет, кроме тех благ, которые душа обретает в самой
себе. Одна лишь добродетель дает нам радость долговечную и надежную:
все, что мешает ей, подобно облаку, которое проносится низко и не может
одолеть дневной свет". (4) Когда же удастся настигнуть эту радость? И
раньше в этом деле не мешкали, но нужно еще поспешить. Сделать остается
так много, что непременно нужны твое усердие и твои труды, если ты хо-
чешь чего-нибудь добиться. На других это дело не переложишь. (5) Чужая
помощь возможна в другой, не в этой науке.
Жил еще на нашей памяти богач Кальвизий Сабин1. И по богатству свое-
му, и по складу души это был настоящий вольноотпущенник. Никогда не ви-
дел я человека столь непристойного в своем блаженстве. Память у него бы-
ла такая плохая, что он то и дело забывал имена Улисса, либо Ахилла, ли-
бо Приама, которых мы знаем2 не хуже, чем рабов, приставленных к нам с
детства. Никакой старик-номенклатор, который вместо того, чтобы вспоми-
нать имена, выдумывает их, не приветствовал граждан до того невпопад,
как Сабин - троянцев и ахеян. А хотелось ему слыть знатоком. (6) И вот
какое средство он придумал: купив за большие деньги рабов, одного он
заставил заучить Гомера, второго - Гесиода, еще девятерых распределил он
по одному на каждого лирика3. Чему удивляться, если они дорого обошлись
ему? Ведь таких рабов не найти, их готовили для него на заказ. Собрав у
себя эту челядь, стал он донимать гостей за столом. В изножье у него
стояли слуги, у которых он спрашивал те стихи, что хотел прочесть, - и
все-таки запинался на полуслове. (7) Сателлий Квадрат, прихлебатель бо-
гатых глупцов, который перед ними пресмыкался и (ведь без того невозмож-
но!) над ними насмехался, посоветовал ему поставить грамматиков сборщи-
ками упавших объедков. А когда Сабин сказал, что каждый раб обошелся ему
в сто тысяч. Квадрат отвечал: "Столько же книжных ларей ты мог бы купить
дешевле!" Но тот все же упорно считал, что знания каждого из его домо-
чадцев - это его знания. (8) Тот же Сателлий стал подзадоривать Сабина,
человека больного, изможденного и хилого, заняться борьбой. А когда тот
ответил: "Как же я смогу? Я и так еле жив!" - он сказал: "Во имя богов,
не смей так говорить. Разве ты не видишь, сколько у тебя здоровенных ра-
бов?" Совершенство духа нельзя ни взять взаймы, ни купить, а если бы оно
и продавалось, все равно, я думаю, не нашлось бы покупателя. Зато ни-
зость покупается ежедневно.
(9) Получи теперь то, что я должен, и прощай. "Бедность, живущая по
закону природы, - это богатство". Эпикур часто повторял эту мысль, всег-
да по-новому. Но не беда сказать лишний раз, если этому сколько ни
учись, все мало. Одним довольно лекарство указать, другим нужно его на-
вязывать. Будь здоров.
Письмо XXVIII
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Ты полагаешь, будто ни с кем, кроме тебя, такого не бывало, и,
словно делу невиданному, удивляешься тому, что и долгое странствие, и
перемена мест не рассеяли твоей тоски и угнетенности духа. Но менять на-
до не небо, а душу! Пусть бы ты уехал за широкие моря, пусть бы, как го-
ворит наш Вергилий"Столько же книжных ларей ты мог бы купить дешевле!"
Но тот все же упорно считал, что знания каждого из его домочадцев - это
его знания. (8) Тот же Сателлий стал подзадоривать Сабина, человека
больного, изможденного и хилого, заняться борьбой. А когда тот ответил:
"Как же я смогу? Я и так еле жив!" - он сказал: "Во имя богов, не смей
так говорить. Разве ты не видишь, сколько у тебя здоровенных рабов?" Со-
вершенство духа нельзя ни взять взаймы, ни купить, а если бы оно и про-
давалось, все равно, я думаю, не нашлось бы покупателя. Зато низость по-
купается ежедневно.
(9) Получи теперь то, что я должен, и прощай. "Бедность, живущая по
закону природы, - это богатство". Эпикур часто повторял эту мысль, всег-
да по-новому. Но не беда сказать лишний раз, если этому сколько ни
учись, все мало. Одним довольно лекарство указать, другим нужно его на-
вязывать. Будь здоров., "города и берег исчезли", - за тобою везде, куда
бы ты ни приехал, последуют твои пороки. (2) То же самое ответил на
чей-то вопрос и Сократ: "Странно ли, что тебе нет никакой пользы от
странствий, если ты повсюду таскаешь самого себя?" - Та же причина, что
погнала тебя в путь, гонится за тобою. Что толку искать новых мест,
впервые видеть города и страны? Сколько ни разъезжай, все пропадет впус-
тую. Ты спросишь, почему тебе невозможно спастись бегством? От себя не
убежишь! Надо сбросить с души ее груз, а до того ни одно место тебе не
понравится. (3) Пойми, ты теперь в таком же состоянии, как та пророчица,
которую наш Вергилий изобразил исступленной и воспламененной чужим ду-
хом, почти уже овладевшим ею:
Точно вакханка, она по пещере мечется, будто Бога может изгнать из
сердца.2
И ты мечешься туда и сюда, чтобы сбросить давящее бремя, а оно, чем
больше ты скитаешься, тем делается тягостнее. Так менее тяжек для кораб-
ля груз, закрепленный неподвижно, а груз, наваленный неравномерно, пере-
вешивает на один борт и скорее топит судно. Что бы ты ни сделал, все
обернется против тебя, самими разъездами ты вредишь себе: ведь больному
не даешь ты покоя. (4) Зато когда избудешь эту беду, всякая перемена
мест станет тебе приятна. Пусть тебя сошлют на край земли, пусть заста-
вят жить в любой глуши у варваров, - такое пристанище, вопреки всему,
окажется для тебя гостеприимным. Важно, каким ты приезжаешь, а не куда
приезжаешь, - и поэтому ни к одному месту не должны мы привязываться
всей душой. Надо жить с таким убеждением: "Не для одного уголка я рож-
ден: весь мир мне отчизна"3. (5) Будь тебе это ясно, ты не стал бы удив-
ляться, что не помогает новизна мест, когда ты, наскучив одной страной,
перебираешься в другую: ведь и первая пришлась бы тебе по душе, если б
ты все считал своим. А сейчас ты не путешествуешь, но скитаешься и ме-
чешься, гонимый с места на место поисками того, что есть везде: ведь
всюду нам дано жить правильно. (6) Есть ли что суетливей форума? Но и
там можно жить спокойно, если деться некуда. Хотя, если б можно было
располагать собою, я бежал бы от одного вида, не то что от соседства фо-
рума: как есть гиблые места, подтачивающие самое крепкое здоровье, так
есть места вредные для тех, чей дух хотя и благороден, но еще не совер-
шенен и до конца не излечен. (7) Я не согласен с теми, кто бросается в
волны и, любя жизнь беспокойную, каждый день мужественно сражается с
трудностями. Мудрый терпит такую участь, но не выбирает ее и предпочита-
ет мир сражению. Мало пользы избавиться от своих пороков, если приходит-
