есть образцы ваших реляций - я сличу.
- Что писать?
- <Я, Неуманн Артур Иванович, обязуюсь сотрудничать с резидентом ЧК в
Эстонии Павлом>. Подпишитесь внизу. Это раз. Теперь дальше: <Сообщаю, что
секретарь комфракции Пауль Раудсепп будет перевезен в Раквере, где его
намереваются убить в лесу при попытке к бегству. Дату перевоза Раудсеппа я
постараюсь выяснить у Плоома, который, вероятно, будет в курсе событий.
Артур>.
- Я не стану...
- Станете, - тихо сказал Роман.
- Что еще?
- Пишите: <Исаев поступил в мое ведение. Нолмар через свою агентуру
настаивает на том, что он является русским нелегалом в Ревеле. Артур>.
Дальше: <Мною, Неуманном Артуром Ивановичем, получено от Павла 3000 (три)
тысячи французских франков>. Подпишитесь своим именем.
Роман спрятал эти документы в карман, придвинулся к костру, погрел
руки и сказал:
- Теперь о том, что вы должны будете сделать... Исаев попросит у вас
врача, поскольку у него начнутся сильнейшие боли в позвоночнике... И вы
переведете его в больницу, как человека недвижимого, у которого отнимаются
ноги. Естественно, вы сделаете это лишь после заключения экспертов о его
нетранспортабельности - чтобы соблюсти ваше реноме... Поскольку теперь вы
- мой агент, ваше реноме будет соблюдаться вдвойне тщательно, обещаю вам
это совершенно твердо.
- Я не смогу держать его в больнице без охраны.
- Поставьте охрану.
- Я не убежден, что ваши люди смогут взять его оттуда - охрана в
достаточной мере натренирована...
- Если мы не сможем взять его - к вам претензий не будет. Конечно,
коли вы захотите устроить засаду, чтобы угробить наших людей и через них
выйти на меня, - тогда другое дело... Во-первых, мы живем не в семнадцатом
веке и ваши расписки сегодня же уйдут за кордон; во-вторых, если, несмотря
на это обстоятельство, вы все же рискнете на пакость - я не поставлю за
вашу жизнь и ломаного гроша: у меня иного выхода нет. А это вот, - Роман
протянул Неуманну деньги, толстую пачку марок, - возьмите, первый гонорар,
н, надеюсь, не последний.
Неуманн осторожно положил деньги в карман - будто змею прятал.
- Теперь умойтесь и будем обговаривать детали...
Неуманн пошел к реке: сгорбленный, постаревший на десять лет, жалкий
и до странности маленький ростом, раньше он казался Роману значительно
выше.
- Не утопится? - шепотом спросил Юха.
Роман молча покачал головой и, сорвав травинку, начал неторопливо ее
покусывать.
<А. О. Альскому.
т. Альский! Приняты ли меры у с к о р е н и я и
у с и л е н и я работы Гохрана?
Мобилизации коммунистов?
Итог: через сколько месяцев и что именно будет сделано? В ы
виноваты будете, если вопрос будет <застревать>, ибо в подобном
случае Вы должны обжаловать быстро, довести до в ы с ш е й
и н с т а н ц и и, т. е. до Политбюро.
Но б ы с т р о.
Л е т о м надо воспользоваться, а Вы прозеваете лето:
предупреждаю, что всецело на Вас ляжет ответственность. Торопите и
жалуйтесь мне (насчет СТО) и в Политбюро, если я не компетентен.
Ленин>.
Проект директивы насчет работы СТО и СНК, а также Малого СНК
<...Недоверие к директивам, к учреждениям, к <реорганизациям> и
к сановникам, особенно из коммунистов; борьба с тиной бюрократизма и
волокиты проверкой людей и проверкой фактической работы; беспощадное
изгнание лишних чиновников, сокращение штатов, смещение коммунистов,
не учащихся делу управления всерьез, - такова должна быть линия
наркомов и СНКома, его преда и замов.
Ленин>.
РАЗВЕДКА БОЕМ
__________________________________________________________________________
Ночью в камеру к Исаеву перевели Никандрова. В слабом, неровном свете
лампы, забранной металлической сеткой, лицо сокамерника показалось Исаеву
отдаленно знакомым, но расспрашивать он его ни о чем не стал, понимая, что
к нему этого человека подсадили неспроста: Неуманн затеял серьезную игру и
баловать <подопечного> соседом просто так в его задачу, понятно, не
входило.
<Посмотрим, как работают здешние подсадки, - подумал Исаев, укрываясь
одеялом, - это тоже интересно>.
Утро он начал с гимнастики. Занимался он гимнастикой изнурительно, до
обильного пота, но сегодня старался не шуметь, прыгал только на мысочках и
отдувался вполсилы: сокамерник еще спал. Вообще-то Исаев ненавидел
гимнастику. Он считал, что пешие и лыжные прогулки, поездки на воды и
верховая езда никак не могут гарантировать человека от падения на голову
куска штукатурки или отравления угарным газом, но здесь, в тюрьме,
гимнастика необходима как <инструмент дисциплины>.
- Потом воняет, - услыхал он хрипловатый голос.
- Пот не дерьмо, можно перетерпеть, - ответил Исаев и обернулся. -
Во-первых, вставайте, граф, вас ждут великие дела, а во-вторых, давайте
знакомиться. Максим Исаев.
- Леонид Иванович Никандров.
- Не может быть! Тот самый?
- Какая разница... Тот - другой...
- Разница огромная. Понимаете, мне здесь не дают книг. Только
Библию...
Никандров перебил его:
- А что Библия? Не книга, по-вашему?
- Дослушай - после казни! Так, кажется, у древних?
- Если бы вы всегда исповедовали эту истину.
Исаев расхохотался. Он смеялся долго - для того, чтобы сэкономить
время на раздумья. <Значит, - думал он, - Неуманн сказал несчастному
писателю, откуда я. Они его, видимо, переломали на деле Воронцова и
подсадили ко мне...>
- Про меня несколько позже, Леонид Иванович. Поднимайтесь, попробуйте
помахать руками, потом я сделаю вам массаж, и начнем наш реферат.
- Вы сумасшедший?
- Да. А что? Задирайте рубаху, исполню вам массаж, но завтра все
равно заставлю делать ногодрыганье и руковерченье...
Исаев сел на краешек нар, возле плеча Никандрова. Тот в ужасе от него
отодвинулся - не смог скрыть тяжелой, испуганной ненависти.
Исаев покачал головой и тихо, очень дружелюбно сказал:
- Леонид Иванович, вам следует завязать со мной добрые отношения.
Никандров рывком сел. Потер мятое лицо свое большой, исхудавшей
пятерней, словно отгоняя наваждение, и спросил:
- Зачем? Почему я должен завязывать с вами добрые отношения?
- Не кричите... Стражники рассердятся. Задирайте рубаху. И на пузо,
извольте.
В девятнадцатом, когда Исаев был офицером в пресс-группе Колчака, он
попал в плен к партизанам. Он не имел права открываться даже своим. Да и
откройся, кто б поверил. Поэтому, крепко отлупив <белого гада>, партизаны
бросили его в сарай, но под утро завязался бой с подошедшим бронепоездом
адмирала, об Исаеве в пылу схватки забыли, и утром, после крепкого чая с
водкой, его растер поручик Курочкин - из конных каппелевцев. Массаж сделал
он мастерски, и с тех пор Исаев поверил в волшебство этого врачевания.
Однажды, смеясь, сказал Бокию: <Глеб, я могу перевербовать любого
стареющего разведчика на каппелевском кавалерийском массаже>.
Он долго растирал Никандрова, и тот уснул со странной, тихой улыбкой
на лице.
После завтрака Исаев сказал:
- А теперь давайте, до обеда дискуссия.
- У меня прогулка до обеда...
<Бедненький, - усмехнулся Исаев, - все ясно. Ему поручили установить
для меня связь. Им важно узнать, кого я хотел бы здесь найти и как
связаться с волей>.
- Прогулка прогулкой, а лежать все время грех. Поднимайтесь. И
давайте дискутировать стоя. Вы знаете новую теорию медицины? Нет? Если
человек будет стоять по восемь часов в сутки, он гарантирует себя от язвы,
геморроя и атрофии простаты.
- Дайте мне спокойно лежать...
- Не дам!
- У меня ноги болят...
- Перестанут! Поднимайтесь!
Никандров поднялся, отошел к стене.
- Вот так, - одобрительно заметил Исаев. - Очень хорошо. Итак, мы
начинаем! Работая в пресс-группе покойного адмирала, я передавал
телеграфом корреспонденции, которые сразу же шли в номер. Стремительность
войны предполагала стремительность языка. Библия - это история, отсюда
краткость, сжатость и афористичность языка. Вы заметили, никогда язык не
бывает так сочен и емок, как в минуты наивысшего напряжения, когда на
карту поставлена жизнь? Вспомните прошлый век: описательство - первооснова
традиции. Но мир устал от расплывчатости, мир требует конкретики. В этом
кроется громадная опасность для человечества, ибо конкретность зиждется на
утилитаризме, на однозначной рецептуре, на едином гребешке для всех:
платформа Бенито Муссолини в этом смысле поразительный образчик возможного
будущего. Однако революция в обществе, вызвавшая к жизни - пусть пока еще
невидную - революцию в производстве, науке и технике, неминуемо поставит к
барьеру и литературу. Прежняя литература кончилась...
- Тьфу! - сказал Никандров. - Тьфу! Да никогда не кончится
литература! Никогда! Противно слушать. Все вроде бы рядом с правдой, а
ложь! Как может кончиться наша литература, коли она всегда страдала
народными страданиями?!
- Браво! Именно это я и хотел от вас услышать Жить страданием народа
- значит быть внутренне честным, да?
- Именно.
Исаев подошел вплотную к Никандрову и сказал:
- Вы убеждены, что имеете право говорить о честности литератора после
того, как вас подсадили ко мне? - Он не давал Никандрову опомниться. - Что
он вам велел сделать? С кем вы должны повидаться на прогулке?!
- Вы говорили со мной, зная обо всем?
- Догадывался.
- Значит, вы... Значит, вы играли со мной?
- Это Неуманн играет с вами. А для меня вы были, есть и останетесь
Никандровым, - грустно сказал Исаев. - Если устали - можете полежать
десять минут. Проклятая российская черта - сострадать... На Западе враг
есть враг. А мы и во враге, злодее, колупаемся. А то, что российская
литература никогда не кончится, - об этом спору нет, это я дразнил вас...
Скоро вас на прогулку выдернут... Там к вам, наверное, кого-то подсунут,
будет вам <товарищ> говорить и просить мне весточку передать. Это их
человек... Скажите, завтра возьмете... И Неуманну об этом доложитесь.
Никандров вздохнул:
- Никогда не думал, что это такое счастье: говорить - пусть даже с
врагом - на хорошем русском!
- А вы поверили Неуманну, что я враг?
- Коли вы из ЧК, так кто ж вы мне? Друг, что ли?
- Ну, а если я - офицер Колчака, тогда кто я вам?
- Тогда - знакомый.
<Н а р к о м в н е ш т о р г, Л е ж а в е*. Вчера в посольстве
для встречи с совторгпредом приехал глава ювелирного концерна Маршан.
Он заявил, что после того, как его представителя посетил русский
оценщик бриллиантов, коего он знает по прежним операциям, его концерн
готов вступить с нами в деловые отношения. Смысл внесенного Маршаном
предложения заключается в том, чтобы Пожамчи отобрал и привез в
Ревель драгоценности - из реестра уникальных. <Пожамчи должен
подобрать для нашего концерна те бриллианты и сапфиры, которые
позволят мне, несмотря на риск, предложить вам продукты питания:
хлеб, масло, растительные жиры и мясо, некоторые промышленные товары.
Вы должны понимать, что все ювелиры мира бойкотируют вас, однако я
иду на риск, учитывая наши взаимные перспективные интересы>.
_______________
* Расстрелян как <враг народа> в 1937 году.
На предложение купить драгоценности Маршан ответил отказом,
