- Здесь ты ошибаешься.
Нолмар лукаво посмотрел на фройляйн Барбару и перевел взгляд на
Дольмана-Гротте.
- Ты верно понял, - ответил тот, - невеста уступила мне своего
секретаря, фройляйн Барбару, но я отдал ей моего шофера на время этой
поездки... Мне бесконечно совестно перед тобой, что я не пью, но ты всегда
умел пить здорово и вкусно, а за меня будет пить наша очаровательная
Барбара...
После получаса веселого застольного разговора Дольман-Гротте сказал:
- Поскольку милая Барбара присутствует на всех наиболее серьезных
переговорах, - он легко улыбнулся женщине, - и, боюсь, информирует о них
мою невесту, фройляйн Ильзе Крупп, - я стану говорить при ней о нашем
предложении, Отто. Нет смысла возвращаться к мимолетному обмену мнениями о
смысле могущества. Я был, верно, не прав тогда. Это все было от страха
перед смертью и стремительностью старения. Дело, которое пожирает тебя, -
вот единственное спасение от химер и страхов. Государственная политика -
дело ли это? И да и нет. Она вне логики. Она абстрактна и в то же время
субъективна. Я беру быка за рога, Отто. Мы ищем свои глаза и уши повсюду.
Особенно в малых странах, пограничных с Россией, - а в России Германия
заинтересована: не только в близком, но и в далеком будущем. О России
разговор особый, Отто. Мы заинтересованы в русской инженерии - они
бесконечно талантливые теоретики, их инженерная мысль свободней и
дерзновенней нашей. Они не умеют работать и никогда не научатся этому в
силу своей лености, но именно потому, что они ленивы, - их фантазии,
особенно, повторяю, теоретически-инженерные, нас очень интересуют.
Говорят, что и в Ревеле и в Риге много бедствующих русских... Несчастная
нация...
Фройляйн Барбара пододвинула Дольману-Гротте папку с вырезками, и он
взял наугад несколько объявлений из <Последних известий>.
- Вот, изволь: <Даю уроки по высшей математике, физике и химии на
трех языках за любую плату>. Или: <За небольшое вознаграждение
приват-доцент С.-Петербургского университета дает уроки по математике и
физике>. И обратный адрес, видишь? <Обращайтесь в газету с запросами на
мое имя>. Я прошу тебя, Отто, помочь Германии. Естественно, все твои
возможные затраты на встречи, корреспонденцию, приемы и прочую
надоедливую, но необходимую бюрократическую муру будут компенсированы. Мы
предлагаем к твоим тремстам долларам еще пятьсот наших. Если ты согласен,
мы сейчас же подпишем договор на твое сотрудничество и <И. Г.> в качестве
консультанта по России и прибалтийским областям.
На следующий день после этого разговора Нолмар начал действовать. Он
зашел к редактору-издателю <Последних известий> Михаилу Генриховичу Ратке,
к Вахту в <Народное дело>, к Львову в <Комитет помощи беженцам> и
договорился об организации встреч с русскими инженерами и профессорами.
Причем, естественно, ни о какой денежной компенсации Львову или Ратке речи
и не шло. Отто Васильевич так построил беседу, что те считали себя ему
обязанными: наконец-то несчастной русской интеллигенции пришли на помощь.
Первым, с кем увидался Нолмар, был молодой ученый-физик Иван
Прохорович Травин.
После Нолмар казнил себя за то, что принял с самого начала
покровительственный тон в разговоре с этим оборванцем.
- А собственно, отчего вы решили, что я намерен принять ваше
предложение? - спросил Травин. - Отчего вы так смело предлагаете мне
поселиться в Германии?
- У вас нет другого выхода: вы здесь нищенствуете.
- У меня всегда есть альтернатива - вернуться в Россию.
- Что вас ждет там?
- Россия.
- Голод, презрение озверевших рабочих, проверки, террор.
- Я убежден, что с нэпом ужас террора кончится.
- Я не понял вас, вы отказываетесь? - спросил Нолмар, еще раз
неосторожно оглядев одежду и рваные сапоги русского. - Неужели вы
предпочитаете дикость - цивилизации, прозябание - работе?
- Я никогда не считал мою родину дикой, и такое отношение к России
лишает меня права продолжать разговор.
С приват-доцентом Павлом Петровичем Куравлевым Нолмар беседовал уже
совершенно иначе. Он собрал кое-какие данные о нем и потому говорил так:
- Павел Петрович, я понимаю, сколь тяжело вам жить вне родины...
Вероятно, вам, как патриоту России, особенно горько и то, что вы не можете
отдавать народу свои знания... Я понимаю вас и скорблю вместе с вами, хотя
являюсь по крови немцем...
- Спасибо, Отто Васильевич. Спасибо за добрые слова о моей родине...
Сейчас модно бранить Россию и пугать ею детей, но Россия еще скажет свое
слово.
- Меня уполномочили предложить вам поехать года на два в Германию, в
хороший институт, и поработать над своей темой: я думаю, когда вы
закончите свое исследование, дома все наладится и вы вернетесь в Россию не
с пустыми руками...
- Спасибо вам, спасибо, - растроганно повторил Куравлев, - хочется
снова работать, когда встречаешь таких людей, как вы. Но как мы поедем в
Германию? У меня ведь трое детей, жена и ни копейки денег на дорогу...
- Квартира вам будет приготовлена, а что касается проезда, то фирма
оплатит расходы, а после вычтет эти суммы из вашего жалованья.
Третий, Степан Гаврилович Угаров, выслушав - теперь уже трафаретную -
вводку Нолмара, усмехнулся и спросил:
- А собственно, с чего вы решили, что я собираюсь возвращаться? Стадо
взбесившихся мужепесов - работать на них? Россию надо наполовину
перестрелять: по-библейски - всех лиц мужского пола; а на бабах женить
вашу немчину, англичан и шведов. Конечно, я поеду в Германию - только мне
нужны гарантии в получении гражданства, иначе я стану подаваться в
Северо-Американские Штаты, там платят больше и от России подальше...
<Неожиданная нация, будь они трижды прокляты, - думал Нолмар, -
ничего нельзя наперед думать, особенно в беседах с их одаренностями и
талантами: тут полный сумбур, полнейший>.
Поднимаясь к себе домой после очередной беседы с русским инженером,
Нолмар рассчитывал принять горячую ванну и сразу же лечь под перину -
отсыпаться: замотался он с этими русскими до последней крайности.
Увидав возле своей двери тень человека, он быстро достал из кармана
пистолет. Это в нем сработало автоматически: Ревель засыпал рано, да и за
годы, прожитые им здесь, никто ни разу не торчал возле его двери.
- Отто Васильевич, я с ума схожу, жду вас третий час, - тихо сказала
Оленецкая.
- Что случилось? На вас лица нет. Заходите, голубушка. Зря, конечно,
вы ко мне без звонка - не ровен час, заметил вас кто...
- Я шла осторожно.
Он пропустил ее в квартиру, принял пальто.
- Виктор в России... Вы знали об этом?
- Ах, какая хитрая женщина... Откуда вам стало об этом известно?
Хотите кофе?
- Нет, нет, благодарю вас...
- Вы бледная, и руки как ледышки. Сейчас я заставлю вас выпить
капельку грога, садитесь в кресло и укрывайте ноги пледом. Откуда это
пришло к вам, что Виктор Витальевич - дома?
- Я узнала об этом сегодня совершенно определенно.
- От кого?
- Это неважно, Отто Васильевич. Главное, что он - в России и за ним
начали охоту, потому что шифров...
- Вы очень любите его, Мария Николаевна?
- Если с ним хоть что-нибудь случится - я покончу с собой. Мне на
этой земле нет смысла без него жить...
- Что вы готовы сделать для его спасения?
- Все.
- Все, - задумчиво повторил Нолмар, - все... Тогда для начала выпейте
грога, это вас согреет. И пожалуйста, верьте мне, милая, - с Виктором
Витальевичем, который мне тоже очень дорог, все в порядке. Вы сказали, что
готовы сделать для него все... Тогда, во-первых, ответьте мне, пожалуйста,
чем вы занимаетесь в русском посольстве?
- Я шифровальщица.
- Хорошо, что вы сразу сказали правду. Теперь, во-вторых, скажите
мне, каким шифром вы работаете? Каким шифром вы сегодня писали сообщение о
Викторе? Вы мне передадите его на полчаса завтра?
- Зачем это вам?
- Мне это нужно, поскольку я являюсь резидентом Германии в Ревеле и
вся информация, исходящая из вашего представительства, мне крайне важна. А
Виктор Витальевич - один из моих ближайших друзей, и, следовательно, чем
больше я буду знать обо всем, происходящем у вас, тем вернее гарантия, что
я смогу заранее предупредить его об опасности...
- Боже мой, - тихо сказала женщина, - господи боже мой...
- Раскаиваетесь, что отдали сердце такому человеку, как Воронцов?
- Нет... Просто я думаю - как жесток этот страшный мир. Какие мы все
маленькие. Беззащитные...
- Вы не правы, Мария Николаевна. Мы были бы слабы и беззащитны, не
имей друзей. Сейчас жизнь Воронцова зависит от нас с вами... Например,
думается мне, у него могут быть определенные трудности с жильем... Как бы
вы могли помочь ему?
- Моя сестра... живет в Кремле, она вне всяких подозрений.
- И если вы черкнете ей записочку: <Дорогая, приюти моего друга на
два-три дня>, ваша сестра даст кров?
- Конечно...
- Где она работает?
- Она контролер Рабкрина в Гохране.
- Вот видите... А я раньше об этом не знал. Берите листок бумаги и
пишите: <Дорогой Виктор, я буду помогать вам вместе с Отто - всегда и во
всем>. Он будет очень рад получить такую весточку...
- Кто больше: вы или он? - горько спросила она.
- То есть? - удивился Нолмар. - Я не понимаю...
- Уж если я понимаю, Отто Васильевич, то вам грех не понимать -
вербовка и есть вербовка.
- Полно, Мария Николаевна, какая там вербовка! Виктор мне рассказывал
о той неоценимой помощи, которую вы оказывали ему, а следовательно, и мне,
уже полгода назад... Так что эта записка - лишь соблюдение необходимых
формальностей. А завербованы вы полгода назад, и об этом есть
соответствующие документы в Берлине. Нам без отчетности нельзя никак... Не
голодны? А то я сделаю бутерброд.
- Не надо... Когда он должен вернуться?
- По нашим подсчетам, он управится за месяц. Но возможны всякие
непредвиденные случайности, тогда он задержится и станет уходить через
Дальний Восток и Китай.
- У вас от него что-нибудь уже было?
- Пока я знаю, что он благополучно перешел границу. А вот кто и как
узнал, что он в России? Виктор Воронцов - человек известный в ЧК.
Наверняка там есть его фотографические портреты. Узнать о том, что он в
России, мог лишь серьезный, очень вдумчивый агент ЧК. Новые люди в вашем
посольстве, насколько мне известно, не появились... Кто передал донесение?
Точная дата? В котором часу?
- Это писал кто-то чужой, такого почерка еще ни разу не было.
Донесение передал Шорохов.
- А вы не знаете, он выезжал перед этим куда-нибудь из своего офиса?
- Не знаю...
- Можно узнать?
- Постараюсь, - ответила Оленецкая как-то безучастно, неотрывно глядя
в темный угол кабинета.
- Так не годится, милая моя... Вы так погубите Виктора Витальевича...
Вы должны ответить в первую очередь себе: можете ли вы точно выяснить,
приезжал ли вчера Шорохов в посольство и когда?
- Он пришел ко мне около девяти - румяный, как после прогулки.
Назавтра Нолмар через своих людей в политической полиции Эстонии
выяснил, что машина коммерсанта Шорохова действительно выехала из здания
посольства в 8.25. От наружного наблюдения, которое пытались вести агенты,
не имевшие машины, но только две пролетки, автомобилю русского удалось
оторваться.
Департамент полиции на запрос, сделанный Нолмаром через своего агента
из министерства внутренних дел, ответил, что в редакциях эмигрантских
газет и в комитете помощи беженцам был зарегистрирован новый русский
