ответил Тадава.
- Ну и оставьте для Кавказа свои обращения. А я вам гражданка
Евсеева.
- Хорошо, гражданка Евсеева. Я приношу вам извинение. Пожалуйста,
возьмите ручку и бумагу, напишите подробное объяснение, когда, при каких
обстоятельствах и в связи с чем к вам пришел моряк, о чем говорил, как вы
провели время, когда он ушел и когда обещал вернуться - если, конечно,
обещал.
- А я вам не обязана писать. Спросили - ответила. Дальше - моя личная
жизнь, она вас не касается, она у нас законом охраняема.
- Вы совершенно правильно ответили, гражданка Евсеева. Но, во-первых,
речь идет не о вашей личной жизни, а о преступнике, которого преследует
уголовный розыск Советского Союза, во-вторых, вы работаете не во
<вторсырье>, а в ювелирном магазине, имеете доступ к драгоценностям, и
наконец, в-третьих, если вы знаете, когда моряк был намерен вернуться в
Смоленск, но не говорите мне об этом, я привлеку вас к суду за
пособничество особо опасному преступнику.
- А какие у вас есть для этого основания? Нет у вас никаких оснований
меня привлекать.
- Значит, вы не хотите помочь нам захватить врага?
- А я вам так не сказала. Я сказала, что писать ничего не буду. Есть
вопросы - задавайте. И карточки свои со стола уберите, тошно смотреть.
Тадава послушно убрал фотографии, аккуратно положил потрепанную
канцелярскую папку крокодиловой кожи в портфель, спросил разрешения
закурить, достал пачку <Примы>, затянулся, ощутив горьковатую синеву
табачного дыма, и спросил:
- Вас не удивил его приход?
- Чего ж удивляться? Он видел меня, а я его глаза запомнила...
- Он спрашивал вас о Кротовой?
- На этот вопрос я отвечать не буду.
- Почему?
- Не буду - и все.
- О вашей работе спрашивал?
- Чего-то спрашивал... Он о камнях говорил красиво, какой камень
какому зодиакальному знаку принадлежит, почему так считают...
- Он вам какие-нибудь камни показывал?
- Да.
- Какие?
- Изумруд.
- Один?
- Да.
- Кольцо?
- Да.
- Дорогой камень?
- В магазине сейчас такие реализуют... Грани хорошие, цвет, глубина,
все при нем.
- Не говорил, откуда он у него?
- Что я, милиционер, такие вопросы задавать?
- На море вам съездить не предлагал?
- Не буду я на такие вопросы отвечать, сказала же!
- Значит, в Адлер он вас все же позвал. Кротову он, впрочем,
приглашал в Батуми.
- Не сталкивайте нас лбами, не столкнете...
- Бутылка, которую он принес, осталась?
- Я бутылки не сдаю, я их выбрасываю в мусоропровод.
- Шампанское и водка?
- Я ж сказала - не лезьте в мою личную жизнь. Ее у меня и так слишком
мало, чтоб я с другими делилась.
Тадава поднялся:
- Я надеюсь, вам не придется казнить себя за то, что вы не захотели
нам помочь обезвредить преступника. Мы постараемся поймать его без вашей
помощи. Но если случится горе, оно будет непоправимым. А этого можно
избежать, расскажи вы нам все. Я хочу, чтобы вы запомнили эти мои слова.
До свиданья, гражданка Евсеева.
С этим и ушел. Дверь прикрыл очень аккуратно, так закрывал дверь
своего <жигуля>; очень сердился, когда сильно хлопали, хотя сейчас ему
хотелось так рвануть на себя медную, в форме львиной морды ручку, чтобы
из-под косяка посыпалась штукатурка.
<ГУВД Исполкома Магарана, майору Жукову. Прошу срочно опросить
знакомых Петровой, не было ли у нее кольца с зеленым изумрудом,
<хороших граней> - это выражение ювелира прошу перепроверить у
соответствующих специалистов, чтобы доходчивее объяснить вопрос
свидетелям. Майор Тадава>.
<Тадаве по месту нахождения. У Петровой было изумрудное кольцо.
Жуков>.
<Майору Тадаве из отдела Управления УГРО МВД СССР. На имя
полковника Костенко получены списки лиц, сдавших заявления на
поступление в рыбфлот СССР в период с ноября по настоящий день. Ни
Милинко, ни Минчакова в списках нет. Однако есть Пинчуков, 1925 года
рождения, из Весьегонска, имя и отчество сходятся с именем и
отчеством погибшего Минчакова. Проживал по адресу: Весьегонск,
Озерная, 3. Но на фотографии, приложенной к делу, лицо человека
обезображено шрамом, правый глаз косит. Полковник Кириллов>.
<Полковнику Кириллову. Прошу передать фото Пинчукова в НТО для
исследования. Отправлена ли справка по месту жительства Пинчукова?
Где находится в настоящее время? Прошу сообщить, в какой флот
оформлялся? Тадава>.
<Майору Тадаве. Фото Пинчукова - по заключению экспертов - в
определенных параметрах соответствует фотографии Кротова, которой мы
располагаем, однако категорический ответ экспертиза отказывается дать
в связи с плохим качеством фото. Пинчуков действительно проживал до
января с. г. по указанному адресу, косоглаз, имеет шрам на лице.
После принудительного лечения в антиалкогольном диспансере №12 домой
не вернулся из-за жены, которая не хочет, чтобы дети видели
отца-алкоголика. Где находится в настоящее время, неизвестно. Сосед
Антипов говорит, что Пинчуков выражал желание во время их последней
встречи, когда жена не пустила его домой, уехать на лесозаготовки.
Пинчуков проходил оформление в Калининградском рыбном флоте.
Полковник Кириллов>.
РАБОТА-IX (Берлин, ГДР)
__________________________________________________________________________
Пауль посадил Костенко за большой стол в библиотеке своего института,
разложил перед ним папки:
- Смотреть начинайте слева направо, я подобрал все по порядку: от
частного к общему, от Кротова к его хозяевам. По-немецки читаете?
- Со словарем, - ответил Костенко, - я же признавался.
Пауль рассмеялся:
- Понятно. Появятся трудности - я к вашим услугам, Владислав.
Ударение на этот раз он поставил русское, на последнем слоге, а
Костенко отчего-то сразу же вспомнил учительницу Александру Егоровну из
Адлера и то, как она навязчиво повторяла: <Козел>, <Козел> - ни разу не
произнесла имени своего ученика - <Гоша>. А ведь хорошее имя, Гоша,
Георгий...
...В первой папке хранилось уголовное дело по обвинению Николая Ивана
Кротова, 1923 года рождения, унтер-офицера <русской освободительной армии>
в сожительстве с имперской подданной Греттой Пикеданц, урожденной
Эленберг, 1907 года рождения.
Это был, однако, лишь первый пункт обвинения; второй и третий
показались Костенко куда как более серьезными: <избиение имперской
подданной при попытке ограбления ее ювелирного магазина>.
Пауль, поняв недоумение Костенко, помог ему:
- При Гитлере все вывезенные с родины славяне, французы, голландцы,
поляки, чехи, сербы давали подписку, что не будут сожительствовать с
немецкими женщинами: это запрещалось расовыми законами Гитлера -
<разжижение арийской крови грязными недочеловеками>. Нарушение
обязательства каралось заключением в концлагерь... Объяснение Кротова
прочитайте особенно внимательно, это любопытный документ.
Костенко еще раз пролистал страницы, нашел объяснение, потом вернулся
к самому началу дела, впился глазами в лицо Кротова: тот улыбался в
камеру; формочка пригнана; волосы на пробор; вот какая мне нужна, по ней
можно искать; несмотря на возраст, глаза, брови, нос, лоб - неизменны.
В третий уже раз прочитал собственноручное объяснение Кротова:
<Я, Николай Иванов Кротов, унтер-офицер РОА, награжденный великим
фюрером германской нации Адольфом Гитлером <Железным крестом> за
выполнение особых заданий в тылу большевиков, вынужден заявить, что
виновным в предъявленном обвинении себя не признаю. Гретта Пикеданц не
была со мною в близких отношениях, она лишь сдавала комнату в своем доме.
Невозможность наших близких отношений объясняется тем, что я дал подписку
о несожительстве с женщиной высшей расы. При этом фрау Пикеданц старше
меня на шестнадцать лет и страдает пороком - хрома на левую ногу. И я ее
не бил. Я оборонялся от нее, когда она решила, что я спустился в ее
ювелирный магазин со второго этажа (где снимал комнату), чтобы ограбить
ее, а я на самом деле лишь рассматривал драгоценности, потому что в России
никогда не видал ни золота, ни камней>.
Костенко несколько раз провел карандашом по размашистым строчкам
объяснения, насчитал двенадцать синтаксических и семь орфографических
ошибок.
<А ведь аттестат дали мерзавцу, - зло подумал он. - Демократия, чего
там. А если бы чудо? Не было б войны? Или остался б в тылу? Вдруг бы у нас
выбился? Ужас ведь...>
Далее шел приговор: три года каторжных работ; справка о
транспортировке Кротова в концлагерь <Дора>; вербовка его там службой СД
зоны; записка о присвоении новому агенту клички <Кротик>; его папка с
четырьмя рапортами унтершарфюреру СС Уго Раушке:
№ 1.
<24 ноября.
Вчера провел доверительную, <дружескую> беседу с пленным
полковником Сагадеевым и майором Иваньковским на тему <Создание
подпольных антифашистских групп>. Я изложил план, разработанный вами;
Сагадеев отнесся к предложению положительно, но Иваньковский сказал,
что об этом рано думать, стал расспрашивать про мою историю. Я
объяснил, что после <пыток> в так называемых <застенках гестапо> на
Александерплаце отправлен сюда, в так называемый <лагерь смерти>, и
что если нам не думать о восстании, то так называемые <палачи> всех
уничтожат. Иваньковский потребовал, чтобы я назвал имена людей, с
которыми сидел в камере, что дает возможность предположить его
принадлежность к гепеушникам или же и здесь укрывшиеся от возмездия
комиссары велели ему заниматься большевистской контрразведкой и
конспирацией.
Кротик>.
№ 2.
<12 декабря.
Сегодня я сказал Сагадееву, что больше с Иваньковским отношений
не поддерживаю, он трус, тормозит работу. Предложил Сагадееву встречу
с <Костей>, которого я представил как политрука, вместе с которым я
воевал под Киевом, будучи <комсоргом батальона>. Сагадеев уговаривал
не сердиться на Иваньковского, говорил, что так называемые
<гитлеровские провокаторы> плетут <сеть> против патриотов. Просил
подождать принимать какие-нибудь решения, сказал: <Ты горячий,
погибнешь зазря, а погибать надо во имя дела>.
Кротик>.
№ 3.
<29 декабря.
Сагадеев передал мне написанную от руки сводку с фронта, велел
передать в третий блок некоему <Игорю> (с рассеченным лбом), назвал
пароль и отзыв: <Огонька нет?> - <Ты ж знаешь, курить запрещено>.
Встреча назначена назавтра в 6.30 утра, после лагерной переклички.
Кротик>.
№ 4.
<30 января.
Любимый господин Уго Раушке!
После моей работы ликвидированы важные коммунистические
преступники, а, несмотря на это, меня не выпускают, как вы то
обещали. Смею напомнить, что я очень долго жду.
Хайль Гитлер!
Кротик>.
<1 февраля.
Секретно!
СС штурмбаннфюреру Либлиху; отдел <С> концлагеря <Дора>.
