касается <дельного>, то в архивах все дельно, ибо тебе открывается святое.
В наш прагматичный, лишенный рыцарства век это просто-напросто
необходимо...
- По-вашему, прагматика исключает рыцарство?
- Во многом - да.
Костенко покачал головой:
- Рыцарство - как социальное явление - абортарий зародившегося
прагматизма. Рыцарь, шедший отвоевать гроб господень, имел массу
привилегий; руки развязаны; возвращался богатым человеком, получал землю
и, в свою очередь, нанимал себе рыцарей. Не фетишизируйте слово.
- Мне кажется, мы только этим и занимаемся, Владислав Николаевич.
- Увы, - согласился Костенко и неожиданно для себя дружески улыбнулся
Тадаве.
- Пугаем себя словами...
- Не столько словами, сколько тем, как эти слова могут быть
истолкованы, и не нами, а супостатами, - поправил его Костенко. - Что мы
ни пиши, все равно противники станут толковать так, как им это выгодно в
данный конкретный момент. Ладно, когда вылетаете на границу?
- В семь.
- Как там погода, в ваших кавказских краях?
- Дождит. Но не это главное. Главное я припас на прощание: Лебедева,
который забрасывался к нам с Кротовым, мы нашли, Владислав Николаевич.
- Где он?
- Отсидел свои пятнадцать лет, сейчас живет под Сухуми...
- Под Сухуми?!
- Изумление ваше мне приятно, вроде бы форма некоего прощения за мой
доклад генералу и оперативность в поиске Лебедева, но как быть, если и
Кротов его искал и нашел?
3
В консульском управлении МИД Костенко долго и подробно рассказывал
дипломатам всю историю Кротова, о т х о д я порою в сторону о главного,
словно бы рассуждал вслух, заново перепроверяя себя самого, свою версию.
- Почему все-таки мне кажется, что он станет прорываться на Запад? -
оглядев своих слушателей, а их было трое, советник и два первых секретаря,
спросил Костенко.
Дипломаты переглянулись; Костенко же, мягко улыбнувшись, пояснил:
- Я снова и снова задаю себе этот вопрос. И задаю оттого, что, если
просчитался, неверно нарисовал психологический портрет Кротова, пошел не
за н и м, тогда проиграл я, а со мною и мои коллеги, которые взяли на веру
мою версию. Действительно, существует иное вероятие: преступник - возраста
предпенсионного, набит деньгами и золотом, вполне может затаиться где-то в
глубинке, такое бывало. Но я возражаю себе: <Он слишком много знает и
хорошо помнит свое прошлое, чтобы затаиваться здесь>.
- Что вы подразумеваете под <прошлым>? - поинтересовался советник. -
Войну или преступления, совершенные в последние месяцы?
- Вы поставили точный вопрос, - ответил Костенко. - Я рад, что вы так
хорошо меня поняли. Конечно, он помнит войну, он помнит победу, он читал в
газетах, как чекисты постепенно выявляют предателей, полицаев, карателей.
Он помнит свой п р о и г р ы ш, понимает, что его ждет, если он попадется.
Но он во время войны жил на Западе, он помнит Германию, он поэтому писал в
Израиль своему знакомцу: <Без денег там делать нечего>. И он копил, все
эти годы он копил золото.
- Зачем ему было убивать ювелира Кротову? Свидетель?
- Да.
Советник закурил:
- Но я, простите, не вижу логики в его визите к ней...
- Логика - абсолютна. Всего у нескольких людей на земле остались его
фотографии и письма. Родители умерли; он тем не менее навел справки:
осталась приемная сестра, жив дядька, с которым родители не дружили, жива
ювелирша, вдова двоюродного брата. И все ведь, больше никого нет... Их он
посетил, украл фото и письма - тщательно уничтожал следы. А с Кротовой
произошел скол: ее в ы з в а л и. Золото, камни, серебро, возможность
хищений, разговоры со следователем, изъятие фотографий и писем, удивление
ее по поводу пропавших фотографий родственника, <погибшего в боях за нашу
Советскую Родину>. А то, что его уже м о г у т искать, Кротов понимает. У
него в запасе была осень и зима. В своих размышлениях он, видимо, отвергал
вероятие преследования, пока трупы убитых им людей были под снегом. Он,
видимо, полагал, что в его таксомоторном парке могли и не обратиться в
милицию - текучесть рабочей силы, сами знаете, проблема; у руководителей
руки связаны, нечем д е р ж а т ь рабочего, категория материальной
заинтересованности и личной материальной ответственности перед обществом
еще не отлилась в бронзу. Видимо, все эти месяцы Кротов готовил операцию
ухода, очень тщательно, скрупулезно, выбирая оптимальный вариант.
- Петрову он ликвидировал, оттого что боялся свидетеля? - спросил
советник.
- Не знаю. Причина не до конца понятна мне. Эксперты разошлись во
мнениях: одни считают, что Петрова была беременна, другие не согласны, ее
нашли, когда жарко уж было, началось гниение... Может быть, боялся, что с
беременной трудно будет переходить границу, женщина в особом положении,
возможны непредвиденные срывы... Я допускаю такое вероятие, но в этом
вопросе сам хожу впотьмах, версии не имею, отвечаю вам как на духу...
- Вы советовались с нашими юристами-международниками? - спросил
первый секретарь, до той поры молчавший. - Если будет решено снестись с
консульством ФРГ, это предстоит делать мне. Я хочу быть во всеоружии.
- Да. Заключение юристов в деле, вы его прочтете. По поводу убийства
Минчакова и Петровой - улики бесспорны.
- А Милинко?
- Тоже.
- Видите ли, товарищ Костенко, - сказал советник, - вы поставили
такой вопрос, которого в практике еще не было...
Костенко усмехнулся:
- Потому-то и пришел именно к вам.
- Моего товарища спросит его коллега из консульского отдела
посольства ФРГ: <А почему, собственно, вы обращаетесь к нам с этим вашим
в н у т р е н н и м делом?> Что прикажете ответить?
Костенко нахмурился, молчал тяжело, долго, потом сказала
- А что, коли он уж границу на брюхе переполз? Дать ему спокойно там
жить?
Советник покачал головой:
- Ваше предположение, что он п о й д е т в Западную Германию, тоже
представляется мне весьма априорным... Вы говорите, что, судя по книгам,
которые он выписывал в библиотеке, он восстанавливал немецкий язык. Но
ведь с немецким можно жить в Австрии или Швейцарии. Наконец, в Штатах есть
целые немецкие районы, где в основном поселились б ы в ш и е...
- Верно, - легко согласился Костенко. - Меня мучат эти же вопросы, по
все-таки я остановился именно на Западной Германии... Дело в том, что по
характеру, - судя по расспросам тех, кто его помнит, - он тяготел к тому
лишь, что знал, нового боялся, а все те страны, которые вы назвали, -
внове ему. Он, видите ли, книг не читал, с детства это у него, говорил:
<Гулливера быть не может, выдумки это>... Если он ушел... Страшно
говорить... Если ушел или намерен уйти, то лишь туда, где бывал ранее...
Это вписывается в его психологический портрет.
- Исследуем ту возможность, которая вам представляется самой
неприятной, - сказал первый секретарь консульского управления. - Допустим,
что Кротов ушел в ФРГ. Но он обязан там объявиться вполне открыто,
заявить, что просит политическое убежище, чем-то свою просьбу
мотивировать. Пока этого не было. С чем же я сейчас пойду к
западногерманскому коллеге?
4
Кротов сидел в аэропорту. Был он в спортивной куртке, джинсах и
кедах, рядом поставил теодолит и плоский красно-белый метр - изыскатель,
одно слово. При погрузке в багаж теодолит могут ненароком поломать, знаем
мы наших умельцев, кидают как попало, не берегут государственное добро,
лучше сам понесу. Не сдал и металлический чемоданчик с инструментом - если
при выходе на поле будут пропускать через таможенную <п и щ а л к у>,
пусть пищит, инструмент п и щ и т - понятное дело; пистолет спрятан в
углублении, под инструментарием, кто додумается к у р о ч и т ь фирменный
чемоданчик?!
Он приехал в аэропорт заранее; в тюбетейке, бородатый, очкастый
геолог-изыскатель; перед этим зашел в старый подвал, съел хачапури, выпил
бутылку <Боржоми>, попросил заварить двойную порцию кофе; чувствовал себя
напряженным, каждую мышцу чувствовал.
Он внимательно наблюдал за тем, кто регистрировался на его рейс. Он
ждал, чтобы среди пассажиров появилась какая-нибудь старуха с внучком, он
очень надеялся на это, или беспомощный дед с клюкой - тоже подходит.
Но регистрировались, в основном, колхозники - пожилые мужчины в
невероятной величины кепках, их жены, одетые, несмотря на жару, очень
тепло; подошел к стойке старик, но без клюки, ходит вполне самостоятельно,
к нему не навяжешься, назойливость - заметна. До объявления посадки
оставалось еще полчаса.
<Это хорошо, что я уговорил девицу в кассе отдать последний билет на
этот рейс, - думал Кротов. - Только не надо зазубривать движения, это Луиг
советовал, а немцы все одно заставляли, поэтому и войну проиграли, фрицы
чертовы! Выиграли б, не пришлось мне змеем жить, ногой бы все двери
открывал... Все получится так, как я задумал, только не зубрить движения.
А если в самолете будет сидеть гаденыш из транспортной милиции? Нет, на
таких рейсах не должен. Да и потом я его замечу, всего три пассажира
должны еще прийти, что ж этот гад будет регистрироваться, как мы? Самолет
маленький, одна проводница, и всё. Дверь у пилотов закрыта, а она ходит,
воду дает, если только попросишь, на таких рейсах вода не положена, билет
и так дешевый... Из Смоленска я ушел чистый, они не могут Кротову со мною
повязать, они сейчас округу шарашат, ищут, кто взял ювелирный... Даже если
малыша уже нашли в Магаране, со мной не свяжут... Головушки нет, пальчиков
- тоже... Ах, Журавлева, Журавлева, ах, плачет по тебе петля, сука... Нет,
я иду чистым, я чувствую это, через час я буду т а м... Золото в
бриллианты таможенная <пищалка> не посечет, в тряпке, под инструментом,
рядом с пистолетом, тысяч пятьдесят зеленых потянет, ничего, для начала
хватит... Эх, пришла бы бабка с детенышем, с каким-нибудь завалящим,
запаха я их не переношу, а этого бы козой пугал, леденцами кормил, с
ребенком куда хочешь пустят, относятся по-особому, социализм, мать его
растак, забота о детях, чтоб они все неладны были... <Беременна я,
Гришенька, - вспомнил он Петрову, - ребеночек у нас будет>. Дура, сама
себя счастья лишила. Она б мне сейчас пригодилась, она зубами б глотку
кому хошь перегрызла, только скажи... Баба и есть баба, достал ты ее -
каштан из огня потащит, отца родного продаст...>
И тут Кротов увидел того, кого так ждал; шла потная, растерзанная
женщина с двумя тяжелыми чемоданами, а за нею, вцепившись пальцами в юбку,
топала плачущая девочка с куклой в руке.
Кротов поднялся, подбежал к женщине:
- Я помогу... Носильщиков-то не было, что ли?
- Да откуда они! - ответила женщина, вытирая со лба пот.
- Безобразие, да и только. Если фрукты везете, не советую сдавать,
лучше я вам помогу донести, швыряют чемоданы, спасу нет, помнут все.
- Да неудобно, что ж вы тащите, - ответила женщина, - спасибо, только
тяжелый чемоданище-то.
- Он тяжелый, а я не такой уж и старик, - Кротов нагнулся к девочке,
достал из кармана леденец: - Держи, маленькая. Тебя как зовут, мамина
дочка?
- Ли-дочка, - протянула девочка и начала деловито развертывать
леденец, вопросительно при этом глядя на мать.
Та, наконец, улыбнулась:
- Съешь, доченька, пососи...
Кротов подвел женщину к стойке, поддерживая под руку, спросил у
регистраторши:
- Можно нам чемодан с собой взять, девушка? Там фрукты, кидать будут,
