помнут.
- Тащите, если хочется, - ответила девушка за стойкой, взвешивавшая
чемоданы, - только перевес, двадцать шесть килограммов лишние.
- А у меня недовес, - Кротов заставил себя улыбнуться, - мы ж вместе
летим, вы на мой вес запишите чемодан, доплачивать не хочется, да и
маленькая с нами...
- Покажите ваш билет, - сказала девушка.
- Да я ведь только сейчас регистрировался...
- Все вы <только сейчас> регистрируетесь.
- Чего ж вы грубая такая? - удивилась женщина. - И так лететь с
ребенком страшно...
- Страшно - поездом ездите, - отрубила девушка. Она развернула билет
Кротова. - У вас рюкзак семнадцать килограммов, Мулиношвили. Все равно три
килограмма перевес...
- Да ладно, - сказал Кротов, - три кило всего, а мы с ребеночком...
Девушка поставила штампы, вернула билеты, одну бирку повесила на
чемодан, который стоял на весах, вторую протянула Кротову:
- Прицепите на тот, что с собой берете.
- Только у нас девочкины вещи в том, - Кротов кивнул на чемодан,
который по-прежнему стоял на весах. - Можно будет в самолете взять оттуда
теплые вещи?
- Бортпроводника спросите, а не меня!
Когда Кротов отошел, девушка просчитала пальцем - все ли
зарегистрировались, позвонила в диспетчерскую, сказала, что можно
объявлять посадку.
Когда пассажиры - Кротов взял на руки девочку, подхватил чемодан
женщины, а ей отдал свой ящик - двинулись на посадку, к стойке подошел
младший лейтенант милиция на воздушном транспорте Козаков, внимательно
посмотрел список зарегистрированных пассажиров. Ни Милинко, ни Минчакова,
ни Пулинкова, ни подобных им фамилий не было; на фамилию Мулиношвили,
понятно, не обратили внимания, слишком уж далеко от одной из возможных
фамилий того человека, которого искал уголовный розыск Советского Союза.
Второй пост у выхода на поле тоже не обратил внимания на очкастого
геолога - они тут часто летают, чуть не каждый день...
На выходе из здания аэропорта к автобусу пассажиров попросили пройти
через х и т р ы е воротца <пищалки>; женщину Кротов пустил первой. Тонко и
очень с л ы ш н о запищало.
- Откройте чемодан, - сказал спутнице Кротова мужчина в милицейской
форме.
Женщина вопросительно посмотрела на Кротова.
- Да что ж ты?!. - сокрушенно сказал он, не спуская девочку с рук. -
Открой защелку... Геолог я, тут инструмент, бомб нету, - засмеялся он,
глядя на милиционера...
Тот помог женщине открыть ящик, увидел аккуратно уложенные
инструменты, кивнул:
- Проходите.
...В самолете Кротов попросил соседа - обросшего жесткой щетиной
старика - уступить место женщине с девочкой:
- Мы вместе летим, папаша, мы вам два места отдадим в хвосте
безопасней к тому же...
- В маленьком самолете всюду безопасно, - ответил старик и поднялся с
кресла.
- Ой, спасибочки вам, гражданин, - сказала женщина Кротову, - как бы
я одна управилась, прямо не знаю!
- Мир не без добрых людей, - ответил Кротов и потрепал по голове
маленькую Лидочку. - Правильно я говорю, доченька?
<Только б они открыли дверь, - подумал Кротов, - только б сработал
мой план. Откроют. <Человек человеку>. Откроют...>
- Граждане пассажиры, - прохаживаясь между креслами, сказала
бортпроводница, - продолжительность полета час сорок минут. Просьба
привязать пристяжные ремни и воздержаться от курения.
<Через час двадцать начну, - подумал Кротов, - надо точно засечь
время, тут в минуте нельзя ошибиться. И - в направлении. Хотя там должен
быть виден берег, я за берег уцеплюсь, не дурак же, и нервы держу. Минут
через тридцать я первый раз пройду в хвост, принесу девочке что-нибудь.
Надо придумать, за чем пойти? Скажу, что дует, наверняка у бабы в чемодане
лежит теплая кофта для девчонки. Наверное, захочет сама пойти, колхозница,
боится, что я ее ситцевое платье сопру. Морда конопатая, глазенки-то,
глазенки махонькие... Я ей скажу, чтоб девочку с колен не спускала,
плакать, скажу, будет ребенок. <Не верите, что ль?> - спрошу, на такой
вопрос у них все отвечают: <Да что вы>.
5
Лебедев жил в большом доме, на склоне горы, в девяти километрах от
Сухуми - по направлению к Батуми.
Он встретил Костенко на мраморной лестнице, что вела на террасу,
окружавшую второй этаж.
Был он бос, в шортах, в абхазской шерстяной шапочке на лысой голове,
как и Кротов, кряжист, лицо в резких старческих морщинах, но руки, налитые
силой, и мускулистые ноги казались приделанными, чужими, столь были они
юны еще, не тронуты возрастом.
- С кем имею честь? - спросил Лебедев.
- С полковником Костенко.
- Гэбэ-чека?
- Уголовный розыск.
- Странно. Я не ваш клиент. Тем не менее прошу...
Он пропустил Костенко перед собой, распахнув дверь в комнату,
обставленную тяжелой, роскошной мебелью, кивнул на кресло с высокой
спинкой - стиль <Людовик>, желтый в белую полоску шелк, львиные морды,
много латуни.
- С чем изволили?
- С разговором.
- Без протокола?
- Без.
- Увольте, без протокола не говорю с людьми вашей профессии.
- Как знаете, - Костенко пожал плечами. - Я приглашу из машины
стенографиста, он будет фиксировать разговор.
- Нет, я предпочитаю давать собственноручные показания.
- Тогда можно не приглашать стенографиста, - усмехнулся Костенко. -
Первый вопрос, видимо, вас несколько удивит...
- Удивление - одно из самых больших удовольствий, которые мне
оставила жизнь. Слушаю вас.
- Вы эту свою манеру бросьте, - сказал Костенко. - Ясно?! Вы и ваша
банда моего отца убили, и дядьев убили, и двоюродного брата заморили в
Питере голодом. Так что не паясничайте!
- Пугать меня не надо, гражданин полковник. Я к этим пассам
спокойный.
- А я вас не пугаю. Я вам говорю правду. И хватит словес, у меня
времени мало.
- У меня зато много, - еще тише ответил Лебедев, лениво поглаживая
свой втянутый, мускулистый живот, поросший жесткими седыми волосками.
Костенко почувствовал, как у него захолодели руки.
<Ты ж сам всегда выступаешь за демократию, - сказал он себе. - Ты сам
постоянно повторяешь про нашу Конституцию, законность и про уважение к
личности. Он ведь отсидел, этот Лебедев, он теперь равноправный гражданин,
а ты говоришь с ним как с вражиной. А кто он? - возразил себе Костенко. -
Все равно вражина, фашист, хуже фашиста, он предатель! Но ведь он понес
наказание, а человек, отбывший наказание, обретает все права гражданства.
Разве нет? Значит, ты только на словах за демократию, Костенко, а на деле
- болтун?! Ты ж выводишь примат чувства, и это верно, когда ты идешь по
следу, выстроив версию, но это опасно, когда ты упираешься лбом в закон -
тут ты входишь в противоречие с самим собой, а это не годится, ты ничего
не достигнешь, ты провалишь операцию, а кто тебе дал право ее
проваливать?!>
- Ну что ж, - сказал, наконец, Костенко, - если у вас много времени,
значит, вам есть что мне рассказать?
- Роман и две повести, - открыто издеваясь, ответил Лебедев. - Курить
изволите?
- Да.
Лебедев легко поднялся с кресла, подошел к шкафу, отпер ящик, достал
пачки <Мальборо> и <Салэма>, принес все это на столик, подвинул Костенко:
- Я лично предпочитаю <Салэм>, все-таки ментол, какая-никакая, а
польза горлу, способствует отхаркиванию.
- Фарцовщики снабжают?
- Как понимаете, в силу своего прошлого, никаких противозаконных
шагов я не предпринимаю, с фарцовщиками не связан... Мне платят пенсию. В
валюте... Как-никак, я был офицером немецкой армии...
- <Русская освободительная армия> Власова - военные преступники - при
чем же здесь пенсия из ФРГ?
- А - порядок, гражданин полковник. Я ненавижу немцев, люди казармы,
проиграли выигрышную партию, но один из наших шефов, большой патриот
России, Хайнрих Вильфредович Луиг, адъютант шефа русского отдела Гиммлера,
генерала Бискупского, говаривал: <Дети, я разбит надвое - между Россией,
где рожден, и кровью, которая течет в моих жилах, поэтому мне русский хаос
тоже чем-то мил - вольница, степи, удаль, но у немца учитесь порядку,
дети; порядок - матерь удачи...> Сейчас, между прочим, держит отель на
Балтике. Так вот, порядок есть порядок, они мне, болваны, и переводят
валюту за службу. Меняю на сертификаты, балуюсь голландским табачком,
французскими винами и подарками для женщин: имею в виду меховые сапоги...
- А знаете, Лебедев, что вы постоянно под м у ш к о й ходите?
- Ну? - не удивившись, спросил Лебедев. - Кто ж на меня зло держит?
- Кротов.
Лицо Лебедева на мгновение закаменело, совсем другое лицо, и глаза
Другие - слабинка в них промелькнула, смеха уже не было.
- А это - кто?
- Не знаете?
- Убей бог, не знаю.
- Бога не трогайте, - посоветовал Костенко. - Не надо.
Он достал из кармана копию допроса Лебедева, снятого с него в мае
сорок пятого, в СМЕРШе 1-го Белорусского фронта.
- Вы ж и тогда с о б с т в е н н о р у ч н о, разве нет? Посмотрите,
ваша рука, - Костенко протянул ему лист.
- За очками на первый этаж идти... Не посчитайте за труд прочесть
вслух...
- Не посчитаю. <Вопрос: о ком еще из своих бывших сообщников считаете
нужным сообщить следствию, имея в виду меру их общественной опасности?> -
<Ответ; прошу следствие обратить внимание на розыск следующих лиц, как
отпетых врагов Советской власти, ставших под гитлеровские знамена не по
принуждению, как я, а по идейным соображениям. Первым я хочу назвать
Солярова Сергея, лет двадцати пяти, родом из Тамбова, отец, как он
говорил, до революции служил в прокуратуре, потом был осужден, вернулся и
работал в системе столовых. Соляров был моим первым руководителем. Нашу
разведгруппу <Вальд> в составе пяти человек забросили в Калининскую
область для сбора сведений о дислокации частей, а также для
распространения путем оставления, где только можно, гитлеровской
литературы. Из названий помню <Убей комиссара и жида!>, <Большевики -
злейшие враги русского народа>. Соляров - после выполнения задания -
ликвидировал трех наших людей, обвинив их в желании перебежать к
большевикам. Вторым - по мере опасности - я должен назвать Кротова
Николая. Он был известен нашей разведгруппе, - до того, как мы были влиты
в РОА, - тем, каким образом перешел к немцу. В отличие от меня, взятого в
плен в бессознательном состоянии, а затем путем пытки голодом доведенного
до отчаяния и согласившегося из-за этого пойти на службу к злейшим врагам
нашего героического народа, он, Кротов, принес на руках зарезанного им
комсорга его роты по кличке Козел и планшет с картами и документами
немецким оккупантам и, таким образом, заслужил их доверие. После выброса в
район Батума Кротов был награжден <Железным крестом>. В 1943 году он был
арестован крипо за то, что после выполнения очередного задания вступил в
сожительство с вдовой ювелира и хотел похитить у нее драгоценности.
Однако, в отличие от других арестованных за такого рода преступления, он
вскоре был освобожден и участвовал в работе по проведению пражской встречи
КОНР (<Комитет освобождения народов России>). Якобы именно он донес на
<идеолога> РОА батальонного комиссара Зуева, ближайшего сотрудника
Власова, что тот по национальности еврей, потому что они вместе мылись в
бане и парились. Зуев был расстрелян, а Кротов получил очередное
повышение. Третьим я хочу назвать Филипенко Матвея...>
Костенко поднял голову, услышав какое-то странное бульканье.
