присутствующих, заметил:
- Нужно ли все называть своими именами?
- Наш инструктор мистер Брунн, - быстро заговорил Ганс, стараясь
исправить неловкость, - настолько силен на склонах, что ему здесь прощают
все... Они психи, эти тренеры, настоящие психи, но что мы без них можем?
- Мистер Брунн не псих, - Хэлен сбросила куртку. - Просто он любит
точность. И мне это нравится. Правда, Эрни? - она обернулась к высокому
мужчине в клетчатой куртке. - Ты согласен?
- С такой женой, - усмехнулся Штирлиц, - ни один муж не рискнет не
согласиться... А вообще-то, леди и джентльмены, я вас проверял: я вожу на
склон только тех людей, которые не выпендриваются... Иногда ведь
начинающих горнолыжников надо - за грубые ошибки - ударить палкой по попе,
как детей, и это по правилам, иначе не научитесь... И это надо простить
тренеру, потому что горные лыжи есть некий момент любви и самоутверждения,
вы в этом убедитесь через час... А теперь все, хватит болтовни, дамы
раздеваются первыми в комнате наверху, берут брюки и куртки, я поднимаюсь
к ним с ботинками через пять минут, мужчины - так и быть - раздеваются при
мне...
...На вершине было холодно, нос Ганса сразу же сделался сосулистым,
но капля, которую так ждал Штирлиц все эти недели, что они работали
вместе, так и не появилась, он так хитро дотрагивался до щек перчатками,
запрокидывая голову, или, наоборот, резко присаживался, вроде бы поправляя
крепления, что успевал смахнуть ее совершенно незаметно; раньше Штирлиц
потешался над этим, сегодня начал анализировать каждый жест молодого
х е ф е; он вообще сегодня смотрел на Ганса по-новому, очень цепко и -
поэтому - внешне совершенно не обращал на него внимания.
- Между прочим, я вам не представился, - сказал седой коротыш,
опустив уши своей шапочки. - Меня зовут Дик Краймер, я работаю в сфере
рекламы... Нашу поездку финансировал нью-йоркский филиал лондонской
туристской фирмы "Кук и сыновья"...
- Намерены прославлять наши восхитительные склоны? - сразу же
заинтересовался Ганс. - Я готов передать вам, совершенно безвозмездно,
материалы об уникальном озере Уэмюль, об его индейском изначалии...
- Изначалие у него вулканическое, - буркнул Штирлиц, и американцы
весело рассмеялись: эта нация не терпит угодничества и не считает нужным
хитрить по мелочам.
Ганс посмеялся вместе со всеми, но в глазах у него промелькнуло то,
прежнее, что Штирлиц прочел во время их первой встречи; тем не менее этот
человек умеет проигрывать, отметил он, и обладает отменной выдержкой;
сумасшедший Роберто полез бы с кулаками, а как же иначе, над ним смеялись
сеньорины, смех - оскорбление для кабальеро, все по правилам...
- Безвозмездно никто ничего не передает, - продолжал между тем
Штирлиц, поглядывая на облака, которые становились все более высокими,
легкими; в них угадывался розовый цвет, значит, они вот-вот разорвутся и
выглянет солнце. - Безвозмездно - значит неинтересно. Или, хуже того,
лживо. Правда, мистер Краймер?
- Вообще-то да, мы не очень верим в безвозмездность, когда речь идет
о бизнесе, - согласился тот. - Но если там всякие фонды и пожертвования,
то это, конечно, другое дело.
- Э, бросьте, - Штирлиц махнул рукой, - фонды не облагаются налогом,
можно спрятать десяток миллионов долларов от ищеек из финансового
ведомства, да и потом реклама, связанная с благотворительностью, даст
неплохую прибыль, нет?
- Вы американец, - утверждающе заметил Краймер. - Не отказывайтесь.
- А кто сейчас отказывается от вашего зеленого картона? Победители,
денег тьма, девушки, - Штирлиц кивнул на Мэри и Хэлен, которые прилаживали
лыжи, - хорошенькие, дурак откажется... Ладно, хватит болтать!
Представители мистера "Кука" должны оценить своими задницами крутизну, а
вы неверно приладили лыжи, давайте помогу.
Он опустился перед женщиной на колени, взял ее левую лодыжку, вогнал
ботинок в крепление, затянул и вдобавок обвязал кожаной тесемкой; в
сумочке, которая служила ему одновременно и поясом, у него были
медикаменты, ремешки, мазь против ожога и плоская фляжка со спиртом.
- Теперь не жмет? - спросил Штирлиц. - Удобно?
- Было бы прекрасно, наладь вы мне и правую ногу таким же образом.
Штирлиц поднял голову; зрачки у женщины стали громадными,
подрагивающими; неужели кокаин, подумал он, или муж опостылел; роман на
склоне, отдушина на полгода, будет что вспомнить; все же женщины тоньше
нас, они подданные чувства, их безрассудство окаяннее нашего, а потому
поэтичнее.
Штирлиц приладил ей и правую ногу, поднялся, задрал голову и крикнул:
- Солнце, давай! Время!
И, послушное ему, солнце разорвало радужные, легкие тучи; американцы
дружно зааплодировали.
Ганс шепнул:
- Ну и сукин же ты сын, Макс.
- Мальчик, зависть погубила Сальери, а он был довольно одаренным
композитором... Ну, "кукины дети", - Штирлиц обернулся к американцам, -
признавайтесь, кто из вас хоть раз стоял на лыжах?
- Один раз я корячился, - сказал Краймер. - Но у меня ничего не
вышло...
- Где это было?
- В прошлом году в Австрии, около Теплицзее, я там кончал армейскую
службу...
Штирлиц посмотрел на Ганса;тот, однако, не спросил, в каком это месте
было, кто тренировал, где останавливался американец; поди ж ты, а как
много рассказывал про тамошние склоны; впрочем, катается он отменно плохо,
так что, быть может, не хочет позориться передо мною.
- Кто вас тренировал? - спросил Штирлиц.
- Какой-то паршивый Фриц, наверняка эсэсовец, они все эсэсовцы, эти
поганые фрицы...
- Это уж точно, - согласился Штирлиц, - что верно, то верно, особенно
Бах и Моцарт...
Мэри засмеялась:
- Дик, вас умыли холодной водой из-под крана... Мой дедушка, кстати,
был фрицем, самый настоящий немец из Гамбурга...
- Ладно, - Штирлиц отчего-то вздохнул. - Объясняю, как надо
спуститься с этого склона живым. Все зависит от того, как вы меня будете
слушать. Сначала давайте разберемся с палками. Смотрите, как надо
продевать руку сквозь тесемки... Поняли? Если потеряете на склоне палку,
то не сможете подняться, когда шлепнетесь. А это - конец, особенно после
того, как задул ветер... Здесь это происходит в минуту: ясное солнышко,
благодать, как вдруг заметет, ни зги не видно и ни хрена не слышно...
Замерзнете за милую душу...
- Ну вас к черту, - сказал долговязый муж Мэри. - Вы инструктируете
нас, словно мы приехали в крематорий.
- Простите, сэр, больше не буду, - смиренно ответил Штирлиц. - Но
если вы потеряете палки и замерзнете, мне придется сопровождать вашу жену
в ее траурном турне до Нью-Йорка... Я не хочу этого, право... Если же вам
вообще не нравится моя манера - валяйте вниз и бегом к нашему конкуренту,
сумасшедший Роберто станет спускать вас на руках, как Дюймовочку...
- Ты несносен, - сказала Мэри своему долговязому. - Мистер Брунн
обладает - в отличие от тебя - чувством юмора. У тебя какая-то страсть
делать всех людей похожими друг на друга... Продолжайте, Мэксим!
Посмотрите, я правильно просунула кисть, чтобы не потерять палку?
- Вы умница. Прирожденная горнолыжница, - кивнул Штирлиц и обернулся
к остальным. - Ну-ка, все поднимите руки! Молодцы! Понятливые. Теперь
давайте-ка поглядите, что такое п л у г... Это - основа основ первого дня
обучения... Спуск с торможением - я это называю "плугом"... Вот, я поехал,
наблюдайте!
Он оттолкнулся палками, чуть согнул ноги, словно приготовившись к
прыжку, слегка развел их и, чуть не упершись кончиком правой лыжи в левую,
начал соскальзывать вниз, придавливая о п о р н у ю ногу так, что еле-еле
ехал по довольно крутому склону, будто какой незримый тормоз сдерживал его
там, где по всем законам физики человека должно нести вниз с устрашающей,
всевозрастающей скоростью.
- Видите, - кричал Брунн, обернувшись к американцам, - смысл в том,
чтобы держать корпус развернутым к склону, постоянно чувствовать ноги,
собранность спины и радоваться тому, что вы управляете скоростью, а не она
вами!..
- Камни! - закричала Мэри. - Вы врежетесь в камни!
- Я не врежусь в камни, - ответил Штирлиц, продолжая спускаться, - я
приторможу, я помню, что в тридцати метрах должны быть камни, но я не
боюсь их, потому что я разведу лыжи пошире и спокойно остановлюсь на самом
крутяке! Вот здесь. Стоп! Видите, как легко я остановился? Понятно, как
надо катить вниз моим п л у г о м?
- Понятно, - прокричали американцы, только долговязый муж Мэри
промолчал.
- А ну, валяйте ко мне! - скомандовал Штирлиц. - По очереди. Дик,
начинайте, вы ж катались в австрийских Альпах? Вперед!
- Боюсь! Меня может понести. Вы зачем-то выбрали слишком крутой
склон, - ответил Краймер. - На какой бок падать?
- Я вам запрещаю падать! Отталкивайтесь палками! Так! Молодец!
Хорошо! Больше разводите ноги! Еще больше! Жмите на опорную лыжу! Еще!
Еще! Еще! Молодец! Ну-ка, остановитесь! Вам не нужна левая нога! Поднимите
ее чуток! Браво! Навалитесь на правую лыжу! Поворачивайте вверх! Молодец,
Дик!
Краймер остановился возле него; лицо покрылось капельками пота,
цепкий мужик, другой бы грохнулся, спуск, действительно, крутоват.
- Мэри, давайте вы!
- Боюсь, - прокричала американка.
- Все женщины боятся первого раза, а потом за уши не оттащишь, -
Штирлиц хмыкнул. - Вперед! Молодец! Садитесь на попу! Ниже! Еще ниже! Ноги
плугом! Отводите правую! Жмите на нее! Правую, говорю, правую! Носки
вместе! Поворот на склон! Молодец, девочка! Браво!
Хэлен, конечно, шлепнулась сразу же; Штирлиц ожидал этого, малышка
прежде всего думала о том, как она смотрится со стороны, а горные лыжи
этого не терпят. Действительно, это настоящая, всепожирающая страсть, ей
отдают себя без остатка, в противном случае получается сделка, пакость,
брррр!
Штирлиц п о д с к а к а л к ней по-оленьи, легко, вспомнил лицо
колдуньи Канксерихи; ай да Гриббл, спасибо ему, все же шпионы добрые люди;
чей только он шпион, неужели б р а т с т в о начало вербовать англичан?
Побежденные подчиняют себе победителей? Парадокс нынешнего времени.
- Ушиблись, Хэлен? - спросил он, склонившись над женщиной. - Больно?
- Страшно, - ответила та, протягивая ему горячую, податливую ладонь.
- Ну, это ерунда, это вы себе вбили в голову... Поднимайтесь... Вот
так... Ноги трясутся?
- Еще как, - сказала Хэлен, не отпуская его руки.
- Пройдет. Постоим минуту, отдышимся, и поедете следом за мной,
повторяя каждое мое движение, ладно?
- Какая-то я неспособная к этим чертовым лыжам...
- Таких нет. Все к ним способны... Только одни научились спускам, а
другие не рискнули. В жизни надо рисковать раз шесть, от силы семь. И
одним из этих семи раз должен быть риск на склоне... Если вдруг стало
очень плохо, надо плюнуть на все, одолжить денег и уехать в горы...
Поверьте, голова и сердце отдыхают, только когда спускаешься по склону...
Ни о чем другом не думаешь, кроме того, как бы спуститься половчей...
Такой отдых мозгу и сердцу необходим... И дают его горные лыжи, ничего
больше. Отдышались?
- Вроде бы да.
- Ноги не трясутся?
- Перестали... Когда вы рядом - не страшно.
- Ну, валяйте за мной, повторяйте каждое мое движение, договорились?
- Не получится...
- Дам палкой по заднице - получится. Пошли, девочка, пошли!
...Остальные спустились без приключений; Чарльз, муж Мэри,
разогнался, ехал д е р е в я н н о, но, видимо, раньше занимался коньками;
