диктатором один на один; Черчилль отвечал не сразу, тщательно выверяя
фразы (стал ловить себя на мысли, что говорит так, будто в комнате есть
кто-то еще, постоянно записывающий каждое его слово для истории; стыдно;
нарушение норм островного демократизма) :
- К явлению по имени "Сталин" просто так относиться нельзя. Он объект
для пристального изучения.
- Мы изучаем его довольно тщательно, в разных университетах различных
тенденций и пристрастий...
- Я помню, - Черчилль мягко улыбнулся, - как в том же сорок втором мы
закончили с ним очередной, как всегда, тяжелый разговор в Кремле; я вышел
первым, прекрасный, летний солнечный день; кремлевский коридор был похож
на декорацию в королевском театре: ярко-белый свет из громадных окон
сменялся внезапной темнотой стенных проемов; один из моих стенографистов
задержался в кабинете Сталина, вышел следом за ним; Сталин, между прочим,
ходит крадучись, ступает неслышно, как тигр перед прыжком; все репортеры и
фотокорреспонденты с операторами были оттеснены охраной, остался только
один, самый известный в России, мистер Кармен, я легко запомнил его имя,
потому что он передавал нашему кинопрокату свои пленки из Испании во время
войны... Кармен убирал свою аппаратуру и вдруг увидел Сталина, который
шел, словно Ричард Третий, - свет, тень, свет, тень... Он бросился было
доставать из чехла свою камеру, а Сталин, остановившись возле него, сделал
руками так, словно взял арбуз, повертев его, и чуть издевательски спросил:
"Что, руки чешутся?" И пошел - сквозь свет и тень - к выходу.
Даллес заметил:
- Рано или поздно вы станете работать для кино, сэр.
- Потомку герцога Мальборо не прощают занятия живописью, - вздохнул
Черчилль, - а уж кинематограф... Нет, меня отринет общество, а я, увы,
пока еще не могу жить без общения со с в о и м и...
Даллес вдруг рассмеялся:
- Интересно, а вы, когда шли тем же коридором, сквозь свет и тень,
кого вы себе напоминали? Сталин - Ричард Третий, а вы?
- Я напоминал себе Черчилля, - ответил б у л ь д о г. - Я не нуждаюсь
в исторических параллелях. За кофе Даллес аккуратно поинтересовался:
- Как вы думаете, Уинни, на предстоящих выборах победит наш Дьюи? Или
же вы все-таки допускаете переизбрание демократов. Трумэна?
Черчилль не сразу ответил на этот вопрос; он следил за тем, что
происходило в Штатах, с а л ч н ы м интересом, он знал, какое
сокрушительное поражение республиканцы Дьюи и Даллеса нанесли демократам
Трумэна во время выборов в конгресс; его люди сообщали, что левая группа
демократов, близкая к покойному Рузвельту, провела ряд встреч с генералом
Эйзенхауэром, избранным президентом Колумбийского университета; самый
популярный военачальник Запада может и должен быть президентом страны от
демократов; Черчиллю было известно, что об этом немедленно сообщили
Трумэну и тот пригласил Айка на ланч; более того, из кругов, близких к
генералу, Черчилль знал, что во время этого ланча Трумэн был грустен,
жаловался на то, что конгресс и сенат подвергают его травле: "Нет ничего
утомительнее должности президента в этой стране, генерал; завидую военным,
приказ есть приказ, никаких дискуссий; я же нахожусь под прицельным огнем
противников, которые не брезгуют ничем, они идут даже на то, что попрекают
меня связями со старым добрым Томом Пендергастом, называя его гангстером,
а меня - его ставленником... Я слишком высоко ценю вас, генерал, я
преклоняюсь перед вашим военным гением, я понимаю, что вы заслужили право
на поклонение нации и заслуженный отдых, но, может быть, вам попробовать
выдвинуть свою кандидатуру на пост президента этой страны? В конечном
счете надо уметь идти на жертвы во имя народа и демократии..." Искушенный
в а п п а р а т н о й интриге, Трумэн такого рода пассажем вынудил
Эйзенхауэра отказаться от выдвижения своей кандидатуры; демократический
съезд назвал его кандидатом в президенты; республиканцы - с подачи Даллеса
- губернатора Томаса Дьюи; опрос общественного мнения, проведенный
Гэллапом, дал ошеломительные результаты: восемьдесят процентов американцев
поддержали республиканского кандидата...
- Видите ли, - ответил, наконец, Черчилль, - как это ни странно, я бы
желал победы Трумэну, хотя ваша концепция импонирует мне значительно
больше.
- То есть? - Даллес удивился; как всякий американец, он привык к
логике и пробойной точности линии: разве можно симпатизировать одной
концепции, а желать победы носителю другой?
- Мавр должен сделать свое дело, - медленно, по слогам отчеканил
Черчилль. - Именно так, Джон. Во-первых, как мне известно, Трумэн намерен
запросить у конгресса четыреста миллионов долларов на военную помощь
Турции и Греции, а это означает развертывание американских войск на
границах с Россией, что вызовет бурю негодования в Европе, да и в левых
кругах Америки, у людей того же вице-президента Уоллеса, он - слепок всеми
нами обожаемого Рузвельта. Так пусть этот шаг проведут демократы Трумэна,
а не республиканцы Дьюи и Даллеса. Оставьте себе поле для маневра, это
всегда таит в себе непредсказуемые выгоды. Во-вторых, государственный
секретарь Бирнс говорил мне совершенно определенно: "Уже в начале осени
сорок пятого года (то есть за пять месяцев до того, как Советы начали
травить меня в прессе, придумав пугающий, несколько наивный термин
поджигателя войны, - это я-то - поджигатель войны, - в голосе Черчилля
слышалась обида, - я, который первым бросил перчатку в лицо Гитлеру и
возглавил борьбу против тирании на европейском континенте?). Трумэн
сказал, что необходимо дать понять Сталину: в нашей внешней политике
произошли кардинальные перемены. Вместо сотрудничества, на которое наивно
уповал самый добрый человек двадцатого века мой друг Рузвельт, следует
разворачивать жесткую политику сдерживания русского влияния в Европе".
Следовательно, не я, не Остров подвигли мир на конфронтацию с Советами, а
именно Гарри Трумэн... Пусть он продолжает эту работу, Джон, пусть...
Погодите, пройдет немного времени, и я вернусь на Даунинг-стрит... Как раз
в тот год вы и возглавите внешнеполитическую тенденцию Штатов... Мы тогда
сможем договориться если не со Сталиным - он слишком уверовал в свое
величие после того, как двадцать миллионов русских сделали его творцом
победы, - то с его последователями... Не думайте, что они лишены своей
точки зрения, не считайте, что они легко простили Сталину чистки и гибель
своих друзей... Теперь, третье... Мне рассказывали, что Трумэн, начав
подготовку к кампании, пригласил на завтрак отца вашей бомбы Боба
Оппенгеймера; я уж не знаю, как протекала беседа, но мне известно, что по
окончании встречи Трумэн был очень раздражен: "Я не хочу больше видеть
этого дурака! Не этот чертов идиот взрывал бомбу в Хиросиме, а я! От его
истерик меня мутит! Баба! Истеричная, вздорная баба! Экий страдалец по
цивилизации! Я не желаю слышать его синагогальные причитания - раз и
навсегда!" Это соответствует истине или информация следует быть отнесена к
разряду хорошо сработанных слухов?
Даллес внимательно посмотрел своими ледяными глазами в добрые,
постоянно смеющиеся, чуть выпученные глаза сэра Уинни:
- Ваша информация абсолютна. Трумэн сказал Дину Ачесону именно эти
слова...
- Как вы понимаете, я это услышал не от Ачесона... Раскрутите на всю
Америку, Джон, пусть слова Трумэна станут достоянием гласности... Я ведь
знаю, что еще во время войны, накануне взрыва в Хиросиме, генерал Гровс
провел среди своих атомщиков тест: стоит ли взрывать ш т у к у? Только
пятнадцать процентов опрошенных из ста пятидесяти создателей бомбы
высказались за взрыв, разве нет?
- Четырнадцать, - ответил Даллес. - Четырнадцать, сэр...
- Вот видите... Как я слыхал, Трумэн намерен пригласить на ужин
Альберта Эйнштейна, старик - активный противник бомбы, значит, он будет
говорить с ним о мирных исследованиях атомного ядра... Пусть... Тем легче
будет вам, когда вы придете к власти, профинансировать новые исследования
по созданию ядерного оружия против русской угрозы...
- Против русской угрозы, - повторил Даллес, вздохнув. - К сожалению,
фактически мы не вправе упрекнуть Сталина ни в одном шаге, который бы
противоречил соглашениям в Ялте и Потсдаме... В сорок пятом он мог
п о к а т и т ь с я до Ла-Манша, а сейчас...
Черчилль покачал головой:
- Он не мог покатиться до Ла-Манша и тогда, Джон, потому что Россия
лежала в руинах... Ни вас, ни меня не устраивает, что он укрепился в
Восточной Европе... Если вы сможете вытолкать всех его дипломатов из
Латинской Америки, Сталин начнет аналогичные мероприятия в Праге,
Будапеште и Варшаве. Крутой характер генералиссимуса, угодный русским,
привыкшим к сильной руке монарха, вызовет глубинно-негативные реакции в
восточноевропейских странах, поверьте. Чем жестче вы - а точнее: Трумэн -
опозорите сталинских дипломатов в Латинской Америке, чем надежнее сможете
заблокировать коммунистов во Франции и Италии, тем яростнее будет реакция
Сталина, - что и требовалось доказать... И - последнее... Мне нравится,
как администрация работает на юге вашего континента, я жду
межамериканского совещания, которое провозгласит большевизм главным врагом
Северной и Южной Америки... Где Трумэн намерен проводить эту конференцию?
- В Колумбии, - ответил Даллес. - Или Венесуэле...
Черчилль покачал головой:
- Сделайте все возможное, чтобы это произошло в Бразилии, Джон.
Единственная страна - от тропиков Мексики и до льдов Чили и Аргентины, -
которая говорит не по-испански, это Бразилия... В Латинской Америке будут
происходить процессы, подобные тем, что когда-то вызрели в содружестве
наций... Пусть небрежение к испанскому языку ляжет грузом ненависти на
Трумэна... Когда придете вы, проведете новую конференцию в испаноговорящей
стране... Это поможет вам, учитывайте амбиции испаноговорящего мира... И -
еще одно, раз уж речь зашла об испаноговорящем мире... Я внимательно
следил за выступлениями Громыко в Совете Безопасности против режима
Франко... Я помню этого молодого русского посла по Ялте и Потсдаму... Он
обладает даром историка, что весьма опасно, и хваткой литвиновской школы;
в отличие от Молотова, он не начинает с "нет", он предлагает альтернативы,
навязывает дискуссию и весьма убедительно оперирует доводами... Если будут
приняты его предложения до конца расторгнуть дипломатические отношения с
Франко, делу европейского сообщества нанесут непоправимый урон; увы,
единственно последовательной антибольшевистской силой на континенте
является ныне этот отвратительный сукин сын, ставленник Муссолини и
Гитлера, такова правда, и мы не имеем права закрывать на нее глаза... Я
знаю, что ваш брат, талант которого и высокое мужество, проявленное в
борьбе против гитлеризма, я высоко ценю, дружит с полковником Бэном... ИТТ
обладает в Испании абсолютными связями... Кому, как не Бэну, подсказать
Франко: пусть он продемонстрирует Объединенным Нациям единство испанцев в
его поддержку... Как диктатор, возглавляющий тоталитарное государство, где
партия организована в "министерство фаланги", он полностью управляет
ситуацией... Пусть поставит спектакль... К сожалению, в борьбе против
Советов мы не можем исключать Франко, как это ни досадно, - все же фашист
всегда останется фашистом, эволюция невозможна...
Даллес довольно долго терпел монолог Черчилля; не выдержал, наконец,
заметив:
- В той книге, которую вы закончили в тридцать восьмом, ваша
