недельку-другую.
- Спасибо, Роберт, вы очень любезны, - ответил Роумэн, спрятав
визитку в карман.
- И последнее, - заключил Гилл. - Если вы хотите встретиться с
мистером Макайром перед тем, как начнете свадебное путешествие, он готов
принять вас в любое удобное для вас время.
- Это замечательно. Если бы он нашел для меня минут сорок завтра
утром - было бы прекрасно, мне очень нужно с ним поговорить...
...Макайр выслушал Пола, рассмеялся чему-то, хлопнул в ладоши, словно
аплодировал невидимым актерам, поднялся с кресла и, расхаживая по
кабинету, украшенному стягом Соединенных Штатов и портретами Линкольна,
Рузвельта и Трумэна, заговорил:
- Итак, у них есть наш код, они вербуют наших людей и норовят играть
своим агентом Полом Роумэном даже в Штатах?! Нет, каково, а?! Погодите,
Пол, неужели вы всерьез верите, что у них есть ключ к нашему коду?
- А черт их знает.
- Как они могли получить ключ? От кого? Я не верю, что в наших рядах
может быть изменник, я не верю в это.
- Я не думаю, что они блефовали, - сказал Роумэн.
Макайр долго расхаживал по кабинету; остановившись у окна, тихо
спросил:
- Что подвигло вас на полет в Мюнхен, Пол?
- Информация, которую мне удалось получить. Я вышел на Гаузнера.
Промедление было бы смерти подобно.
- Информация надежна?
- Абсолютно.
- Кто источник?
- Человек, которому я доверяю.
- Хм... Уж не думаете ли вы, что какие-то сведения просачиваются из
этого кабинета в Мюнхен? - спросил Макайр.
- Вот уж чего не думаю - того не думаю, - улыбнулся Роумэн. - Хотя не
грех было бы посмотреть, откуда к вам пришла секретарша. Слишком
уродливая, такие падки на мужскую ласку, за это женщина готова таскать из
огня каштаны.
- После вашей телеграммы я уже начал проверку, - ответил Макайр. -
Всех без исключения, Пол. Даже друзей, которым верю, как себе.
"Это он про Кристину, - сразу же понял Роумэн. - Он мягко стелет,
этот Макайр, но держится абсолютно точно. Он прекрасно понимает, с чем я
пришел, и он р а б о т а е т свою линию поведения мастерски. Я правильно
сделал, что не отдал ему всю цепь Гаузнера, она еще пригодится мне, если
придется идти ва-банк. Ох, лучше бы мне не пришлось идти ва-банк, но ведь
он подталкивает меня к тому, чтобы я сказал ему про Кристу. А что если он
лгал в шифровке и ему известно, что "некоей неустановленной женщиной" -
агентом Гаузнера была не кто-нибудь, а Криста, которая стала моей женой?
Все, что происходило до того, как она приняла мою фамилию, было моим
личным делом, и я мог послать каждого куда подальше: не суйте нос в мою
личную жизнь; есть вопросы по существу - задавайте, отвечу, но не
подглядывайте в замочную скважину, это недостойно нашего образа жизни".
- Это мужественно и достойно, - медленно затянувшись, согласился Пол.
- Друзья вас поймут, но вряд ли вы делитесь с ними государственными
секретами... Дело не в ваших друзьях или родных. Если существует утечка
информации, то искать надо где-то здесь" в этом здании.
- Если она есть, - кивнул Макайр. - Вы правы, педалируя на
спасительном "если". Мы не вправе поддаваться панике и скатываться в
тотальное недоверие друг к другу. Тогда нельзя работать, упаси нас бог от
подозрительности, это к добру не приводит... Тем не менее, - Макайр
ослепительно улыбнулся, - я позвонил маме, она у меня родом из Голландии,
и спросил, кто ее посещал в последние годы из валлонцев, черт их всех
знает, гестапо работало там во время оккупации очень лихо, глядишь, и
зацепили кого...
"Он подталкивает меня к тому, чтобы я сказал о Кристине, - снова
подумал Роумэн. - Это он не про себя сказал, он врет, что спрашивал маму о
ее родственниках, это он спрашивал меня. Ай да Криста, ай да умница, как
же она пронзительно и трагично предсказала, что, открыв ему все, я стану
обыкновенным офицером разведки, перевербовавшим вражеского агента. А ведь
я должен сказать, иначе придется жить с динамитом под кроватью... Я
должен, он загнал меня в угол - правда, с моей подачи: если бы я не начал
игру, отправив ему шифровку из Мадрида, он бы молчал. А он давит. Но
тогда, выходит, я п о п а л в десятку? Зачем бы ему иначе давить?
Нападают только в том случае, если видят угрозу, - особенно в нашей
работе".
- Мне бы хотелось послушать ваши рекомендации, Роберт. Что мне
делать? Как будем и г р а т ь? - спросил Роумэн.
- Хм... Думаете, я готов к ответу? Да и потом вы сильнее меня в
разведке, за вами не только фронт, но и нацистская тюрьма, вы видели их во
всех обличьях... У вас есть какие-нибудь предложения? Я не верю, что вы
пришли ко мне без какого-то, хотя бы даже прикидочного, плана.
- У меня есть план.
- Какой?
- Ждать.
- Хотите вернуться в Испанию?
- Черт его знает...
- Вы готовы втянуться в игру? Если она действительно начнется? Или
склонны к тому, чтобы отдать ФБР первого же человека от них, если он
придет к вам?
- Зависит от вас. Если вы сочтете игру заслуживающей интереса, я
поступлю так, как вы прикажете.
Макайр поморщился:
- Пол, мы в достаточной мере добро относимся друг к другу... Я не
могу вам приказывать... Я могу рекомендовать, но только после того, как
выслушаю вас и поделюсь вашей новостью с высоким шефом.
- Заместителем государственного секретаря?
- Видимо, да, вы того заслуживаете... Не допускаете мысли, что в
Мадриде была какая-то темная афера?
- Все допускаю.
- Мне только не ясно - если поверить, что на вас действительно вышла
какая-то тайная нацистская организация, - чего они от вас хотят? Ну,
хорошо, компрометация: вы их старый агент, завербованный еще в
гестаповской тюрьме, сломленный на пытках, контакт возобновлен после
войны; служите за деньги; гонорар достаточно высок; все понимаю, но ведь
каждая разведка обязана ставить перед любым агентом - а уж такого уровня,
как вы, и подавно - конкретную задачу. Если бы они ориентировали вас на
что-то - одно дело, можно было бы просчитать, кого интересует та или иная
информация... А здесь все непонятно... "Организация Верена" предполагает,
что Гаузнер м о г быть русским агентом... М о г... Они не употребляют
императива, сослагательное наклонение...
- Вы этому верите?
Макайр неожиданно жестко ответил:
- Сначала я хочу поверить всему, что исходит от немцев, чтобы потом,
после проверки, не верить ничему.
- Значит, вы хотите, чтобы я был им п о д с т а в л е н?
- Боюсь, что это необходимо.
- На чем есть смысл подставиться?
- Я сейчас не готов к ответу... Может быть, атомная индустрия - это
особенно интересует русских...
- А немцев?
- Они раздавлены, Пол. Им не д о т я н у т ь с я, нет необходимой
экономической мощи, Германия превращена в картофельное поле Европы...
- Ой ли?
- Лично я был бы рад этому.
- Я тоже. Но жизнь отучила меня от иллюзорного мечтательства. Надо
жить реальностью.
- Что ж, попробуем... Наших противников не могут не интересовать
вопросы обороны, позиции Штатов в Латинской Америке, Китае, Греции,
Италии... Это основные узлы, где сейчас скрещиваются наши интересы с
русскими...
- Вы все же склонны считать визит Гаузнера и его коллег акцией
русской секретной службы? Немцев отводите?
- Ни в коем случае. Я отвожу их - с вашей, кстати, подачи - только от
атомного проекта и Китая. Греции, впрочем, тоже. Латинская Америка и Рим
вполне могут интересовать их, там остались их опорные базы... От кого вы
получили информацию по Гаузнеру, Пол? Может быть, нам стоит начать поиск,
исходя именно из этого? По Брунну-Штирлицу - он, кстати, исчез из Мадрида
- мы еще поговорим... Вы, случаем, не от него получили информацию на
Гаузнера?
"Что ж ты так нетерпелив? - подумал Роумэн. - Зачем ты толкаешь меня
на признание? Или ты боишься выказать з н а н и е, которое могло прийти
только от немцев из Мюнхена?"
- Нет, Штирлиц не знал Гаузнера. Или очень талантливо скрыл это от
меня... Где он? Информация еще не поступила?
- Ищем. А как вы думаете, где он может быть?
- Или он сейчас получает награду в Кремле, если поверить немцам, или
отправился в Латинскую Америку.
Макайр кивнул:
- И я так думаю. Но он обложен, его найдут, если только он отправился
в Латинскую Америку. Его найдут обязательно.
- Нет, Роберт... Выход на Гаузнера дал не он... К сожалению. Я сделал
так, что выход на Гаузнера назвала моя жена.
Макайр даже споткнулся, словно наткнувшись на невидимый шнур,
протянутый поперек комнаты:
- То есть?!
"Надо уходить из этого предприятия, - подумал Роумэн. - Сказав ему
правду, я буду слишком рисковать Кристой, если решусь продолжать дело.
Черт с ними, с этими наци, здесь они не страшны, а в Европе пусть их ловят
другие. А я поеду в Голливуд к Спарку - консультировать фильмы про войну.
К черту, мне не так уж много осталось, чтобы я ставил на карту Кристу,
слишком она дорога мне".
- Пол, объясните, о чем вы?!
- Ее отца арестовал Гаузнер, Роберт. Тот профессор, о котором вы
упоминали в телеграмме по поводу Гаузнера, - его звали Кнут Кристиансен -
помните, наверное? - отец моей жены. Чтобы спасти его, она согласилась
работать на них. И Гаузнер нашел ее после войны... Он сказал ей, что
назовет имя человека, виновного в расстреле отца, если она познакомится со
мной и станет моим другом... Она это сделала... И я на ней женился, когда
узнал правду... Трагическую правду... Как вы понимаете, я обещал ей не
рассказывать вам это - не потому, что нам есть что скрывать, ей скрывать
нечего, я знаю все, а просто потому, что она очень не верит людям,
работающим в разведке... Вы подвели меня к тому, чтобы я сказал вам то,
что вы услышали. И поскольку вы достаточно точно подвели меня к этому, я
вынужден сказать, что мое присутствие во всем этом деле невозможно, ибо
повлечет вольное или невольное участие в нем моей жены. А я этого не
хочу...
- Господи, - простонал Макайр, - господи, какой ужас. Пол! Что там
Шекспир с его драмами...
- Шекспир не писал драм. Только трагедии или комедии, - усмехнулся
Роумэн, вытягивая из мятой пачки "Лаки страйк" очередную сигарету. - Зря я
вам все это рассказал, да?
- Наоборот, Пол, я бесконечно признателен вам, я высоко ценю ваше
доверие...
- Иначе не умею, - заметил Пол. - Я беспрекословно верю тем, с кем
имею дело... Но вы должны мне дать слово: то, о чем я сказал вам,
останется нашей тайной.
- А как же иначе?! Бедная женщина. Пол, какое счастье, что мы живем в
стране, где такое невозможно!
- Вот это верно. Счастье. Мне здесь даже дышится, будто в сосновом
лесу, хотя воздух насквозь пропитан бензиновым перегаром. Поэтому, Роберт,
мне лучше уйти из этого дела.
- Не хотите им отомстить? - тихо спросил Макайр.
- Так ведь за меня уже отомстили: Гаузнера нет больше, я
удовлетворен.
- Гаузнера нет, вы правы... А гаузнеры, гаузнерята?
- Эти есть, - согласился Роумэн, внимательно посмотрев на Макайра:
очень симпатичное лицо, открытое, сильное, и глаза печальные, нет в них
того блеска, который свойствен безмозглым гончим. "А если я ошибался в
нем? Господи, как страшна бацилла подозрительности! Страшнее ее есть
только одна бацилла, - сказал себе Роумэн, - и эта бацилла называется
телячьей доверчивостью".
- Пол, конечно, вы и только вы вправе принять решение. Я соглашусь с
ним, каким бы оно ни было. Если хотите отойти - воля ваша. Спасибо, что
