- Сейчас, - сказал он, - я только закурю.
Он стоял на металлическом ребристом люке.
Кэт слышала, как у нее над головой стояли полицейские. Она слышала,
как они разговаривали. Слов она не разбирала, потому что далеко внизу, под
ногами, грохотала вода. Она стояла на двух скобах, а в руках держала детей
и все время панически боялась потерять равновесие и полететь с ними вниз,
в эту грязную, грохочущую воду. А когда она услыхала над головой голоса,
она решила: "Если они откроют люк, я шагну вниз. Так будет лучше для
всех". Мальчик заплакал. Сначала он завел тоненьким голоском, едва слышно,
но Кэт показалось, что он кричит так громко, что все вокруг сразу же его
услышат. Она склонилась к нему - так, чтобы не потерять равновесие, и
стала тихонько, одними губами, напевать ему колыбельную. Но мальчик, не
открывая своих припухлых, синеватых век, плакал все громче и громче.
Кэт чувствовала, как у нее немеют ноги. Девочка тоже проснулась, и
теперь дети кричали вдвоем. Она уже поняла, что наверху, в подвале, их не
слышно: она вспомнила, что шум потока донесся до нее, лишь когда она упала
на этот самый металлический люк. Но страх мешал ей откинуть люк и вылезти.
Она представляла себе до мелочей, как оттолкнет головой люк, как положит
детей на камни и как распрямит руки и отдохнет хотя бы минуту перед тем,
как вылезти отсюда. Она оттягивала время по минутам, заставляя себя
считать до шестидесяти. Чувствуя, что начинает торопится и играть в
поддавки с собой, Кэт остановилась и начинала считать заново. На первом
курсе в университете у них был спецсеминар - "осмотр места происшествия".
Она помнила, как их учили обращать внимание на каждую мелочь. Поэтому,
наверное, она по-звериному хитро насыпала на крышку люка камней перед тем,
как, прижав к себе детей правой рукой, левой поставить крышку на место.
"Сколько прошло времени? - думала Кэт. - Час? Нет, больше. Или
меньше? Я ничего не соображаю. Я лучше открою люк, и если они здесь или
оставили засаду - я шагну вниз, и все кончится".
Она уперлась головой в люк, но люк не поддавался. Кэт напрягла ноги и
снова толкнула головой люк.
"Они стояли на люке, - поняла она, - поэтому так трудно его открыть.
Ничего страшного. Старое железо, ржавое, я раскачаю его головой, а потом,
если он и тогда не поддастся, я освобожу левую руку, дам ей отдохнуть,
подержу детей правой, а левой открою люк. Конечно, открою".
Она осторожно передвинула кричащую девочку и хотела было поднять
левую руку, но поняла, что сделать не может: рука затекла и не слушалась
ее.
"Ничего, - сказала себе Кэт. - Это все не страшно. Сейчас руку начнет
колоть иголками, а потом она согреется и станет слушаться меня. А правая
удержит детей. Они же легонькие. Только бы девочка не очень билась. Она
тяжелее моего. Старше и тяжелее..."
Кэт начала осторожно сжимать и разжимать пальцы.
Дети кричали все громче, и она подняла левую руку, которая все еще
была чужой, и начала бесчувственными пальцами скрести люк над головой. Люк
чуть подался. Кэт помогла себе головой, и крышка сдвинулась. Не посмотрев
даже, есть кто в подвале или нет, Кэт положила детей на пол, вылезла
следом за ними и обессиленная, легла рядом.
- Господа, любезно пообещавшие мне свою помощь, предупредили, что вы
имеете возможность каким-то образом связать меня с теми, от кого зависят
судьбы миллионов в Германии, - сказал пастор. - Если мы сможем приблизить
благородный мир хотя бы на день - нам многое простится в будущем.
- Пожалуйста. Я готов ответить на все ваши вопросы. - Собеседником
пастора был высокий, худощавый итальянец, видимо, очень старый, но
державшийся вызывающе молодо.
- На все не надо. Я перестану вам верить, если вы согласитесь
отвечать на все вопросы.
- Разумно.
- Я же н дипломат. Я приехал по поручению...
- Да, да, я понимаю. Мне уже передавали о вас кое-что. Первый вопрос:
кого вы представляете?
- Простите, но сначала я должен услышать ваш ответ: кто вы? Я буду
говорить о людях, оставшихся у Гитлера. Им грозит смерть - им и их
близким. Вам ничего не грозит, вы - в нейтральной стране.
- Вы думаете, в нейтральной стране не работают агенты гестапо? Но это
частность, это не имеет отношения к нашей беседе. Я не американец. И не
англичанин...
- Я это понял по вашему английскому языку. Вероятно, вы итальянец?
- Да, по рождению. Но я гражданин Соединенных Штатов, и поэтому вы
можете говорить со мной вполне откровенно, если верите тем господам,
которые помогли нам встретиться.
Пастор вспомнил напутствия Брюнинга. Поэтому он сказал:
- Мои друзья на родине считают - и я разделяю их точку зрения
полностью, - что скорейшая капитуляция всех немецких армий и ликвидация
всех частей СС спасет миллионы жизней. Мои друзья хотели бы знать, с кем
из представителей союзников мы должны вступить в контакт?
- Вы мыслите одностороннюю капитуляцию всех армий рейха: на западе,
востоке, на юге и на севере?
- Вы хотите предложить иной путь?
- У нас разговор протекает в странной манере: в переговорах
заинтересованы немцы, а не мы, поэтому условия предстоит выдвигать нам, не
правда ли? Для того, чтобы мои друзья смогли вести с вами конкретные
переговоры, мы должны знать - как этому учили нас древние - "кто? когда?
сколько? с чьей помощью?"
- Я не политик. Может быть, вы правы... Но я прошу верить в мою
искренность. Я не знаю всех тех, кто стоит за той группой, которая
отправила меня сюда, но я знаю, что человек, представляющий эту группу,
достаточно влиятелен.
- Это игра в кошки-мышки. В политике все должно быть оговорено с
самого начала. Политики торгуются, потому что для них нет тайн. Они
взвешивают - что и почем. Когда они неумело торгуются, их - если они
представляют тоталитарное государство - свергают или - если они прибыли из
парламентских демократий - прокатывают на следующих выборах. Я бы
советовал вам передать вашим друзьям: мы не сядем говорить с ними до тех
пор, пока не узнаем, кого они представляют, их программу - в первую
очередь идеологическую, и те планы, которые они намерены осуществить в
Германии, заручась нашей помощью.
- Идеологическая программа понятна: она базируется на антинацизме.
- А какой видится будущая Германия вашим друзьям? Куда она будет
ориентирована? Какие лозунги вы предложите немцам? Если вы не можете
ответить за ваших друзей, мне было бы интересно услышать вашу точку
зрения.
- Ни я, ни мои друзья не склонны видеть будущее Германии окрашенным в
красный цвет большевизма. Но в такой же мере мне кажется чудовищной мысль
о сохранении - хотя бы в видоизмененной форме - того или иного аппарата
подавления германского народа, который имеется в Германии сейчас.
- Встречный вопрос: кто сможет удержать германский народ в рамках
порядка в случае, если Гитлер уйдет? Люди церкви? Те, кто содержится в
концентрационных лагерях? Или реально существующие командиры полицейских
частей, решившие порвать с гитлеризмом?
- Полицейские силы подчинены в Германии рейхсфюреру СС Гиммлеру.
- Я слыхал об этом, - улыбнулся собеседник пастора.
- Значит, речь идет о том, чтобы сохранить СС, которая, как вы
считаете, имеет возможность удержать народ от анархии, в рамках порядка?
- А кто вносит подобное предложение? По-моему, этот вопрос еще нигде
не дискутировался, - ответил "итальянец" и внимательно, первый раз за весь
разговор без улыбки взглянул на пастора.
Пастор испугался - он понял, что проговорился: этот дотошный
итальянец сейчас уцепится и вытащит из него все, что он знает о
стенограмме переговоров американцев с СС, которую ему показал Брюнинг.
Пастор знал, что врать он не умеет: его всегда выдает лицо.
А "итальянец" - один из сотрудников бюро Даллеса, - вернувшись к
себе, долго размышлял, прежде чем сесть за составление отчета о беседе.
"Либо он полный нуль, - думал "итальянец", - не представляющий собой
ничего в Германии, либо он тонкий разведчик. Он не умел торговаться, но он
не сказал мне ничего. Но его последние слова свидетельствуют о том, что им
известно нечто о переговорах с Вольфом".
13.3.1945 (20 ЧАСОВ 24 МИНУТЫ)
У Кэт не было денег на метро. А ей надо было поехать куда-нибудь, где
есть печка и где можно раздеть детей и перепеленать их. Если она не
сделает этого, они погибнут, потому что уже много часов они провели на
холоде.
"Тогда уж лучше было все кончить утром, - по-прежнему как-то издалека
думала Кэт. - Или в люке".
Понятие опасности притупилось в ней: она вышла из подвала и, не
оглядываясь, пошла к автобусной остановке. Она не знала толком, куда
поедет, как возьмет билет, где оставит - хоть на минутку - детей. Она
сказала кондуктору, что у нее нет денег - все деньги остались в
разбомбленной квартире. Кондуктор, проворчав что-то, посоветовал ей
отправиться в пункт для приема беженцев. Кэт села возле окна. Здесь было
не так холодно, и ей сразу же захотелось спать. "Я не засну, - сказала она
себе. - Я не имею права спать".
И сразу же уснула.
Она чувствовала, как ее толкают и теребят за плечо, но Кэт никак не
могла открыть глаза, ей было тепло, блаженно, и плач детей доносился тоже
издалека.
Ей виделось что-то странное, цветное: она подсознательно смущалась
безвкусной сентиментальностью снов - вот она входит с мальчиком в какой-то
дом по синему толстому ковру, мальчик уже сам идет - с куклой, их
встречают Эрвин, мама, сосед по даче, который обещал жить миллион лет...
- Майне даме, - кто-то толкнул ее сильно - так, что она прикоснулась
виском к холодному стеклу. - Майне даме!
Кэт открыла глаза. Кондуктор и полицейский стояли возле нее в темном
автобусе.
- Что? - шепотом, прижимая к себе детей, спросила Кэт. - Что?
- Налет, - так же шепотом ответил кондуктор. - Пойдемте.
- Куда?
- В бомбоубежище, - сказал полицейский. - Давайте мы поможем вам
нести детей.
- Нет, - сказала Кэт, прижимая к себе детей. - Они будут со мной.
Кондуктор пожал плечами, но промолчал. Полицейский, поддерживая ее
под руку, отвел в бомбоубежище. Там было тепло и темно. Кэт прошла в
уголок - двое мальчиков поднялись со скамейки, уступив ей место.
- Спасибо.
Она положила детей рядом с собой и обратилась к девушке из
"Гитлерюгенда", дежурной по убежищу:
- Мой дом разбит, у меня нет даже пеленок, помогите мне! Я не знаю,
что делать: погибла соседка, и я взяла с собой ее девочку. А у меня ничего
нет...
Девушка кивнула и вскоре вернулась с пеленками.
- Пожалуйста, - сказала она, - здесь четыре штуки, вам должно хватить
на первое время. Утром я советовала бы вам обратиться в ближайшее
отделение "Помощи пострадавшим" - только надо иметь справку из вашего
полицейского комиссариата и аусвайс.
- Да, конечно, спасибо вам, - ответила Кэт и начала перепеленывать
детей. - Скажите, а воды здесь нет? Воды и печки? Я бы постирала те
пеленки, что есть, и у меня было бы восемь штук - на завтра бы мне
хватило...
- Холодная вода есть, а мылом, я думаю, вас снабдят. Потом подойдите
ко мне, я организую все это.
Когда дети, наевшись, уснули, Кэт тоже притулилась к стене и решила
поспать хотя бы полчаса. "Сейчас я ничего не соображаю, - сказала она
себе, - у меня жар, наверное, простудилась в люке... Нет, они не могли
простудиться, потому что они в одеялах, и ножки у них теплые. А я посплю
немного и стану думать, как надо поступить дальше".
