зрения Рунге - подойти вплотную к созданию атомной бомбы уже в конце 1944
года.
Впрочем, он убедился после многих дней, проведенных вместе с Рунге,
что сама судьба мешала Германии получить новое оружие: Гитлер после
Сталинградского сражения отказывался финансировать научные исследования в
области обороны, если ученые не обещали ему реальной, практической отдачи
через три, максимум через шесть, месяцев.
Правда, Гиммлер заинтересовался проблемой атомного оружия и создал
"Объединенный фонд военно-научных исследований", однако Геринг, отвечавший
за ведение научных исследований в рейхе, потребовал передачи под свое
ведение гиммлеровского детища. Гениальные немецкие физики были, таким
образом, вне поле зрения руководства, тем более что ни один из фюреров
Германии не имел даже высшего институтского образования, исключая Шпеера и
Шахта.
Теперь ему надо было выиграть следующий этап сражения: он должен был
доказать свою правоту в этом деле. Он продумал свою позицию. У него
сильная позиция. Он обязан победить Мюллера, и он победит его.
Он не стал заходить в свой кабинет. В приемной Мюллера он сказал
Шольцу:
- Дружище, спросите вашего шефа: какие будут указания? Он меня сразу
примет или можно полчаса поспать?
- Я узнаю, - ответил Шольц и скрылся за дверью. Он отсутствовал
минуты две. - На ваше усмотрение, - сказал он, возвратившись. Шеф готов
принять вас сейчас, а можно перенести разговор на вечер.
"Усложненный вариант, - понял Штирлиц. - Он хочет выяснить, куда я
пойду. Не надо оттягивать: все равно партия будет решена за час, от силы -
за два. Даже если потребуется вызвать экспертов из института Шумана".
- Как вы мне посоветуете, так я и поступлю, - сказал он. - Я боюсь,
вечером он уйдет к руководству, и я буду ждать его до утра. Логично?
- Логично, - согласился Шольц.
- Значит, сейчас?
Шольц распахнул двери и сказал:
- Пожалуйста, штандартенфюрер.
В кабинете у Мюллера было темно: обергруппенфюрер сидел в кресле,
возле маленького столика, и слушал Би-Би-Си. Шла антинемецкая передача
лорда "Хау-хау". На коленях у Мюллера лежала папка с бумагами, и он
внимательно просматривал документы, то и дело настраивая приемник на
уходящую волну. Мюллер выглядел усталым, воротник его черного френча был
расстегнут, табачный дым висел в кабинете, словно облако в ущелье.
- Добрый день, - сказал Мюллер. - Я, честно говоря, не ждал вас так
рано.
- А я боялся, что получу взбучку за опоздание.
- Все вы боитесь получить от старика Мюллера взбучку... Хоть раз я
кому давал взбучку? Я старый добрый человек, про которого распускают
слухи. Ваш красавец шеф злее меня в тысячу раз. Только он в своих
университетах научился улыбаться и говорить по-французски. А я до сих пор
не знаю - полагается резать яблоко или его надо есть, как едят у меня
дома, зубами.
Он поднялся, застегнул воротник френча и сказал:
- Пошли.
Заметив недоумевающий взгляд Штирлица, он усмехнулся:
- Сюрприз приготовил.
Они вышли из кабинета, и Мюллер бросил Шольцу:
- Мы, видимо, вернемся...
- Но я еще не вызвал машину.
- А мы никуда не едем.
Мюллер тяжело спустился по крутым лестницам в подвал. Там было
оборудовано несколько камер для особо важных преступников. У входа в этот
подвал стояло три эсэсовца.
Мюллер вынул из заднего кармана свой "вальтер" и протянул охранникам.
Штирлиц вопросительно взглянул на Мюллера, и тот чуть кивнул головой.
Штирлиц протянул свой парабеллум, и охранник сунул его себе в карман.
Мюллер взял яблоко, лежавшее на столике охраны, и сказал:
- Неудобно идти без подарка. Даже если мы оба поклонники свободной
любви, без всяких обязательств, и тогда к бывшим дружкам надо идти с
подарком.
Штирлиц заставил себя рассмеяться: он понял, отчего так сказал
Мюллер. Однажды его люди пытались завербовать южноамериканского дипломата;
они показали ему несколько фотографий - дипломат был снят в постели с
белокурой девицей, которую ему подсунули люди Мюллера. "Либо, - сказали
ему, - мы перешлем это фото вашей жене, либо помогите нам". Дипломат долго
рассматривал фотографии, а потом спросил: "А нельзя ли мне с ней полежать
еще раз? Мы с женой обожаем порнографию". Это было вскоре после приказа
Гиммлера - обращать особое внимание на семейную жизнь немецких
разведчиков. Штирлиц тогда ворчал: "Надо исповедовать свободную любовь без
всяких обязательств, тогда человека невозможно поймать на глупостях".
Когда ему рассказали об этом случае, Штирлиц только присвистнул: "Пойдите
найдите мне такую жену, которая любит порнографию, я сразу отдам ей руку и
сердце. Только, по-моему, перуанец вас переиграл: он испугался своей бабы
до смерти, но не подал вида и сыграл, как актер, а вы ему поверили. Ты бы
испугался своей жены? Конечно! А меня не возьмешь - я боюсь только самого
себя, ибо у меня ни перед кем никаких обязательств. Единственно, что плохо
- некому будет приносить в тюрьму подарки".
Возле камеры N 7 Мюллер остановился. Он долго смотрел в глазок, потом
дал знак охраннику, и тот отпер тяжелую дверь. Мюллер вошел в камеру
первым. Следом за ним вошел Штирлиц. Охранник остался возле двери.
Камера была пуста.
13.3.1945 (16 ЧАСОВ 11 МИНУТ)
- ...Логично, - сказал Мюллер, выслушав Штирлица. - Ваша позиция с
физиком Рунге неколебима. Считайте меня своим союзником.
- Хвост, который вы пускали за черным "хорьхом" "шведского
дипломата", был связан с этим делом?
- А вы чувствовали за собой хвост? Вы остро ощущаете опасность?
- Любой болван на моем месте почувствовал бы за собой хвост. А что
касается опасности - какая же опасность может угрожать дома? Если бы я был
за кордоном...
- У вас голова не болит?
- От забот? - улыбнулся Штирлиц.
- От давления, - ответил Мюллер и, взбросив левую руку, начал
массировать затылок.
"Ему нужно было посмотреть на часы. Он ждет чего-то, - отметил
Штирлиц. - Он не начал бы этого спектакля, не будь в запасе какого-то
козыря. Кто это? Пастор? Плейшнер? Кэт?"
- Я бы советовал вам попробовать дыхательную гимнастику йогов.
- Не верю я в это... Хотя покажите.
- Левую руку положите на затылок. Нет, нет, только пальцы. А правая
должна лежать вдоль черепа. Вот так. И начинайте одновременно массировать
голову. Глаза закройте.
- Я закрою глаза, а вы меня шандарахнете по голове, как Холтоффа.
- Если вы предложите мне изменить родине - я сделаю это.
Группенфюрер, вы осторожно глянули на часы: они у вас отстают на семь
минут. Я люблю открытые игры - со своими, во всяком случае.
Мюллер хмыкнул:
- Я всегда жалел, что вы работаете не в моем аппарате. Я бы уж давно
сделал вас своим заместителем.
- Я бы не согласился.
- Почему?
- А вы ревнивы. Как любящая, преданная жена. Это самая страшная форма
ревности. Так сказать, тираническая...
- Верно. Можно, правда, эту тираническую ревность назвать иначе:
забота о товарищах.
Мюллер снова посмотрел на часы: теперь он это сделал не таясь. "А
профессионал он первоклассный, - отметил Мюллер. - Он понимает все не
через слово, а через жест и настрой. Молодец. Если он работал против нас,
я не берусь определить ущерб, нанесенный им рейху".
- Ладно, сказал Мюллер. - Будем в открытую. Сейчас, дружище, одну
минуту...
Он поднялся и распахнул тяжелую дверь. Несмотря на свою бронированную
массивность, она открывалась легко, одним пальцем. Он попросил одного из
охранников, который лениво чистил ногти спичкой:
- Позвоните к Шольцу, спросите, какие новости.
Мюллер рассчитывал, что за два-три часа Рольф заставил русскую
говорить. Ее привозят сюда - и очная ставка. Да - да, нет - нет. Проверка
факта - долг контрразведчика. Партитуру допроса Штирлица он тоже разыграл
достаточно точно: как только Рольф разработает русскую, Мюллер выкладывает
свои козыри, наблюдает за поведением Штирлица, а потом сводит его лицом к
лицу м пианисткой.
- Сейчас, - обернулся в камеру Мюллер. - Я тут жду одного
сообщения...
Штирлиц пожал плечами.
- Зачем надо было приводить меня сюда?
- Тут спокойнее. Если все кончится так, как хочу я, - мы вернемся
вместе, и все будут знать, что мы с вами занимались делом в моем
ведомстве.
- И мой шеф будет знать об этом?
- Чьей ревности вы боитесь - его или моей?
- А как вы думаете?
- Мне нравится, что вы идете напролом.
Вошел охранник и сказал:
- Он просил передать, что там никто не отвечает.
Мюллер удивленно поджал губы, а потом подумал: "Вероятно, он выехал
сюда без звонка. Мой канал мог быть занят, и он поехал, чтобы сэкономить
время. Отлично. Значит, через десять-пятнадцать минут Рольф привезет ее
сюда".
- Ладно, - повторил Мюллер. - Как это в библии: "Время собирать
камни, и время кидать их".
- У вас было неважно в школе с грамотой божьей, - сказал Штирлиц. - В
книге пророка Екклезиаста сказано: " Время разбрасывать камни, и время
собирать камни. Время обнимать, и время уклоняться от объятий".
Мюллер спросил:
- Вы так хорошо изучали библию с подопечным пастором?
- Я часто перечитывал библию. Чтобы врага побеждать, надо хорошо
знать его идеологию, не так ли? Учиться этому во время сражения - заранее
обречь себя на проигрыш.
"Неужели они перехватили пастора за границей? Могли. Хотя, когда я
возвращался на станцию, мне не повстречалась ни одна машина. Но они могли
проехать передо мной и сидеть на заставе. А сейчас - по времени это
сходится - подъезжают к Берлину. Так. Значит, я сразу требую очной ставки
с моим хозяином. Только наступать. Ни в коем случае не обороняться. А если
Мюллер спросит меня, где агент Клаус? Дома в столе должно лежать письмо.
Слишком явное алиби, но кто мог думать, что события выведут их именно на
пастора? Это еще надо доказать - с Клаусом. А время за меня".
Мюллер медленно вытаскивал из нагрудного кармана голубой конверт.
"В конце концов, я сделал свое дело, - продолжал размышлять Штирлиц.
- Дурашка, он думает, что своей медлительностью загипнотизирует меня, и я
начну метаться. Бог с ним. Пастор может заговорить, но это не так страшно.
Главное, Плейшнер предупредил наших о провале Кэт и о том, что Вольф начал
переговоры. Или начинает их. Наши должны дальше все организовать, если я
провалюсь, - они теперь понимают, в каком направлении смотреть. Мой шифр
Мюллер не узнает - его не знает никто, кроме меня и шефа. От меня шифр они
не получат - в этом я уверен".
- Вот, - сказал Мюллер, достав из конверта три дактилоскопических
отпечатка, - смотрите, какая занятная выходит штука. Эти пальчики, - он
подвинул Штирлицу первый снимок, - мы обнаружили на том стакане, который
вы наполнили водой, передавая несчастному, глупому, доверчивому Холтоффу.
Эти пальчики, - Мюллер выбросил второй снимок, словно козырную карту из
колоды, - мы нашли... где бы вы думали?.. А?
- Мои пальчики можно найти в Голландии, - сказал Штирлиц. - В
Мадриде, Токио, в Анкаре.
- А еще где?
- Я могу вспомнить, но на это уйдет часов пятнадцать, не меньше, и мы
пропустим не только обед, но и ужин...
- Ничего. Я готов поголодать. Кстати, ваши йоги считают голод одним
из самых действенных лекарств... Ну, вспомнили?
- Если я арестован - и вы официально уведомите меня об этом, - я
стану отвечать на ваши вопросы как арестованный. Если я не арестован - я
отвечать вам не буду.
- "Не буду", - повторил Мюллер слова Штирлица в его же интонации. -
