Главная · Поиск книг · Поступления книг · Top 40 · Форумы · Ссылки · Читатели

Настройка текста
Перенос строк


    Прохождения игр    
Roman legionnaire vs Knight Artorias
Ghost-Skeleton in DSR
Expedition SCP-432-4
Expedition SCP-432-3 DATA EXPUNGED

Другие игры...


liveinternet.ru: показано число просмотров за 24 часа, посетителей за 24 часа и за сегодня
Rambler's Top100
Детектив - Юлиан Семенов Весь текст 533.2 Kb

Семнадцать мгновений весны

Предыдущая страница Следующая страница
1 ... 22 23 24 25 26 27 28  29 30 31 32 33 34 35 ... 46
"окно" Мюллер ничего не знает, и пограничники ничего не скажут его  людям,
потому что я действую по указанию рейхсфюрера. Следовательно, пастор будет
сегодня в Швейцарии. а завтра он начнет мое дело. Наше дело,  так  сказать
точнее".
     - Нет, - сказал Штирлиц, оторвавшись от своих раздумий. -  Вы  должны
назначать встречи не в голубом зале отеля, а в розовом.
     - Мне казалось, что вы совсем не слушаете меня.
     - Я слушаю вас очень внимательно. Продолжайте, пожалуйста.
     "Если пастор уйдет и все будет в порядке, я выдерну оттуда Кэт. Тогда
можно будет играть ва-банк. Они сжимают кольцо, тут мне  не  поможет  даже
Борман... Черт их там всех знает. Я уйду с  ней  через  мое  "окно",  если
пойму, что игра приходит к концу. А если можно будет продолжать -  улик  у
них нет и не может быть, - тогда  придется  уводить  Кэт,  обеспечив  себе
алиби через Шелленберга. Поехать к нему на доклад домой или в  Хохенлихен,
он там все время  возле  Гиммлера,  рассчитать  время,  убрать  охрану  на
конспиративной квартире, разломать передатчик  и  увезти  Кэт.  Главное  -
рассчитать время и скорость. Пускай ищут. Им недолго осталось искать. Судя
по тому, как Мюллер ужаснулся, увидев Холтоффа с проломленным черепом, тот
работал по его заданию. Он не мог бы сработать  так  точно,  не  играй  он
самого себя, не наложись заданная роль  на  его  искренние  мысли.  И  еще
неизвестно, как бы он отрабатывал дальше, согласись  я  уходить  с  ним  и
Рунге. Может быть, он пошел бы вместе. Очень может быть. Я ведь помню, как
он смотрел на меня во время допроса астронома и как он говорил тогда...  Я
сыграл  с  ним  верно.  Внезапный  отъезд  я  прикрою  с   одной   стороны
Шелленбергом, с другой - Борманом. Теперь главное - Кэт. Завтра днем я  не
стану заезжать к себе: я сразу поеду к  ней.  Хотя  нет,  нельзя.  Никогда
нельзя играть втемную".
     - Правильно, - сказал Штирлиц, - очень хорошо, что вы на это обратили
внимание: садитесь во второе такси, пропуская первое, и ни в  коем  случае
не садитесь в случайные попутные машины. В общем-то,  я  рассчитываю,  что
ваши друзья из монастыря, который я вам назвал, станут опекать вас. И хочу
повторить еще раз: все  может  статься  с  вами.  Все.  Если  вы  проявите
малейшую неосторожность, вы не успеете даже понять, как окажетесь здесь, в
подвале Мюллера. Но если случится это - знайте: мое  имя,  хоть  раз  вами
произнесенное, хоть в бреду и под пыткой, означает мою смерть, а вместе со
мной неминуемую смерть вашей сестры и племянников. Ничто не сможет  спасти
ваших родных, назови вы мое имя.  Это  не  угроза,  поймите  меня,  -  это
реальность, а ее надо знать и всегда о ней помнить.


     Штирлиц бросил свою машину,  не  доезжая  ста  метров  до  вокзальной
площади. Машина погранзаставы ждала его  в  условленном  месте.  Ключ  был
вставлен в замок  зажигания.  Окна  специально  забрызганы  грязью,  чтобы
нельзя было видеть тех, кто будет  ехать  в  машине.  В  горах,  как  было
условлено, в снег были воткнуты лыжи, возле них стояли ботинки.
     - Переодевайтесь, - сказал Штирлиц.
     - Сейчас, - шепотом ответил пастор, - у меня дрожат  руки,  я  должен
немного прийти в себя.
     - Говорите нормально, нас тут никто не слышит.
     Снег в долине был серебристым, а в  ущельях  -  черным.  Тишина  была
глубокой, гулкой. Где-то вдали шумел движок электростанции: ее было слышно
временами, с порывами ветра.
     - Ну, - сказал Штирлиц, - счастливо вам, пастор.
     - Благослови вас бог, - ответил пастор и неумело пошел на лыжах в том
направлении, куда указал ему Штирлиц. Два раза он упал -  точно  на  линии
границы. Штирлиц стоял возле машины до тех пор, пока пастор  не  прокричал
два раза из черного леса, черневшего на другой стороне ущелья.  Там  рукой
подать до отеля. Теперь все в порядке. Теперь надо  вывести  из-под  удара
Кэт.
     Штирлиц вернулся на привокзальную площадь,  пересел  в  свою  машину,
отъехал километров двадцать и почувствовал, что сейчас заснет. Он взглянул
на часы: кончились вторые сутки, как он был на ногах.
     "Я посплю полчаса, - сказал он себе. - Иначе я не  вернусь  в  Берлин
вовсе".
     Он спал точно двадцать минут. Потом глотнул из плоской фляги  коньяка
и, улегшись грудью на руль, дал полный газ. Усиленный мотор "хорьха" урчал
ровно и мощно. Стрелка спидометра подобралась к отметке "150". Трасса была
пустынной. Занимался  осторожный  рассвет.  Чтобы  отогнать  сон,  Штирлиц
громко пел озорные французские песни.
     Когда сон снова одолевал его, Штирлиц останавливал машину и  растирал
лицо снегом. По обочинам дороги снега  осталось  совсем  немного,  он  был
голубым, ноздреватым. И  поселки,  которые  Штирлиц  проезжал,  тоже  были
голубоватыми, мирными: эту часть Германии не очень-то бомбили союзники,  и
поэтому в тихий пейзаж маленькие красноверхие коттеджи вписывались точно и
гармонично, как и синие сосновые леса, и  стеклянные  стремительные  реки,
мчавшиеся с гор, и бритвенная гладь озер, уже освободившихся ото льда.
     Однажды  Штирлиц,  больше  всего  любивший   раннюю   весну,   сказал
Плейшнеру: "Скоро литература будет пользоваться понятиями,  но  отнюдь  не
словесными длительными периодами. Чем больше информации - с помощью  радио
и кинематографа -  будет  поглощаться  людьми,  а  особенно  подрастающими
поколениями, тем трагичней окажется роль литературы. Если раньше  писателю
следовало уделить три страницы в романе на описание весенней просыпающейся
природы, то теперь  кинематографист  делает  это  с  помощью  полуминутной
заставки на экране. Ремесленник показывает лопающиеся точки и  ледоход  на
реках, а мастер - гамму цвета и точно найденные шумы. Но - заметьте -  они
тратят на это минимум времени. Они  просто  доносят  информацию.  И  скоро
литератор сможет написать  роман,  состоящий  всего  из  трех  слов:  "Эти
мартовские закаты..." Разве вы не увидите за этими тремя словами и капель,
и легкий заморозок, и сосульки возле водосточных  труб,  и  далекий  гудок
паровоза - вдали, за  лесом,  и  тихий  смех  гимназистки,  которую  юноша
провожает  домой,  сквозь  леденящую  чистоту  вечера?"   Плейшнер   тогда
засмеялся. "Я никогда не думал, что вы  столь  поэтичны.  Не  спорьте:  вы
обязательно должны тайком от всех сочинять стихи".  Штирлиц  ответил  ему,
что он никогда не сочинял  стихи,  ибо  достаточно  серьезно  относится  к
профессии поэта, но живописью  он  действительно  пробовал  заниматься.  В
Испании его поразили два  цвета:  красный  и  желтый.  Ему  казалось,  что
пропорциональное соблюдение этих двух цветов может дать  точное  выражение
Испании на холсте. Он долго пробовал писать, но потом понял, что  ему  все
время мешает понять суть предмета желание соблюсти  абсолютную  похожесть.
"Для меня бык -  это  бык,  а  для  Пикассо  -  предмет,  необходимый  для
самовыражения. Я иду за предметом, за формой, а талант подчиняет и предмет
и форму своей мысли, и его не волнует скрупулезность в передаче детали.  И
смешно мне защищать свою попытку рисовать  на  точно  выписанную  пятку  в
"Возвращении блудного сына". Религии простительно  догматически  ссылаться
на авторитет, но это не простительно художнику", - думал тогда Штирлиц. Он
бросил свои "живописные упражнения"  (так  позже  он  определял  это  свое
увлечение), когда его сослуживцы стали просить у него картины. "Это похоже
и прекрасно, - говорили они ему, - а мазню испанцев, где ничего не понять,
противно смотреть". Это ему сказали о живописи Гойи -  он  на  развалах  в
Париже  купил  два  великолепно  изданных  альбома  и  подолгу   любовался
полотнами великого мастера. После этого он  роздал  все  свои  картины,  а
кисти и краски подарил сыну портье в том  доме  в  Бургосе,  где  содержал
конспиративную квартиру для встреч с агентурой...


     Рольф приехал в дом, где жила Кэт, когда солнце еще казалось  дымным,
морозным. Небо было бесцветным, высоким - таким оно бывает и  в  последние
дни ноября, перед первыми  заморозками.  Единственно,  в  чем  угадывалась
весна, - так это в неистовом,  веселом  воробьином  гомоне  и  в  утробном
воркованьи голубей...
     - Хайль Гитлер! - приветствовала его Барбара,  поднявшись  со  своего
места. - Только что мы имели...
     Не дослушав ее, Рольф сказал:
     - Оставьте нас вдвоем.
     Лицо  Барбары,  до  этого   улыбчивое,   сразу   сделалось   твердым,
"служебным", и она вышла в другую комнату. Когда она отворяла  дверь,  Кэт
услышала голос сына - он, видимо, только что проснулся и просил есть.
     - Позвольте, я покормлю мальчика, - попросила Кэт, - а то он не  даст
нам работать.
     - Мальчик подождет.
     - Но это невозможно. Его надо кормить в определенное время.
     - Хорошо. Вы покормите его  после  того,  как  ответите  мне  на  мой
вопрос.
     В дверь постучались.
     - Мы заняты! - крикнул Рольф.
     Дверь открылась: на пороге стоял Гельмут с ребенком на руках.
     - Пора кормить, - сказал он, - мальчик очень просит кушать.
     - Подождет! - крикнул Рольф. - Закройте дверь!
     - Да, но... -  начал  было  Гельмут,  но  Рольф,  поднявшись,  быстро
подошел к двери  и  закрыл  ее  прямо  перед  носом  седого,  контуженного
эсэсовца.
     - Так вот. Нам стало известно, что вы знаете резидента.
     - Я уже объясняла...
     - Я знаю ваши объяснения. Я читал их и слушал в магнитофонной записи.
Они меня устраивали до сегодняшнего утра. А с сегодняшнего утра  эти  ваши
объяснения меня устраивать перестали.
     - Что случилось сегодня утром?
     - Кое-что случилось. Мы ждали, когда это случится,  мы  все  знали  с
самого начала - нам нужны были доказательства. И мы их получили.  Мы  ведь
не можем арестовать человека, если у нас нет доказательств:  улик,  фактов
или хотя бы свидетельства двух людей. Так вот, мы получили улику.
     - По-моему, я не отказывалась с самого начала...
     - Не играйте, не играйте! Не о вас идет речь! И вы прекрасно  знаете,
о ком идет речь.
     - Я не знаю, о ком идет  речь.  И  очень  прошу  вас:  позвольте  мне
покормить мальчика.
     - Сначала  вы  скажете  мне,  где  и  когда  у  вас  были  встречи  с
резидентом, а после пойдете кормить мальчика.
     - Я уже объясняла тому господину, который арестовывал  меня,  что  ни
имени резидента, ни его адреса, ни, наконец, его самого я не знаю.
     - Послушайте, - сказал Рольф, - не валяйте вы дурака.
     Он очень устал, потому что все близкие сотрудники  Мюллера  не  спали
всю ночь, организуя наблюдение по секторам  за  машиной  Штирлица.  Засада
была  оставлена  и  возле  его  дома,  и  рядом  с   этой   конспиративной
радиоквартирой, но Штирлиц  как  в  воду  канул.  Причем  Мюллер  запретил
сообщать о том, что Штирлица ищут, кому  бы  то  ни  было  из  РХСА  -  ни
Кальтенбруннеру, ни тем более Шелленбергу. Мюллер решил сыграть эту партию
сам: он понимал, что это очень сложная партия. Он знал, что именно  Борман
является полноправным хозяином  громадных  денежных  сумм,  размещенных  в
банках Швеции, Швейцарии, Бразилии и - через подставных лиц - даже в  США.
Борман не забывает услуг. Борман не забывает зла. Он записывает  все,  так
или иначе связанное с Гитлером, - даже на носовых платках. Но он ничего не
записывает, когда дело касается его самого:  он  это  запоминает  навечно.
Поэтому партию со Штирлицем, который звонил к Борману и виделся с ним, шеф
гестапо разыгрывал самостоятельно. Все было бы просто и уже неинтересно со
Штирлицем, не существуй его звонка к Борману  и  их  встречи.  Треугольник
замкнулся: Штирлиц - шифр в Берне - русская радистка. И  этот  треугольник
покоился на мощном фундаменте Бормана. Поэтому шеф гестапо и его ближайшие
сотрудники  не  спали  всю  ночь  и  вымотались  до  последнего   предела,
расставляя капканы, готовясь к решительному поединку.
     - Я не стану говорить больше, - сказала Кэт. - Я буду молчать до  тех
пор, ока вы не позволите мне покормить мальчика.
Предыдущая страница Следующая страница
1 ... 22 23 24 25 26 27 28  29 30 31 32 33 34 35 ... 46
Ваша оценка:
Комментарий:
  Подпись:
(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
  Сайт:
 
Комментарии (2)

Реклама