"Скорой помощи"! Сразу же распустят слух, что у нас отравили человека.
Через час Плейшнер выписался из этого отеля и переехал в частный
пансион на берегу озера. Он понял, что оставаться там после этой дурацкой
истерики глупо.
Истерика сначала очень испугала его. А потом он почувствовал
облегчение. Он ходил по улицам, то и дело оглядываясь: боялся, что сейчас
у него за спиной заскрипят тормоза, его схватят под руки молчаливые
молодчики, и увезут в подвал, и там станут бить за то, что он посмел
оскорбить великого фюрера. Н он шел по улице, и никому до него не было
дела. Возле газетного киоска он накупил английских и французских газет, на
первых полосах были карикатуры Гитлера и Геринга. Он тихонько засмеялся и
сразу же испугался, что снова начнется истерика.
- Бог мой, - вдруг сказал он. - Неужели все позади?
Он шел на конспиративную квартиру, по адресу, который ему дал
Штирлиц, по пустынной улице. Оглянувшись несколько раз, профессор вдруг (и
снова неожиданно для себя) стал кружиться в вальсе. Он напевал себе под
нос какой-то старинный вальс и упоенно кружился, по-старомодному
пришаркивая мыском туфель и делая такие пробеги, которые - он это помнил -
делали эстрадные танцоры в начале века.
Дверь ему открыл высокий, плотный мужчина.
- Отто просил передать, - сказал профессор слова пароля, - что вчера
вечером он ждал вашего звонка.
- Заходите, - сказал мужчина, и Плейшнер зашел в квартиру, хотя он не
имел права этого делать, не дождавшись отзыва: "Странно, я был дома, но,
видимо, он перепутал номер".
Пьяный воздух свободы сыграл с профессором Плейшнером злую шутку:
явочная квартира была провалена фашистами, и сейчас нелегалы Мюллера,
жившие по швейцарским паспортам, ждали "гостей". Первым гостем оказался
связник Штирлица - профессор Плейшнер.
- Ну? - спросил высокий мужчина, когда они вошли в комнату. - Как он
там?
- Вот, - сказал Плейшнер, протягивая ему крохотную ампулу, - тут все
сказано.
Это его спасло: немцы не знали ни пароля, ни тех людей, которые
должны были бы прийти на связь. Поэтому было принято решение: если связник
не войдет без отзыва, его надо схватить и, усыпив, вывезти в Германию.
Если же он войдет в контакт, установить за ним наблюдение и, таким
образом, выйти на главного резидента.
Высокий человек ушел в соседнюю комнату. Там он вскрыл ампулу и
разложил на столе листочек папиросной бумаги. Цифры слагались в донесение.
Такие же цифры находились сейчас в центре дешифровки гестапо в Берлине:
именно этим шифром передавались донесения русской радисткой, которая дала
согласие работать на Гиммлера.
Высокий мужчина протянул донесение своему помощнику и сказал:
- Срочно в посольство. Передай нашим, чтобы организовали наблюдение
за этим типом. Я задержу его и постараюсь с ним поговорить - он дилетант,
его, видимо, используют, я его расшевелю...
(Из партийной характеристики на члена НСДАП с
1944 года Барбару Беккер, унтершарфюрера СС (IV
отдел РСХА): "Истинная арийка. Характер
нордический, стойкий. Безукоризненно выполняет
служебный долг. С товарищами по работе ровна и
дружелюбна. Спортсменка. Беспощадна к врагам
рейха. Незамужняя. В порочащих связях не
замечена...")
Кэт ходила по комнате, укачивая сына. В отсутствие Штирлица - как он
и говорил - ее перевели на конспиративную квартиру гестапо, где
оборудовали небольшую, но мощную радиостанцию. Кэт смотрела на лицо
спящего мальчика и думала: "Всему в жизни надо учиться: и как готовить
яичницу, и где искать книгу в каталоге, математике надо учиться тем более.
А вот материнству учиться не надо..."
- Мы зовем людей к естественности, - сказала ей как-то охранница,
фрейлейн Барбара.
Она была совсем еще молода и любила поболтать перед ужином. Солдат СС
Гельмут, живший в соседней комнате, сервировал стол на троих, чтобы
отпраздновать двадцатилетие воспитанницы "Гитлерюгенда". Во время этого
торжественного ужина - с картофелем и гуляшом - Барбара сказала, что после
того, как Германия выиграет войну, женщины, наконец, смогут заняться своим
делом - уйти из армии и с производства и начать строить большие германские
семьи.
- Рожать и кормить - вот задача женщины, - говорила Барбара, - все
остальное - химеры, выдуманные растленными буржуазными демократиями и
сталинским режимом. Нет ничего чище животных инстинктов. Я не боюсь
говорить об этом открыто.
- Это как? - хмуро поинтересовался Гельмут, только-только
откомандированный с фронта после сильнейшей контузии. - Сегодня со мной,
завтра с другим, а послезавтра с третьим?
- Это гнусность, - ответила Барбара, брезгливо поморщившись. - Семья
свята и незыблема. Но разве в постели с мужем, с отцом дома, я не могу так
же наслаждаться силой любви, как если бы он был и вторым, и третьим, и
четвертым? Надо освободить себя от стыдливости - это тоже химера... Вы,
вероятно, не согласны со мной? - спросила она, обернувшись к Кэт.
- Не согласна.
- Желание произвести лучшее впечатление - тоже уловка женщины,
древняя как мир. Уж не кажется ли вам, что наш добрый Гельмут предпочтет
вас мне? - засмеялась Барбара. - Он боится славян, и потом, я моложе...
- Я ненавижу женщин, - глухо сказал Гельмут. - "Исчадие ада" - это
про вас.
- Почему? - спросила Барбара и озорно подмигнула Кэт. - За что вы нас
ненавидите?
- Вот за то самое, что вы тут проповедовали. Женщина хуже злодея: он
хоть не обманывает - злодей, он сразу злодей. А тут сначала такую патоку
разольют, что глаза слипаются, а после заберут в кулак и вертят, как
хотят, а при этом еще спят с твоим ближайшим другом...
- Вам жена наставила рога! - Барбара даже захлопала в ладоши.
Кэт отметила для себя, что у нее были очень красивые руки: мягкие,
нежные, с детскими ямочками и аккуратно отполированными розовыми ногтями.
Эсэсовец тяжело посмотрел на Барбару и ничего не ответил: он
подчинялся ей, он был рядовым солдатом, а она унтершарфюрером.
- Простите, - сказала Кэт, поднимаясь из-за стола, - я могу уйти к
себе?
- А что случилось? - спросила Барбара. - Сегодня не бомбят, работать
вы еще не начали, можно и посидеть чуть дольше обычного.
- Я боюсь - проснется маленький. Может быть, вы позволите мне спать с
ним? - спросила Кэт. - Мне жаль господина, - она кивнула головой на
Гельмута, - он, наверное, не высыпается с маленьким...
- Он тихий, - сказал Гельмут, - спокойный парень. И совсем не плачет.
- Это запрещено, - сказала Барбара. - Вам полагается жить в разных
помещениях с ребенком.
- Я не убегу, - попробовала улыбнуться Кэт.
- Отсюда невозможно бежать, - ответила Барбара. - Нас двое, да и
запоры надежные. Нет, я очень сожалею, но у меня есть приказ командования.
Попробуйте поговорить с вашим шефом.
- А кто мой шеф?
- Штандартенфюрер Штирлиц. Он может нарушить указание начальства - в
случае, если вы преуспеете в работе. У одних стимул - деньги, у других -
мужчины; у вас самый верный стимул к хорошей работе - ваше дитя. Не так
ли?
- Да, - ответила Кэт. - Вы правы.
- Между просим, вы до сих пор не дали ребенку имя, - сказала Барбара,
отрезая от картофелины маленький ломтик.
Кэт заметила, что девушка ест, словно на дипломатическом приеме, - ее
движения были полны изящества, и картофель, изъеденный червоточинами,
казался каким-то диковинным, экзотическим фруктом.
- Я назову его Владимиром...
- В честь кого? Ваш отец был Владимиром? Или его отец? Кстати, как
его звали?
- Кого?
- Вашего мужа.
- Эрвин.
- Я знаю, что Эрвин. Нет, я спрашиваю его настоящее имя, русское...
- Я знала его как Эрвина.
- Он даже не называл вам своего имени?
- По-моему, - улыбнулась Кэт, - ваши разведчики, так же, как и все
разведчики мира, знают друг друга по псевдонимам. То, что я - Катя, а не
Кэт, знал мой шеф в Москве и, вероятно, знали те люди, которые были
связаны с Эрвином, его здешние руководители.
- Владимиром, мне кажется, звали Ленина, - помолчав, сказала Барбара.
- И благодарите бога, что вами занимается Штирлиц: он у нас славится
либерализмом и логикой...
"Рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру.
С_т_р_о_г_о_ _с_е_к_р_е_т_н_о_. Только для личной передачи.
В одном экземпляре.
Рейхсфюрер!
Вчера ночью я приступил к практическому осуществлению операции
"Истина". Этому предшествовало предварительное ознакомление с ландшафтом,
с дорогами, с рельефом местности. Я считал, что неосмотрительно наводить
более подробные справки о шоферах, которые будет перевозить архив
рейхслейтера Бормана, или о предполагаемом маршруте. Это может вызвать
известную настороженность охраны.
Я задумал проведение акции по возможности "бесшумно", однако события
вчерашней ночи не позволили мне осуществить "бесшумный" вариант. После
того, как мои люди, одетые в штатское, развернули посредине шоссе
грузовик, колонна, перевозившая архив рейхслейтера, не останавливаясь,
открыла стрельбу по грузовику и трем моим людям. Не спрашивая, что это за
люди, не проверяя документов, первая машина охраны партийного архива
наскочила на наш грузовик и опрокинула его в кювет. Дорога оказалась
свободной. Пять человек из первой машины прикрытия перескочили в следующий
автомобиль, и колонна двинулась дальше. Я понял, что в каждом грузовике
следуют, по крайней мере, пять или шесть человек, вооруженных автоматами.
Это, как выяснилось впоследствии, не солдаты и не офицеры. Это функционеры
местной организации НСДАП, мобилизованные в ночь перед эвакуацией архива.
Им был дан личный приказ Бормана - стрелять в каждого, независимо от
звания, кто приблизится к машинам более чем на двадцать метров.
Я понял, что следует изменить тактику, и отдал приказ расчленить
колонну: одной части своих людей я приказал следовать по параллельной
дороге до пересечения шоссе с железнодорожной линией: дежурный там был
изолирован, его место занял мой доверенный человек, который должен был
преградить путь, опустив шлагбаум. Я же с остальными людьми, разбив
колонну надвое (для этого пришлось поджечь фаустпатроном грузовик,
следовавший тринадцатым по счету от головной машины), остался на месте. К
сожалению, нам пришлось пустить в ход оружие: каждый грузовик
"отстреливался" до последнего патрона, невзирая на то, что мы предложили
вступить в переговоры. первые тринадцать грузовиков подошли к переезду в
одно время с нашими машинами, но там уже стояло десять танков из
армейского 24-го корпуса, которые взяли на себя охрану грузовиков
рейхслейтера. Наши люди были вынуждены отступить. Те грузовики, которые мы
отбили, были сожжены, а все мешки и цинковые ящики, захваченные нами,
перегружены в бронетранспортеры и отвезены на аэродром. Шоферы, довозившие
бронетранспортеры до аэродрома, были ликвидированы нашей ударной группой.
Хайль Гитлер! Ваш Скорцени".
На конспиративную квартиру пришел Рольф с двумя своими помощниками.
Он был слегка навеселе и поэтому все время пересыпал свою речь
французскими словами. Мюллер сказал ему, что Кальтенбруннер дал согласие
на то, чтобы именно он, Рольф, работал с русской в то время, когда Штирлиц
отсутствует.
- Шелленберг отправил Штирлица на задание. Рольф в это время будет
