нейтралы, они богаты, и долг дяди - помочь вам. Вы дадите ему послушать в
трубку, как кричит маленький, и его сердце дрогнет. Теперь вот что... Я
договорился с руководителем нашей компании, что мы выдадим вам первое
пособие на этих днях, не дожидаясь общей перепроверки суммы вашей
страховки. Но нам необходимы имена двух гарантов.
- Кого?
- Двух людей, которые бы гарантировали... простите меня, но я
всего-навсего чиновник, не сердитесь, - которые бы подтвердили вашу
честность. Еще раз прошу понять меня верно...
- Ну кто же станет давать такую гарантию?
- Неужели у вас нет друзей?
- Таких? Нет, таких нет.
- Ну хорошо. Знакомые-то у вас есть? Просто знакомые, которые
подтвердили бы нам, что знали вашего мужа.
- Знают, - поправила Кэт.
- Он жив?!
- Да.
- Где он? Он был здесь?
Кэт отрицательно покачала головой.
- Нет. Он в каком-нибудь госпитале. Я верю, что он жив.
- Я искал.
- Во всех госпиталях?
- Да.
- И в военных тоже?
- Почему вы думаете, что он мог попасть в военный госпиталь?
- Он инвалид войны... Офицер... Он был без сознания, его могли
отвезти в военный госпиталь...
- Теперь я за вас спокоен, - улыбнулся человек. - У вас светлая
голова, и дело явно идет на поправку. Назовите мне, пожалуйста,
кого-нибудь из знакомых вашего супруга, я к завтрашнему дню уговорю этих
людей дать гарантию.
Кэт чувствовала, как у нее шумело в висках. С каждым новым вопросом в
висках шумело все больше и больше. Даже не шумело, а молотило каким-то
тупым металлическим и громким молотом. Но она понимала, что молчать и не
отвечать сейчас, после того, как она все эти дни уходила от конкретных
вопросов, было бы проигрышем. Она вспоминала дома на своей улице -
особенно разрушенные. У Эрвина чинил радиолу генерал в отставке Нуш. Так.
Он жил в Рансдорфе, это точно. Возле озера. Пусть спрашивает его.
- Попробуйте поговорить с генералом в отставке Фрицем Нушем. Он живет
в Рансдорфе, возле озера. Он давний знакомый мужа. Я молю бога, чтобы он
оказался добр к нам и сейчас.
- Фриц Нуш, - повторил человек, записывая это имя в свою книжечку, -
в Рансдорфе. А улицу не помните?
- Не помню...
- В справочном столе могут не дать адреса генерала...
- Но он такой старенький. Он уже не воюет. Ему за восемьдесят.
- Голова-то у него варит?
- Что?
- Нет, нет. просто я боюсь, у него склероз. Будь моя воля, я бы всех
людей старше семидесяти насильно отстранял от работы и отправлял в
специальные зоны для престарелых. От стариков все зло в этом мире.
- Ну что вы. Генерал так добр...
- Хорошо. Кто еще?
"Назвать фрау Корн? - подумала Кэт. - Наверное, опасно. Хотя мы
ездили к ней отдыхать, но с нами был чемодан. Она может вспомнить, если ей
покажут фото. А она была бы хорошей кандидатурой: муж - майор СС..."
- Попробуйте связаться с фрау Айхельбреннер. Она живет в Потсдаме.
Собственный дом возле ратуши.
- Спасибо. Это уже кое-что. Я постараюсь сделать этих людей вашими
гарантами, фрау Кин. Да, теперь вот еще что. Ваш консьерж опознал среди
найденных чемоданов два ваших. Завтра утром я приду вместе с ним, и мы при
нем и враче вскроем эти чемоданы: может быть, вы сразу же распорядитесь
ненужными вещами, и я поменяю их на белье для вашего карапузика.
"Ясно, - сказала себе Кэт. - Он хочет, чтобы я сегодня же попыталась
наладить связь с кем-то из друзей".
- Большое спасибо, - сказала она, - бог отплатит вам за доброту. Бог
никогда не забывает добра...
- Ну что ж... Желаю вам скорейшего выздоровления и поцелуйте от меня
вашего великана.
Вызвав санитарку, человек сказал ей:
- Если она попросит вас позвонить куда-либо или передаст записку,
немедленно звоните ко мне - домой или на работу, неважно. И в любое время.
В любое, - повторил он. - А если кто-нибудь придет к ней - сообщите вот
сюда, - он дал ей телефон, - эти люди в трех минутах от вас. Вы задержите
посетителя под любым предлогом.
Выходя из своего кабинета, Штирлиц увидел, как по коридору несли
чемодан Эрвина. Он узнал бы этот чемодан из тысячи: в нем хранился
передатчик.
Штирлиц рассеянно и не спеша пошел следом за двумя людьми, которые,
весело о чем-то переговариваясь, занесли этот чемодан в кабинет
штурмбаннфюрера Рольфа.
(Из партийной характеристики на члена НСДАП с
1940 года Рольфа, штурмбаннфюрера СС (IV отдел
РСХА): "Истинный ариец. Характер - нордический,
отважный. С товарищами по работе поддерживает
хорошие отношения. Безукоризненно выполняет
служебный долг. Беспощаден к врагам рейха.
Отличный спортсмен. Отличный семьянин. Связей,
порочивших его, не имел. Отмечен наградами
рейхсфюрера СС...")
Штирлиц какое-то мгновенье прикидывал: зайти в кабинет к
штурмбаннфюреру сразу же или попозже? Все в нем напряглось, он коротко
стукнул в дверь кабинета и, не дожидаясь ответа, вошел к Рольфу.
- Ты что, готовишься к эвакуации? - спросил он со смехом. Он не
готовил эту фразу, она родилась в голове сама и, видимо, в данной ситуации
была точной.
- Нет, - ответил Рольф, - это передатчик.
- Коллекционируешь? А где владелец?
- Хозяйка. По-моему, хозяину каюк. А хозяйка с новорожденным лежит в
изоляторе госпиталя "Шарите".
- С новорожденным?
- И голова у стервы помята.
- Худо. Как ее допрашивать в таком состоянии?
- По-моему, именно в таком состоянии и допрашивать. А то мы
канителимся, канителимся, ждем чего-то. Главное, наш болван из отделения
показал ей фото чемоданов - вкупе с этим. Спрашивал, не видит ли она здесь
своих вещей. Слава богу, сбежать она не может: у нее там ребенок, а в
детское отделение никого не пускают. Я не думаю, чтобы она ушла, бросив
ребенка... В общем, черт его знает. Я решил сегодня привезти ее сюда.
- Разумно, - согласился Штирлиц. - Пост там поставили? Надо же
смотреть за возможными контактами.
- Да, мы там посадили свою санитарку и заменили сторожа нашим
работником.
- Тогда стоит ли ее брать сюда? Поломаешь всю игру. А вдруг она решит
искать связь?
- Я и сам на распутье. Боюсь, она очухается. Знаешь этих русских - их
надо брать теплыми и слабыми...
- Почему ты решил, что она русская?
- С этого и заварилась вся каша. Она орала по-русски, когда рожала.
Штирлиц усмехнулся и сказал, направляясь к двери:
- Бери ее поскорей. Хотя... Может получиться красивая игра, если она
начнет искать контакты. Думаешь, ее сейчас не разыскивают по всем
больницам их люди?
- Эту версию мы до конца не отрабатывали...
- Дарю. Не поздно этим заняться сегодня. Будь здоров и желаю удачи. -
Около двери Штирлиц обернулся: - Это интересное дело. Главное здесь - не
переторопить. И советую - не докладывай большому начальству: они заставят
тебя гнать работу.
Уже открыв дверь, Штирлиц хлопнул себя по лбу и засмеялся:
- Я стал склеротическим идиотом... Я ведь шел к тебе за снотворным.
Все знают, что у тебя хорошее шведское снотворное.
Запоминается последняя фраза. важно войти в нужный разговор, но еще
важнее искусство выходить из разговора. Теперь, думал Штирлиц, если Рольфа
спросят, кто к нему приходил и зачем, он наверняка ответит, что заходил к
нему Штирлиц и просил шведское снотворное. Рольф снабжал половину
управления снотворным - его дядя был аптекарем.
...А теперь, после разговора с Рольфом, Штирлицу предстояло сыграть
ярость. Он поднялся к Шелленбергу и сказал:
- Бригаденфюрер, мне лучше сказаться больным, а я действительно
болен, и попроситься на десять дней в санаторий - иначе я сдам...
Говоря это шефу разведки, он был бледен, до синевы бледен. И не
потому только, что решалась судьба Кэт, а следовательно, и его судьба. Он
понимал, что ей предстоит здесь: новорожденному на пятом часу допроса
приставляют пистолет к затылку и обещают застрелить на глазах матери, если
она не заговорит. Обычная провокация папаши Мюллера: никогда еще никому из
детей они не стреляли в затылок. Жалость здесь ни при чем - люди Мюллера
могли вытворять вещи похуже. Просто они понимали, что после этого мать
сойдет с ума, и вся операция провалится. Но действовал этот метод
устрашения безотказно.
Лицо Штирлица сейчас стало сине-бледным не потому, что он понимал,
какие его ждут муки, скажи Кэт о нем. Все проще: он играл ярость.
Настоящий разведчик сродни актеру или писателю. Только если фальшь в игре
грозит актеру тухлыми помидорами, а неправда и отсутствие логики отомстят
писателю презрительными усмешками критиков, то разведчику это обернется
смертью.
- В чем дело? - спросил Шелленберг. - Что с вами?
- По-моему, мы все под колпаком у Мюллера. То этот идиотизм с хвостом
на Фридрихштрассе, а сегодня еще почище: они находят русскую с
передатчиком, видимо, работавшую очень активно, я за этим передатчиком
охочусь восемь месяцев, но отчего-то это дело попадает к Рольфу, который
столько же понимает в радиоигре, сколько кошка в алгебре.
Шелленберг сразу потянулся к телефонной трубке.
- Не надо, - сказал Штирлиц. - Ни к чему. Начнется склока, обычная
склока между разведкой и контрразведкой. Не надо. Дайте мне санкцию: я
поеду сейчас к этой бабе, возьму ее к нам и хотя бы проведу первый допрос.
Может быть, я самообольщаюсь, но я проведу его лучше Рольфа. Потом пусть
этой женщиной занимается Рольф - для меня всего важнее дело, а не
честолюбие.
- Езжайте, - сказал Шелленберг, а я все-таки позвоню рейхсфюреру.
- Лучше зайти к нему, - ответил Штирлиц. - Мне не очень-то нравится
вся эта возня.
- Поезжайте, - повторил Шелленберг, - и делайте свое дело. А потом
поговорим о пасторе. н нам понадобится завтра-послезавтра.
- Я не могу разрываться между двумя делами.
- Можете. Разведчик или сдается сразу, или не сдается вовсе. За
редким исключением он разваливается после применения к нему специальных
мер головорезами Мюллера. Вам все станет ясно в первые часы. Если эта дама
станет молчать - передайте ее Мюллеру, пусть они разобьют себе лоб. Если
она заговорит - запишем себе в актив и утрем нос баварцу.
Так в минуты раздражения Шелленберг называл одного из самых
ненавистных ему людей - шефа гестапо Мюллера.
В приемном покое Штирлиц предъявил жетон СД и прошел в палату, где
лежала Кэт. Когда она увидела его, глаза ее широко раскрылись, в них
появились слезы, и она потянулась к Штирлицу, но он, опасаясь диктофонов,
торопливо сказал:
- Фрау Кин, собирайтесь. Вы проиграли, а разведчику надо уметь
достойно проигрывать. Я знаю, вы станете отпираться, но это глупо. у нас
перехвачено сорок ваших шифровок. Сейчас вам принесут одежду, и вы поедете
со мной. я гарантирую жизнь вам и вашему ребенку, если вы станете
сотрудничать с нами. Я ничего не могу вам гарантировать, если вы будете
упорствовать.
Штирлиц дождался, пока санитарка принесла е костюм, пальто и туфли.
Кэт сказала, принимая условия его игры:
- Может быть, вы выйдете, пока я буду одеваться?
- Нет, я не выйду, - ответил Штирлиц. - Я отвернусь и буду продолжать
говорить, а вы будете думать, что мне ответить.
- Я ничего не буду вам отвечать, - сказала Кэт, - мне нечего отвечать
вам. я не понимаю, что произошло, я еще очень слаба, и я думаю, это
