"М-да", - согласился Шина.
Они стояли, стараясь не глядеть друг на друга.
"Вы как хотите, - сказал после паузы Машка, - а я на чердак. Попробую
смыться".
"А я, - промолвил Шина, - я чувствую, что мне придется расстаться с
девственностью. Вы как хотите, а я сдаюсь. Прикинусь невинным куском
протоплазмы".
"А меня, разумеется, выдашь за генералиста данной конструкции?" -
мрачно усмехнулся Машка.
"Ребята, ну, ребята", - умоляюще проговорила Фанни.
"А вот Фаничку, - с покривившейся, рыдающей физиономией выдавил Шина, -
я тебе не оставлю. Я забираю ее с собою в тюрьму. Она мне будет нужнее".
"Э, старина, полегче! - закричал Машка, вырывая Фанни из Шининых
объятий. - Я не посягаю на твои права, но должен же я помнить о своих
обязанностях!"
"Ребята, ну, ребята! - едва не плакала Фанни. - Ребята, простите меня,
я же пошутила! Да, пошутила, там никого нет! Нет никого!.."
В комнате воцарилась тишина. Новиков хихикнул.
"Что случилось? - спросил Малина, входя в дверь. - Что тут происходит?
Что за немая сцена?"
Вслед за Малиной появилась и Таня. Ну, а за нею и биксушки две заползли
- сестры-близняшки Добролюбовы, Надя и Вера, Танины подружки, этакие
пепсиколочки.
"Как у нас с хворумом? - говорили они. - С хворумом ништяк? Все дома?"
"Господа! - сказал Шина. - Разрешите представить: Густав, представитель
демократических сил планеты".
"А это, - продолжал Шина, - меньшевик Новиков, партийная кличка
"Новость"".
"Ну, артисты, - хихикал Новость, - ну, артисты..."
"Эй, мужики, помогите! - Таня, нагружая стол всякой снедью, недоуменно
приглядывалась к невесть как сюда попавшим Густаву и Новикову. - Кстати, где
Ибрагим?"
"Машка, слышь... - Малина, усмешливо озирая кодлу, подмигнул Машке. -
Скажи, Машка, чем вы тут занимались без нас?"
"Ну... - Машка почесал бороду. - Понимаешь, тут был такой Смольный в
действии. В общем, съезд партии".
"Какой партии?"
"Союз спасения", - подсказал Шина.
"Чего?"
"Что чего?" - не понял Машка.
"Спасения чего?"
"Сушеной рыбы, - буркнул Машка. - Не в этом дело. Давайте лучше пить".
"Итак, - торжественно произнес Малина, подымая хрустальный стопарь с
коньяком, источавшим в его ладони тяжелое масляное сияние, - дорогие
джентльмены..."
"И джентльменки", - вставил Шина.
"Э... джентльмены и джентльменки! В этот день мы собрались здесь, чтобы
отпраздновать... праздновать, совершить, так сказать... Ну, в общем, чего
там говорить, сами знаете, что".
"Горько!" - тихо сказала Таня.
Что дальше? Дальше, дальше, дальше... С одной стороны, движение
потеряло бы смысл, ежели бы цель была прямой и ясной. Но вот взять, к
примеру, Машку, который как бы вообще ничего в жизни не делает. Однако, и
про него нельзя ведь сказать, что он совсем никуда не движется. Разница в
том, что если у других развитие носит более внешний характер, то у него все
происходит на более скрытом уровне. Одни, так сказать, глубинные бомбы
стерегут его подводные силы. И промежутка, который, как известно, должен
быть, здесь нет. В результате каждый гибнет с собственной, какой-то
фатальной безысходностью.
Вот и нынче Машка энд товарищи двигались по каким-то своим траекториям.
А двигались они уже в городе, в квартире у Малины. С утра поспела брага
Ибрагима, ну, привезли ее с собой - вестимо, вместе с Ибрагимом. Вообще,
необходимо добавить, что Ибрагим еще с утра казался нафугаченным...
удивительно был не в комплекте... да и человек он такой... Машка называл его
"Подколесиным" - и верно, баловался колесами Ибрагим, и на траве "мурафе"
сидел круто... Машка его то и дело журил, бывало: "Опять Ибрагим мухомору
накурился!" - а что с того Ибрагиму... Ладно.
Сидели в гостиной. А гостиная такая: стеллаж с книгами (книги - так
себе, обычная советская библиотека: Иван Тургенев, "Первая любовь", Шекспир,
"Отелло", И.В.Сталин, "Уголовная медицина", "Кто виноват?", Пушкин, Шукшин,
"Книга о вкусной и здоровой пище", Л.Н.Толстой, "Три толстяка", Гоголь, "В
царстве смекалки", "Актеры зарубежного кино", "Все о футболе", "Киники",
"Бах", "Физика явлений", "Песни наших дней", "Тигр в гитаре", "От Гераклита
до Дарвина", "Птицы над сушей и морем"... Что там еще? В.П.Аксенов,
"Приключения Васи Куролесова", "Спутник пионера", "Книга будущих
командиров", Максимилиан Горький...). Тут же, на полках, куча всякой мелкой
дряни, как то: сувениры какие-то, фотки, вымпелы с кистями, спортивный
кубок, модель парусника, какая-то пластмассовая живность, ну, и прочая
подобная чухня. Интерьер - нормальный, но приятный. Мебель хорошая, правда,
слегка порушенная, надобно бы заменить. Куча музыкальных инструментов и
аппаратуры, способной, вероятно, при желании озвучить площадку размером с
Кустанайские степи, вообще очень много музыки, особенно пластинок фирменных,
причем не только номерных, но даже бутлеги здесь есть. Большое овальное
зеркало. На зеркале, на уровне груди, приклеен листок с графическим
стихотворением, подаренный Малине знакомым поэтом. Стихотворение такое:
слаб человек
слаб человек
Причем, левая половина обозначала тут голос внутренний, а правая -
внешний. Малина рассказывал, как сам поэт мимически изображал свое
произведение. Сперва весь поджимался: "Внутренний голос говорит: "Сла-а-аб
человек, сла-а-аб человек"..." (тихо так, со слезой). Затем: "А внешний
голос: "Ы-ы! (с надрывом) Слаб человек!"..." Машка усовершенствовал этот
шедевр, приклеив в правом нижнем углу этикетку "Жигулевского специального
пива".
Вообще, Малина - странный парень... Он еще относительно молод, а уже -
своя трехкомнатная хата на Калининском (кайф, правда?). Автомобиль - обычная
родная "Нива", но тем не менее. Деньги у него водились огромные... Никто не
знал, откуда у него все это, а все досужие догадки сводились, как правило, к
одной-единственной версии - чей-нибудь сын (Рокфеллера, микадо, Сергея
Каузова, лейтенанта Шмидта...), хотя вряд ли это соответствовало
действительности, потому что Таня, знавшая, естественно, его родителей,
обмолвилась как-то, что, наоборот, не они, а он их содержит, а Тане, вроде,
можно верить...
Что еще? Стены сплошь завешаны картинами - подарками знакомых,
плакатами и фотографиями (совершенно всевозможными - от Кэссиди до
Пономаревой, там даже Гребенщиков, кажется, есть), а также кусками ватманов,
на которых желающие пишут и рисуют фломастерами все, что душе угодно, -
всякие, там, стихи, фразы, пожелания, адреса, телефоны, признания в любви,
или же просто лепят пивные и винные этикетки... довольно интересные вещи
порой попадаются. Вот и Машка тоже раздухарился и тоже начертал там чего-то.
Все думали, какое-нибудь поздравление или что, а оказалось - стихи о любви,
посвященные Фанни: "Клоп пил полк. Хлоп! Клоп влип".
Сидели, пили. Неслабая, между нами говоря, произошла бражка. Уж и
половины от десяти литров не выпили еще, как Ибрагим впал в чувство и, путая
уже сеструх Добролюбовых, Надю и Веру (обе они были стройненькие,
ладненькие, в одинаковых прикидах: маечки, юбчонки, с хайратниками и с
глазами как фонари, а одна из них все время каламбурила, типа: "Капиллярное
- это от слова Каппель? - кажется, был у них знакомый по прозвищу Каппель,
ну, да не о них речь), то порывался читать им стихи, то каялся затем, что
забыл продолжение, пытался их куда-то подписать, порочил современное
искусство... словом, Ибрагим неотвратимо выходил в аут, рога в землю, мрачно
и тупо сражался с одолевшей его мухой, кричал: "Моя биоструктура просит
колбасы!", прикалывался, напялив на голову какую-то дурацкую грязную
панамку, хотя никого, кроме него, это не веселило, приставал ко всем с
вопросом: "Можно ли чистить зубы во время еды?", опять веселился, и принялся
затем еще и рассказывать свой сон - про то, как его убили на борцовском
ковре (а ведь он был когда-то борец, этот Ибрагим, - атас, правда?), так
вот, рассказывал он свой сон - про то, как его убили и как потом он оказался
в раю, только вот в раю почему-то были окна с кавказским профилем осколков,
а все искусство нынешнее, оно тово, такая гопотень, и знаете, зачем оно нам
нужно, оно нам заменяет жизнь, кино, книги, эрзац, захавал, приторчал, и
ничего уже сверх этого тебе не надобно, мадам, я влюблен в вас, моя фамилия
Труболетов, а может быть, даже и Труполюбов, вы правы, мадам, меня нельзя
принимать всерьез, вы можете представить себе человека по фамилии
Пердотрубов, лучший комплимент для женщины - признание в любви, но однажды
настанет в твоей жизни тишина, а ведь это страшная вещь, братцы, нет,
разумеется, будут к тебе заходить друзья, забухать и потрюндеть за жизнь, за
рок-н-ролл, за пятое-десятое, а может статься, заползет к тебе герла
какая-никакая с приличным станком, и ты, конечно же, расправишь плечи,
вытаращишь глаза...
Кент по кличке Новость, тоже порядком уже закосевший, полез к Машке
знакомиться.
"Тя как зовут-то?"
"Машкой".
"Ты те, пикадор?" - изумился Новость.
"Это как?"
"Ну, активный, пассивный?"
"А-а... - Врубился, наконец. - Да нет. Это уж с детства так повелось.
Толстый я был в детстве. "Ляжки как у Машки", Саша - Маша... Сашей меня
зовут".
Сидели, пили. Пили уже водку из маленьких таких глиняных стаканчиков
Малины. Интересные такие были стаканчики - на одном было написано: "пей до
дна", на другом: "пей да пой", еще на третьем: "сладка водочка" - всего три
штуки из комплекта уцелело. Малина говорил, что было шесть, и на тех тоже
разное такое интересное написано было, да их уже давно расхлопали по
пьянкам...
"Слушай, Шурик, - бубнил пьяный Новость, мужик годков на пятьдесят с
виду, лысый как яйцо, да и одет он был в таком вот стиле твистовской
старины: брюки-макароны, галстук с попугаями, да и сам порядком уж
потасканный, грязный невозможно, словно воплотившийся из мусоропровода. -
Слушай, Шурик, - говорил он Машке. - Те? Ты те-то сказал? А... Мы же с тобой
друзья уже же, да? Во! Зовут меня все Новость, хе-хе-хе... Слушай, давай-ка
выпьем, а?.. Давай!.. Слушай, Шурик, ты вот мне скажи, вот, мне, как другу,
это как же ж можешь ты креветок этих кушать, а?.. Это же тараканы! Они мне
дома противны, дома н-надоели, лезут отовсюду, с потолка в суп прыгают,
дочка моя парашютистами их зовет... Я вот те... ты молодой еще... я про
охоту те рассказать хотел... Люблю я охоту!.. Дядя у меня - дядя Миша, у
него дыра во лбу, он меня на охоту возит, охотник он, он места знает...
Туфлю мою видишь? Вишь? Я вчера на площади дрался. На вокзале. Бичей
молотил! Наглые бичи... Утром проснулся - где туфля? Нету туфли. У ребят
спрашиваю: "Где туфля?" - "А мы, - говорят, - тебе ее вчера уже два раза
находили"... Хе-хе... Так и говорят: "Два раза, - говорят, - находили"...
Хе-хе... Пошел я на вокзал. Бедная туфля в грязюке затонула... Так вот, у
дяди Миши... вишь туфлю?.. у дяди Миши морда как моя туфля была -
черр-ная!.. Те?.. Те я щас говорил-то?.. Это теперь он такой - дыра во лбу и
гной на пиджак каплет, а раньше он был - морда как туфля, вместо лица
сплошная челюсть... Это щас у него зубы - мат в два хода, а раньше б ты
видал!.. А кличек у меня много было, щас не упомню всех... Новость, Глобус,
Коля-Колено... штук десять было, и все это вместе называлось: бригада дяди
Коли, хе-хе... Ведь я же, Шурик, бригадир грузчиков, Новиков моя фамилия,
зовут меня все Новость, хе-хе-хе..."
