Детективы
высотных зданий, с каждым шагом, с каждым рассеянным тактом их согласных
шагов вздымаясь все выше и выше, будто б они вращали ногами Землю навстречу
новому дню, - излишне символическая и даже несколько корпулентная, "тучная",
надо признать, метафора сия сопровождала Колю какое-то время, покуда они не
обогнали ее - вернее, не потеряли из виду, свернув, наконец, под арку ворот
- старинную, едва ли не крепостного избыточного зодчества, с каким-то чи
мхом, чи шерстью, с какой-то грибной прозеленью на сырых, древних кирпичах,
и - очутились в каменном боксе пустынного, словно бы и нежилого, двора.
Лишь в дальнем, периферийном углу виднелось несколько мусорных баков,
густо облепленных голубями, вся остальная площадь зияла гулкой ловушкой
ветров.
Дом как дом.
Подъезд как подъезд.
Лестница.
Они уже поднимались наверх, когда этажами ниже упал плашмя какой-то
оглушительный предмет и загремел, с медовыми, куртуазными модуляциями,
заплетающийся бас, хотевший любовь.
Но многократно скалькированный эхом призыв басиста пропал совершенно
втуне (был ли то экс-яйцелоп?), как стадо минотавров, промчался он мимо них
в слепой, громоздкой погоне, ухнул в шахту лифта, где и затих, пометавшись в
поисках выхода.
"Вот мы и дома", - сказал Коля, открывая дверь.
Прямо за порогом она увидела море, причал с мокрым дощатым настилом, об
который бились на волнах, грохоча цепями, шлюпки, в лицо ударил сырой
ветер...
И вот они уже шли на веслах под низкими, мрачнеющими небесами. Солнце
уже опускалось за горизонт, окутав далекий берег душным золотым маревом,
небо оседало все ниже и ниже, с каждой минутой все более наливаясь тяжестью,
и в косматых, клубящихся тучах, гонимых ветром, чудились порою странные,
грозные очертания - она внезапно подумала, что уже пережила все это
когда-то, где-то, и в следующее мгновение... образ ускользал от нее, она
силилась вспомнить... В густеющих сумерках вода казалась на вид плотной,
студенистой. У самого борта стремительными, темными росчерками мелькали едва
заметные тени - стайки рыб, столь же легкие росчерки неожиданно ощутила она
на лице своем, и вдруг хлынул дождь, все вокруг закипело... Через тонкую
огненную дорожку, вившуюся к остывающему закату, отразилась в воде, пошла
трещинами безмолвная, ослепительная молния, туго заворочался гром, дождь
обратился в сплошной ливень, и в этом смешении воды, света и тьмы их несло в
грозовое ночное море, полное тайны, и тут ее охватило чувство такой
совершенной полноты бытия, такого единства с окружающим миром, такой
потерянности в этом мире, что хотелось лишь одного: забыться, раствориться,
исчезнуть... И они исчезли, растворились, забылись, и воскресли уже в иной,
совсем иной жизни.
СПЕЦИАЛЬНАЯ БЛАГОДАРНОСТЬ
Автор выражает специальную благодарность писателям Александу Сергеевичу
Пушкину, Николаю Васильевичу Гоголю, Осипу Эмильевичу Мандельштаму,
Владимиру Владимировичу Набокову, Василию Павловичу Куролесову, Генри
Миллеру, Марселю Прусту, Александру Дюма, Фенимору Куперу, Даниилу Хармсу,
Виталию Пуханову, Федору Сологубу, Жюлю Верну, Гансу Христиану Андерсону,
Иссе; композиторам Фрэнсису Лею, Иоганну Себастьяну Баху; журналистке Морин
Клив; сценаристу Алану Оуэну; певцам Роду Стюарту, Джону Леннону, Майку
Науменко, Алене Апиной; кинорежиссеру Микеланжело Антониони; физику Исааку
Ньютону; отцу Василию, протопопу Аввакуму; преферансисту Александру
Карпенко; шансонье Александру Вертинскому; йогу Шри Ауробиндо; барону
Унгерну; матросу Железняку; группе Animals; крейсеру "Аврора"; футболисту
Пеле; а также тому человеку, которому, собственно, и посвящена эта повесть.
1995-97 гг.
Семенов Александр Аркадьевич, род. в 1961 г., в 1993 г. окончил
Московский Литературный институт им. Горького (семинар прозы Р.Т.Киреева).
Автор двух книг прозы. Настоящая повесть была впервые опубликована
(сокращенный вариант) в журнале "Полярная звезда" (г. Якутск) в No 5, 1997
г.
Александр Семенов. Неистовая ночь
---------------------------------------------------------------
© Copyright Александр Семенов
Email: skar@saha.ru
Date: 5 Aug 1999
Издана в 1996 году, Якутским книжным
изд-вом "Бичик". Рег. номер: ISBN 5-7513-0011-4
---------------------------------------------------------------
повесть
Различие между мужчинами и женщинами -
важный момент в правилах поведения
во владении, и нельзя, чтобы оно стиралось...
Го-юй (Речи царств)
ОСТАНОВИСЬ, ПРОХОЖИЙ, ТЫ ПРЕКРАСЕН!
А для начала скажу я вам, други мои, что, вроде, время нам пришло
любить друг дружку. И ангелов бы лобызать куда попало, и флейтами сопеть на
фоне звездопада. Но занавес на нашем представлении пошит в виде огромных
панталон пролетарского цвета, и мысли мои путаются в сверкающий клубок, и
звезды лопаются с таким звуком, будто кто-то колотит в стену из соседней
комнаты, и темная ночь, и только пули свистят по степи... Но верим, верим
все же мы и в пис, и в лов, хотя и всякую любовь руки с алыми ноготками
сонно сушат утюгами, и нет различья меж звездою и отсутствием ее...
Что из этого следует? А ничего. Какое нам дело, скажем, вон до того
мужика, несущего бутылку портвейна с таким же мужиком на этикетке? Или до
дамы той, у которой такое лицо, словно она держит во рту какую-то постоянную
кислую гадость? А вот у витрины застыл солдат, единственный в своей
непохожести на общую непохожесть на остальных в штатском потоке людей, - и
до него нам какое дело?
Все это, понятно, картинки совершенно условные. Нет мужика, несущего
домой свой кусок счастья во втором агрегатном состоянии, то бишь жидком. Нет
женщины, занятой охраной своей красоты. Нет солдата, нет и витрины, где
стоит раскрытый белый рояль, с клавишами, в белоснежной чистоте коих таятся
звуки столь же чистые и хрупкие, и с эбонитовыми черными, мерцающими
драгоценною тайной... Что из этого следует? А ничего.
Вид из окна - природа. Кобель у крыльца хрюкает. В огороде пасется дед
во сто лет, а одет в сто одежек, и все без застежек. День обыкновенный.
Пахнет радуга арбузом, и солнце терпкое, как кислота лимонная на кончике
языка. Лес. Поле. На холмах мычат пастухи. Меж горами, меж долами парень
девку солодит. (Из архангельских загадок.)
(ПРИМЕЧАНИЕ: солодить - по Толковому словарю Вл.Даля - "сластить легким
брожением".)
"Ну, что, долго еще? - спросила Таня. - Долго ехать-то?"
"Лямур тужур?" - с приятностью произнес Машка, жуя волосатым ртом.
"Лямур, лямур".
"Да, - сказал после паузы Машка, - Саня Малина - чувак что надо. Ежели
бы его еще и отмыть маленько, то сразу видно было бы, что кой-какое масло у
парня в голове есть".
"Ты на дорогу смотри, - посоветовала Таня, хлопая его перчаткой по
руке. - Дождь прошел, все-таки, скользко".
"А я ведь тоже Саша", - грустно вздохнул он, кося на Таню хитрым
глазом.
"Ты не Саша, ты Маша", - засмеялась она.
"Вот ответь мне, Танюша, - сказал Машка, доставая сигарету и прикуривая
на ходу. - Прости за банальный вопрос. Вот как ты считаешь, есть она на
свете, любовь-то?"
"А ты сам как думаешь?" - усмехнулась Таня.
Машка скисломордился.
"А я, - сказал он, - я знаю средство от любви".
"Какое же?"
"Я говорю: любимая, какой бы ни была ты, - всегда, в любые времена,
была ты и есть халява. Причем халява, по размаху и запросам, великая".
"Жениться бы тебе, - сказала Таня, помолчав. - Детишек бы тебе. Ты б
сразу изменился".
"Да понимаешь, - сокрушенно отвечал Машка, - для того, чтобы ужиться с
женщиной, надо быть в первую очередь хорошим педагогом. А у меня, ты знаешь,
образование-то музыкальное".
"Да неужели?" - сказала Таня, смеясь.
"Ну, да. Вернее, полтора занятия у частной преподавательницы, после
чего она переселилась по адресу: участок No 600 с чем-то Парголовского
районного кладбища".
"А правда, Маша, говорят, что ты панк? Ты панк, да? Или хиппи? Но
почему тогда на тебе булавки? И почему ты такой волосатый-бородатый? Почему
не бреешься?"
"Бреются там, - буркнул Машка. - А здесь - броются. А еще у меня есть
три кирзовых сапога".
"Где же третий?"
"Между".
"Ой, смотри! - испуганно вскричала Таня. - Милиция!"
И впрямь - только они проехали мостик через небольшую речку, как
внезапно, точно в детективном боевике, к ним пристроились с обеих сторон две
милицейские машины. Одна из них вынеслась на скорости вперед и остановилась.
Машка тоже нажал на тормоз и спустил стекло.
Послышался хруст гравия, и в машину заглянули лучистые милицейские
глаза, окрыленные погонами.
"Ну-с, - почему-то с веселой улыбочкой осведомился милиционер, - что у
нас имеется в наличии?"
Вслед за первым в окно заглянул второй фэйс. Странный это был какой-то
фэйс - какой-то покрытый мускулами и в твердой обложке с волосяным
переплетом.
"Ваши документы", - потребовал фэйс.
"Здравствуйте, товарищи красноармейцы!" - с чувством проревел Машка.
"ГАВ-ГАВ-ГАВ!" - бодро отвечали Фанни и Малина.
"Здравствуйте, товарищи краснофлотцы!"
"АМ-АМ-АМ!"
Итак, все, вроде, в сборе. Саня Малина, прохладный прожигатель жизни, в
плавках, в майке с надписью английской на спине: Spin. Таня - в шортиках,
ножки, глазки, этакая кошечка на солнце. Бутылки с коньяком, шампанским. Вид
из окна - сторож Ибрагим. У него нехорошее, злое лицо. В углу, в кресле,
поджав ноги, сидит Фанни - девочка с рабочими губами.
"Смотри, Фанни, - говорит Машка, - это сторож Ибрагим. Он эту дачу
сторожит. Между прочим, в питерских рок-кругах его зовут Мамаем, и он там
человек известный - он выпускал там раньше какой-то тусовочный журнал".
"Кстати, - сообщает Малина, - вчера Ибрагим сознался мне, что он
влюблен в Фанни. Так и сказал: ты знаешь, говорит, я торчу от нее! Такая
конфетка!"
"Ну, мало ли от кого торчит Ибрагим", - машет рукой Машка.
"Он и мне в любви объяснялся", - замечает Таня.
"Ну, тогда, - смеется Малина, обнимая Таню, - тогда его придется
повесить за нижнюю челюсть на крючок для огнетушителя".
"В общем-то, Фанни - девочка что надо, - улыбается Машка, похлопывая
Фанни по седлу. - Правда, рот великоват. Большой рот - большой вход".
Фанни давится шампанским.
"Саша, - шепчет Таня на ухо Малине, - Саша, что за дела? Сегодня у меня
опять пара хожалых документы проверила. Так прямо резко на дороге
задержали..."
Машка тем временем излагает легенду о том, как два знаменитых панка,
Свинья и Юфо, тягались, кто из них круче: мели бычки etc. Потом Свинья еще
оттрахал выхлопную трубу "Икаруса", ну, все и решили, что Свинья круче...
"Кстати, о Свинье, - говорит Малина. - Дело в том, что мною на
завтрашнее торжество приглашен наш друг Алик Шина - он, насколько я слышал,
недавно был у Свиньи. Более того, Алик сегодня ночует в нашей квартире".
"О-о-о!" - шепотом кричит Машка, вскидывая руки.
"Как же я мог забыть! - говорит он затем, качая головой. - Мы ж еще за
это не пили!"
Фанни в недоумении, однако ей быстренько втолковывают: завтра -
свадьба, ну, не свадьба, а - как бы свадьба, понимаешь, как "Каберне" бывает
марочное по 12 с чем-то, а бывает простое - по 2 с чем-то, ну, въехала, да?
- все равно ведь делать нечего, вот мы и решили, для оттяга, устроить такой
кир, такую небольшую пирушку с битьем штафирок и таинствами брака...
"Ура! - сказала Фанни и облобызала "новобрачных". - Кайф!"
"Пионеры! - завопил Машка бесноватым сопрано. - К борьбе за темное
