вался заняться этим делом. Больше от скуки, чем из желания выяснить ис-
тину.
И что же вы думаете? В результате он действительно пришел к выводу,
что старика убили. Правда, доказать он так ничего и не смог. Да откро-
венно говоря, и не пытался, поскольку слишком уж много неясностей и не-
суразностей было во всей этой истории. К тому же в полиции с самого на-
чала считали анонимку дурацкой шуткой, а родственники покойного никаких
исков не предъявляли.
К тому моменту, когда Z. с анонимным письмом в кармане впервые пришел
в дом Кеблеров, терраса была уже восстановлена. Вернее, была построена
новая. Обломки же старой, благодаря нерасторопности местных властей, все
еще лежали серой каменной грудой на самом краю обрыва. (Терраса выходила
на море и нависала над крутым каменистым берегом, поднимавшимся на два
метра над водой.)
Покопавшись в обломках, Z. обнаружил, что две стальные балки, на ко-
торых крепился балкон, в местах разлома были оплавлены. Ни жаркое южное
солнце, ни землетрясение не могли явиться причиной такого феномена.
Здесь, без всякого сомнения, кто-то поработал автогеном.
Поговорив с родственниками покойного, а их в доме насчитывалось не
меньше десяти (дочь с мужем и тремя взрослыми детьми, сестра-иждивенка,
два пожилых племянника с женами), Z. выяснил, что в момент землетрясения
старик находился в доме. За несколько минут до толчка он вызвал громовым
голосом свою сиделку и приказал переместить себя в дом.
- Это было что-то новое, - рассказала Елена. - В последние десять лет
он ежедневно просиживал на балконе с утра до трех часов дня, то есть до
обеда. А иногда просил даже обед вынести на террасу. А тут вдруг в один-
надцать часов утра заявил, что хочет в дом.
- Я спросила его, что случилось, - сказала сиделка. - В ответ он про-
бормотал что-то странное, что-то вроде "боюсь упасть". А потом, когда я
привезла его в дом, он потребовал достать из комода какую-то папку,
раскрыл ее и начал перебирать бумаги, качая головой и приговаривая:
"Верди... Верди..."
Некоторые обстоятельства повергли следователя Z. в полное смятение:
ему пришлось окончательно усомниться в том, что старик умер естественной
смертью. При разборе архива старика оказалось, что Кеблер на протяжении
последних тридцати восьми лет ежегодно на Рождество получал поздрави-
тельные открытки из Европы. Они были написаны разными почерками, отправ-
лены из разных мест (были открытки из Цюриха, из Вены, из Турина, из Па-
лермо, из Ганновера). Открытки содержали обычные поздравления с христи-
анским Рождеством, но все до единой заканчивались жуткой фразой: "Просто
так ты не умрешь, Кеблер!" Вместо подписи стояло все то же "Мы".
Отсутствовала только последняя открытка - за тот самый год, в который
произошло злополучное землетрясение. А первая, датированная 20 декабря
1957 года и отправленная из Рима, содержала странную приписку: "Твою
дочь зовут Елена, Кеблер!"
Сорокалетняя дочь Кеблера (толстая, неопрятная женщина, по всей види-
мости, унаследовавшая от отца его вздорный характер) матери не помнила:
"Отец говорил, что она умерла во время родов. Я так и не смогла добиться
от него ни ее имени, ни ее родословной. Он часто повторял, что я не
должна знать об этом в моих же интересах. А то, что записано у меня в
документах, - фикция. Ах, да оставьте вы это дело, Боже мой! Он был
вздорный, глупый, выживший из ума старик! Я, конечно, жалею его, но ведь
он умер от старости! Он достаточно пожил, достаточно поездил на наших
шеях, ни в чем, слава Богу, не нуждался!.."
Но, пожалуй, самые интересные сведения предоставила следствию восьми-
десятичетырехлетняя сестра Кеблера Хана. Несмотря на свой преклонный
возраст, она обладала удивительным свойством не только помнить прошлое
до мельчайших подробностей, но связно и даже художественно излагать это
прошлое. Впрочем, главное было вовсе не в этом. Хана была единственным
человеком в семье, который высказал абсолютную уверенность в том, что
старик Кеблер пал от руки убийцы.
- Я знала, что это рано или поздно произойдет. Конечно, никто из нас
не забудет умереть. Всему на этой земле приходит конец. Но Алекс умер не
просто так. Он был наказан. Ах, если бы я знала, за что!.. Ведь он, в
сущности, был добрым и безобидным человеком... Его, безусловно, убили. В
этом я не сомневаюсь...
Она говорила тихим голосом, почти шепотом. Но ее речь была очень бо-
гата интонациями. Следователю, как он сам впоследствии признался автору
этого рассказа, было чертовски приятно слушать эту старуху. В семье,
между прочим, Хану считали если не вздорной, как ее покойного брата, то
слегка подвинувшейся рассудком. ("Одного поля ягоды, - хмыкнула Елена. -
Представляете, она говорит, что папу убили. Надо же придумать такую
чушь!..")
- Мы с Алексом жили душа в душу, - рассказала Хана. - В конце сороко-
вых - начале пятидесятых годов я работала у него аккомпаниатором. Тогда
он закончил оперную школу в Тель-Авиве и копил деньги, чтобы поехать на
стажировку в Италию. Проблема была одна - возраст. Он был уже немолод,
мой Алекс, много повидал, много пережил, прежде чем подняться на под-
мостки. Но голос у него был замечательный. Такого богатого баритона я не
встречала ни у кого. Алекс был влюблен в оперу. Он был очень романтичен,
даже сентиментален, боготворил музыку и когда пел, как правило, плакал.
Те, кто видел его на сцене, говорили, что редко кто исполнял классичес-
кий репертуар с таким глубоким чувством...
Должна вам сказать, что пением в опере заработать в то время было не-
возможно. Надо было иметь серьезный engagement. А для этого требовались
не только имя и победы на конкурсах, но и приличные знакомства в оперном
мире, связи среди дирижеров и антрепренеров. Увы, на это у нас просто не
было денег...
Алекс мечтал попасть в Милан, спеть в La Scala. Но ему все время ме-
шал возраст. Его сорок лет производили на влиятельных лиц отрицательное
впечатление...
И все-таки он пробился на международный фестиваль в Италии. Пробился
и даже спел там в одном из концертов арию Риголетто. В 1951 году как раз
отмечали столетие создания одноименной оперы Верди, и Алекс хотел приу-
рочить свое выступление к юбилею. Это, как вы понимаете, было еще до то-
го, как в Буссето начал проводиться ежегодный фестиваль "Вердиевские го-
лоса"...
Тогда все и началось. Он провел в Италии две недели. И приехал отту-
да... очень богатым. И совсем другим. Он вернулся замкнутым, хмурым,
сварливым, он как бы постарел за эти две недели на двадцать лет... И -
главное - бросил петь. Совсем. Это меня очень сильно встревожило. И в
первую очередь потому, что в отчетах об этом фестивале я ни разу не
встретила даже упоминания об израильском баритоне Алексе Кеблере. Я пы-
талась выспросить у него, почему его пение осталось незамеченным, но он
в ответ только пожимал плечами. Надо сказать, что я довольно быстро сми-
рилась с его бешеными по тем временам деньгами. С этим всегда смиряешься
быстро...
Он, как я его ни уговаривала, ни за что не захотел покупать дом в
Тель-Авиве и уехал в Эйлат, который тогда и провинцией-то называть было
много чести. Тогда это была дыра дырой...
Я осталась жить в центре страны - благо он меня полностью обеспечил.
Вышла замуж, родила двоих сыновей. А года через два получила от Алекса
письмо, в котором он уведомлял меня о том, что у него появилась дочь.
Так и написал: "появилась", будто приобрел ее на распродаже. Он никогда
не был женат, я это знаю наверно.
Мы не виделись годами. Он предпочитал безвылазно сидеть в Эйлате. И в
этом была какая-то обреченность... Никто из нас, близких ему людей, не
мог понять, что его мучило. Одна я определенно догадывалась, что это
связано с той поездкой в Италию...
Про открытки, которые получал Алекс Кеблер в течение многих лет, Хана
не знала ничего. Следователь Z., опять же от нечего делать, занялся ар-
хивными материалами, выписал подшивки старых итальянских журналов и со-
вершенно случайно набрел на весьма примечательную заметку, помещенную в
рубрике "Светская хроника" и датированную временем проведения того само-
го фестиваля оперного искусства, в котором участвовал Кеблер. В заметке
сообщалось о том, что у итальянской примадонны Анжелы Верди, праправну-
чатой племянницы знаменитого композитора, возник роман с немолодым и ни-
кому не известным еврейским баритоном, что оба они отказались от участия
в конкурсной программе фестиваля и уехали в Ниццу, где провели две медо-
вые недели в любви и праздности. Это был номер иллюстрированного журна-
ла-однодневки, специально посвященного фестивалю 1951 года.
К своему великому удивлению, в номере газеты "Stampa" за 12 августа
1955 года Z. обнаружил некролог, посвященный безвременной кончине на пи-
ке ее оперной карьеры замечательной нашей певицы Анжелы Верди. В газете
"Friera letteraria" за то же число откровенно обсуждалась версия о том,
что примадонна покончила жизнь самоубийством. Но более всего Z. поразило
сообщение, опубликованное в газете "Paese sera" через год с небольшим
после смерти любовницы (в этом Z. уже абсолютно не сомневался) Кеблера.
Сообщение называлось: "Скандал на аукционе "Сотбис". "Небывалый скандал
разразился на последнем аукционе "Сотбис", проходящем в эти дни в Лондо-
не, - говорилось в заметке. - Принятая к продаже с аукциона нотная тет-
радь с черновыми набросками партитуры оперы Джузеппе Верди "Дон Карлос",
сделанными рукой автора, оказалась фальшивкой. Эксперты установили, что
представленная близкими родственниками покойной Анжелы Верди тетрадь яв-
ляется не более чем искусной копией. Оригинал достался Анжеле Верди по
наследству, и экспертизы, проводившиеся в 1946, 1948 и 1951 годах, неиз-
менно подтверждали его подлинность. Известно, что певица никогда не
расставалась с этой бесценной семейной реликвией и только перед смертью
распорядилась поместить ее в специальный сейф в одном из банков Цюриха.
Анжела Верди не оставила завещания, поэтому право наследования тетради
ее прапрадядюшки было в судебном порядке присвоено одному из ближайших
родственников певицы".
Теперь вернемся к анонимному письму, которое следователь Z. носил в
заднем кармане своих брюк. "Кеблер подлец, - было написано в нем. - Он
обманул женщину, которая его любила, он лишил ее самого святого достоя-
ния (какого именно - не уточняется - Авт.), он предал ее, он унизил ее,
он заставил ее умереть. Перед смертью она завещала нам месть. Последними
ее словами были слова: "Просто так ты не умрешь, Кеблер!" Мы слышали эти
слова, мы вняли этим словам, мы сделали их своим девизом, мы нашли Кеб-
лера, мы пытали его тридцать восемь лет подряд, и наконец мы убили его".
Следователь Z., который в процессе расследования даже забыл о своем
честолюбивом намерении перебраться в столицу, выяснил, что пассажир Кеб-
лер в 1951 году ехал из Ниццы в Хайфу морем, причем, как ни странно, с
пересадкой на Мальте. Знаменателен и тот факт, что до Мальты он плыл в
каюте третьего класса, а затем перебрался в роскошный люкс.
На этом можно было бы и закончить историю смерти старика Алекса Кеб-
лера, поскольку все точки над "i", казалось бы, расставлены. На первый
взгляд действительно все было очень просто. Кеблер сделал Анжелу своей
любовницей, выкрал у нее бесценную рукопись Верди, подменил оригинал на
высококачественную копию, а затем продал его подпольному мальтийскому
коллекционеру, обеспечив себя на всю оставшуюся жизнь. Обманутая прима-
донна до бесславного конца своих дней не могла никому признаться в том,
что ее знаменитая реликвия - всего лишь подделка. Это выяснилось только
на аукционе.
На так ли это было на самом деле? Следователь Z. не сомневается, что
именно так.
Я же позволю себе усомниться и обратить внимание на несколько психо-
