жигают здесь "польские деревеньки"!
Совсем не заурядна кровавая эта история с крахом и трахом - история
слишком большой для одного человека любви: не обнять, не осилить. Но,
кажется, нам обоим (Сельцу и мне, читателю) куда интереснее между двумя
придуманными интригами разобраться в феномене "секретарской литературы"
- не в советском смысле этого термина, уже похороненном под обломками
прошлой жизни, а в том грозном, буднично-страшном облике, который встает
из новеллы "Парад маньяков" в проницательнейшем mot Альберто Савинио:
"Хорошо бы... запретить, чтобы темные люди смешивались с людьми-светоча-
ми и прибирали к рукам их "непостижимые слова". Секретари, вечно вторые,
намного сильнее первых хотят быть первыми. По словам Гертруды Стайн, Пи-
кассо как-то заметил: "Приходишь и делаешь что-то. Потом приходят другие
и делают это красиво". То есть, скажу не сверху, а снизу: вторичность не
виновата в том, что она вторичность, но ее так много и она так претенци-
озна, что - тошнит. "Парад маньяков" - один из самых сложных рассказов в
сборнике, но и один из самых вознаграждающих за труд чтения.
Кончается же книга "Немым пророком на склоне горы" - наиеврейской
(хотя один из героев Сельца где-то роняет на голубом глазу: "Честное
слово, я не могу дать определенного ответа на вопрос, кем лучше ро-
диться: евреем или пингвином") по стилистике, парадоксальности и трагиз-
му новеллой в "Compelle intrare". Толковать ее будут по-разному, как
угодно, но для меня она прямо вытекает из упомянутого "Парада" и углуб-
ляет его. В частности, я начинаю задумываться, был ли в истории хоть
один пророк, в прорицаниях которого торжествовали бы счастье и радость.
Персонаж новеллы молчит, ибо умеет предсказывать только горе, а оно не-
выразимо словами. Надо же было придумать немого пророка, лишенного
представления о милости! Надо же было иметь в душе столько милости, что-
бы заметить и услышать немого пророка!
Микки Вульф
Я надеюсь, что после моей кончины к трудам моим
отнесутся с большим почетом и доверием,
чем отнеслись тогда, когда я был жив.
Нострадамус. Послание Генриху II
Быть однофамильцем великого человека нелегко. Как ни крути, а такой
факт ко многому обязывает. Впрочем, все зависит от времени и места.
Лиор Григ родился в стране дилетантов, и его замечательная фамилия
никак не отягощала ему общение с окружающим миром. Разве что мать, кото-
рая мечтала, чтобы сын стал музыкантом, постоянно напоминала ему о вели-
ком норвежском композиторе. В детстве Лиор засыпал исключительно под
песню Сольвейг.
Эта песня запала ему в душу одновременно с первыми впечатлениями от
мира, с первыми чувствами к матери, отцу, старшему брату и старому рот-
вейлеру Джакобу. Впоследствии при любом воспоминании о детстве, о родном
доме в Нетании, которого давно уже не существует, память Лиора независи-
мо от его желания воскрешала в сердце этот трагический напев слепой сос-
тарившейся девушки.
"Спи, мой милый! - пела Сольвейг голосом матери. - Я буду охранять
твой сон. Я так долго тебя ждала, и ты пришел ко мне..."
В своем предпоследнем (уже звуковом) письме к брату Лиор Григ сказал
об этой песне следующие слова:
"Она преследовала меня всю жизнь. С этой пронзительной мелодией я
просыпался по утрам, с нею же засыпал. Даже в мучительные часы бессонни-
цы, которая, как ватой, обложила меня с юных лет, в моем мозгу звучала
эта песня. Те слова Сольвейг, которые выпевала мать у моей колыбели, на
иврите звучали пародийно. Это я понял, будучи уже взрослым человеком.
Музыка Грига не требует слов Ибсена. Этот перевод, очевидно, сделал один
из наших многочисленных полупрофессионалов-поденщиков, которые, всю
жизнь просидев под своими пальмами, тоннами перерабатывают айсберги Гам-
суна и Сведенборга в пресную воду. Но из этой песни я уже не могу выки-
нуть ни слова. Что записано детством, стирается только смертью..."
Старший брат Лиора Эди Григ был архитектором. Он, в отличие от млад-
шего брата, довольно органично вписался в израильскую действительность
шестидесятых годов. Закончив архитектурный факультет в Сорбонне, Эди по-
началу занимался индивидуальными проектами - строил виллы и бассейны,
ротонды и террасы. Но со временем пришел к выводу, что массовое строи-
тельство предпочтительней, поскольку не так обязывает. Он перешел на го-
сударственную службу и стал строить целые районы и даже города. Благо, в
этой стране городом мог считаться небольшой квартал из десятка-другого
домов. Города Эди были похожи друг на друга одним непременным качеством:
все они были одинаково безлики.
В общем, старший брат стал архитектором-графоманом. Проекты выходили
из-под его руки с курьерской скоростью. Эди был относительно богат и
счастлив.
Лиор представлял собой полную противоположность старшему брату. Он
также учился в Сорбонне на архитектурном факультете, но затем перешел на
историко-филологический. Если старшего брата интересовало будущее, то
младшего - прошлое. Если старший всегда думал о прагматической перспек-
тиве, то младший все время искал перспективу духовную. Если старший жил
благополучной, сытой, оседлой жизнью, то младший все время скитался. Ес-
ли старший испытывал полное удовлетворение от своего существования, то
младший был глубоко разочарован жизнью, что, правда, не мешало ему испы-
тывать иногда мгновения самого высокого просветления.
Лиор не вписывался ни в какую среду, кроме интерьера китайского доми-
ка. Он был небольшого роста, худощав, черноволос. Его смуглое лицо (ро-
дители - выходцы из Марокко) носило какой-то желтоватый оттенок. Глаза
были расставлены широко и почти всегда полуприкрыты. Нос у Лиора был ма-
ленький, приплюснутый.
Большинство приятелей по университету относились к нему с усмешкой
или пренебрежением. Его идеи поднимались на смех, его увлечение китайс-
ким языком считалось глупостью. Его называли чудаком и придурком (чуда-
ком реже). Такое отношение к себе он встречал везде, где бы ни появлял-
ся. Может быть, именно потому, что везде он появлялся с одними и теми же
навязчивыми речами о строительстве китайского домика.
Уезжая в Париж, 21-летний Лиор уже знал, что больше домой не вернет-
ся. Он уже знал, что больше не увидит ни мать, ни отца. Поэтому прощание
было тяжелым.
Мать чувствовала, что "маленького Грига" - так она называла сына в
довольно частые минуты просветленной нежности - что-то гнетет. Но не
могла понять, что именно.
А Лиор уже ощущал в себе смутные силы, он уже понимал, что эти силы
уведут его в иной мир, в котором ни матери, ни отцу не будет места.
Из университета Лиор вышел основательно образованным человеком - спе-
циалистом по восточной филологии и древнекитайской архитектуре. Отказав-
шись от предложения брата приехать в Израиль и создать совместную про-
ектную компанию, Лиор ринулся в Юго-Восточную Азию. Семь лет провел он в
отдаленных китайских провинциях и построил там два китайских домика.
Один из них был разрушен селевым потоком, другой сожгли местные
крестьяне, возмущенные наглым вторжением иностранца на их территорию.
Затем два с половиной года Лиор бродил по Японии и Южной Корее. Потом
перебрался в Колумбию, где снова построил китайский домик, был аресто-
ван, попал в тюрьму и ослеп. И, наконец, он оказался в Восточной Африке,
где и закончил свой странный жизненный путь, достигнув, как считает его
брат Эди, поставленной цели.
Эди регулярно снабжал Лиора деньгами, где бы тот ни находился. Стар-
шему брату доставляло удовольствие заботиться о младшем. Он беспрестанно
звал его в Израиль, но в глубине души считал, что любить брата на расс-
тоянии гораздо удобнее. Он не ощущал в себе особенной привязанности к
Лиору, но думать о том, что где-то по свету странствует родственная ду-
ша, было приятно.
В детстве братья не были близки. Разница в возрасте - Эди был старше
Лиора на семь лет - разводила их интересы, как лезвия ножниц. Да и ха-
рактеры у них были настолько разные, что не оставляли никакой надежды на
единомыслие, будь они даже близнецами. Лиор был маминым сыном, Эди - па-
пиным. Лиор был впечатлительным и обидчивым, Эди - впечатлительным и аг-
рессивным.
После смерти родителей Эди, как и полагается настоящему прагматику,
быстро установил почтовую связь с Лиором и не выпускал ее из своих рук
до самой смерти последнего. Единственным условием, которое обеспечивало
Лиору финансовую помощь брата, было настоятельное требование последнего
писать письма. Раз в полгода Лиор дисциплинированно присылал Эди подроб-
ный отчет о своих путешествиях.
"Строительство китайского домика - сложнейшее искусство, - писал он
из Юймыня. - В древности настоящие мастера тратили на это около трех-че-
тырех лет. Причем собственно строительство занимало не более двух меся-
цев. Остальное время было посвящено проектированию. Ты не представляешь
себе, Эди, насколько сложен и увлекателен этот процесс! Домик, возводи-
мый практически на голой земле из тростника и соломы, нужно наиточнейшим
образом сориентировать в пространстве, согласовать со всеми шестью сто-
ронами света, с розой ветров. Надо изучить климат и особенности ландшаф-
та до мельчайших подробностей, сверить тысячи нюансов с древними табли-
цами примет и знамений. Но и это не самое главное. Основная трудность
проекта состоит в том, чтобы отыскать кусочек земли, на котором обитает
Докудзин. Этим именем в Китае, а затем и в досамурайской Японии называли
маленького божка земли и дома. У Докудзина четыре места обитания. Весной
он ночует в кухонном очаге, летом - в воротах, осенью - в колодце и зи-
мою - в садике перед домом.
По древнему поверью, хозяева не должны тревожить место его обитания.
При вынужденном вмешательстве в дела Докудзина хозяева, как правило,
спешно выезжают из дома.
Одни источники свидетельствуют о том, что Докудзин сам селится в
отстроенных домах. Другие, которым я верю больше, утверждают, что дома
строились в тех местах, где жил этот своенравный и могущественный божок.
Я уверен, что селевой поток, который снес мой последний домик, явился
местью Докудзина. Я его потревожил, Эди. И знаешь чем? Своим трехдневным
отсутствием. Весной очаг должен оставаться теплым каждую ночь, иначе бо-
жок может замерзнуть. Я на три дня отлучился в Ланьчжоу, где добивался
разрешения на строительство еще одного домика. И был за это строго нака-
зан. Докудзин, должен тебе сказать, весьма жестокое существо. Во гневе
он страшен и не постесняется убить человека, нарушившего его покой...
А вообще, скажу тебе честно, я глубоко разочарован отношением китай-
цев к древним традициям. Чиновники здесь такие же равнодушные, как и во
всем мире. Им наплевать и на меня, и на мои идеи (которые, в сущности,
совпадают с идеями их предков), и на самого Докудзина. Я думаю попробо-
вать построить домик в каком-нибудь отдаленном крестьянском селении, от-
куда еще не выветрился дух древних легенд. Говорят, что таких селений
здесь множество. Особенно на Тибетском нагорье. Если мне удастся до-
биться разрешения и субсидий от властей, я выеду туда уже на днях".
"Ты занимаешься ерундой, - ответствовал Эди. - Приезжай-ка лучше до-
мой и открой свое дело. Пойми, что твои китайские домики никому не нуж-
ны. Даже китайцам. Это прихоть, придурь, блажь. Мы живем в цивилизован-
ном мире. Ты - современный архитектор. Ты должен строить из бетона и
стекла, а не из травы..."
В Картахене Лиор познакомился с одним весьма приятным человеком. Этот
человек не только внимательно выслушал сетования израильтянина на
черствость местных властей, но и вызвался помочь. Причем буквально за
нескольких часов уладил не только юридические вопросы с визой и граж-
данским статусом Лиора, но и оговорил с властями возможность приобрете-
