слона. Еще более досадно, когда критик выражает неудовольствие
вообще, не указывая конкретные недочеты, либо использует
печатное слово для изложения противоположной, но чисто
гипотетической концепции, которую ему иначе не удалось бы
опубликовать.
Подобные мелкие нападки раздражают, однако опытный автор
или читатель, как правило, не принимает их близко к сердцу. А
кроме того, малозначимые отрицательные рецензии наверняка будут
уравновешены таким же количеством положительных рецензий, в
которых равно некомпетентные, но чрезвычайно благожелательно
настроенные рецензенты воздадут неумеренную хвалу вашей работе.
Опыт показывает, что любое заметное открытие или оригинальная
публикация, не говоря о капитальном труде в новой области
исследования, неминуемо вызывает целый поток в равной мере
неоправданных положительных и отрицательных отзывов. Нет нужды
уделять им слишком много внимания.
В скобках заметим, что остряки-эксгибиционисты могут
избрать для демонстрации своих ораторских талантов самые
неожиданные аспекты исследования. На конференции по стрессу,
организованной в Лондоне в середине 50-х годов (когда
исследования в этой области развивались во всем мире особенно
активно), меня попросили составить список вопросов для
обсуждения. Полагая, что самым разумным будет рассмотрение
наиболее слабых мест концепции стресса, я с расчетом на это и
составил полный список вопросов, который был распространен
среди участников, но без упоминания того факта, что он был
подготовлен мною. В результате у присутствующих создалось
впечатление, что концепция состоит целиком из сомнительных
положений, а конференция созвана для того, чтобы меня
уничтожить. Я это осознал после того, как дискуссия приобрела
наивысший накал, испытав ощущение человека, вынужденного
произвести публичное харакири.
В этот момент один из участников конференции в длинной и
едкой речи о слабостях и погрешностях теории стресса заметил,
что "те, кто подготовил программу", намеренно привлекли к ней
мое внимание. Но особую озабоченность он выразил по поводу
сотен и даже тысяч публикаций по общему адаптационному
синдрому, заполонивших медицинскую литературу всех стран. "Те
из нас,-- воскликнул он удрученно,-- кто занимается клинической
работой, просто не в состоянии уследить за этой лавиной
литературы по стрессу! Как же мы можем преподавать этот предмет
своим студентам?"
Я был несколько обескуражен, не умея объяснить причины
того громадного интереса, который вызвала концепция стресса.
Все, что я сумел выдавить, это: "Я полностью согласен с
выступавшим. Тем, кому не хватает времени для изучения теории
стресса, не следует преподавать ее студентам". По реакции моих
слушателей было видно, что такая рекомендация показалась им в
целом вполне разумной.
К сожалению, такого рода мелочные споры "съедают" наше
время, вынуждая участвовать в перебранках, самый тон которых
несовместим с достоинством науки. Я не против сарказма в
частной беседе (или даже в таких вот неформальных заметках), но
что касается научной дискуссии, то здесь он отдает дурным
вкусом. Первым правилом достойной критики является
объективность. "Плохого критика видно по тому, что он обсуждает
поэта, а не поэму",-писал Эзра Паунд32. Очень красноречиво по
этому поводу высказался У. Беверидж [2], по словам которого
новые идеи вызывают, как правило, реакцию типа атака --
отступление. Атака обычно сводится к мягким насмешкам или к
систематической научной критике, а отступление заключается в
попытке забыть о проблеме, дабы не решать ее. Причины нападок
могут быть абсолютно иррациональными, как, например, в случае
нападения толпы на первого человека, появившегося на улицах
Лондона с зонтиком, но ученые всегда стремились объяснить их с
рациональных позиций, изобретая разумные причины того, что на
деле является простой реакцией отторжения нового. Попытавшись
внимательно наблюдать за собой, мы обнаружим, что склонны
оспаривать новую идею еще до того, как она полностью
СФОрмулирована.
В 1845 г. Дж. Дж. Уотерстон написал статью о молекулярной
теории газов, в которой явно предвосхитил работы Джоуля,
Клаузиуса и Максвелла. Но рецензент Королевского Общества,
которому была послана рукопись, заявил: "Эта статья не что
иное, как абсурд". Уотерстон был столь глубоко уязвлен, что со
временем прекратил свои исследования. Его работа была забыта
вплоть до повторного ее обнаружения спустя сорок пять лет. У.
Троттер, рассказавший об этом, заметил, что таким вот образом
гибнет при рождении множество идей, а первооткрыватели, у
которых недостает энергии защитить свои творения,
разочаровываются и безвозвратно уходят из науки.
Последствия, которые предсказывались в связи с
предложенной Э. Дженнером33 вакцинацией человека коровьей
оспой, представлялись столь устрашающими, что заговорили об
опасности заражения "коровоманией" и появления "детей с бычьими
головами" (одного даже показывали!)... "Открытие
Дженнера,--продолжает У. Беверидж,-- заключает в себе элемент
иронии, который столь часто придает особый интерес различным
анекдотам из истории науки. По мнению современных
исследователей, штаммы вакцины, вот уже много лет применяемые
во всем мире, происходят от человеческой оспы. Их источник
неясен, но, похоже, что в начальный период развития вакцинации
коровья и человеческая оспа были спутаны и вместо коровьей оспы
ошибочно использовался ослабленный штамм человеческой оспы"
[2].
В разделе "Построение теорий" (с. 265) в качестве
иллюстрации этой тенденции приводится большое количество
примеров. Очень немногочисленным новым идеям удалось избежать
обвинения в ереси. Только те выдающиеся открытия, которые имели
немедленное и важное практическое применение, уже в момент
своего появления были относительно ограждены от жестокой
критики. Сказанное относится к лечению диабета инсулином
(Бантинг и Бест); открытию антибактериального действия
пенициллина (Флеминг, Флори и Чейн), стрептомицина (Ваксман) и
сульфамидов (Домагк): установлению противоаллергического
действия антигистаминных препаратов (Халперн); использованию
АКТГ и кортизона для борьбы с артритом (Хенч и Кендалл). Все
эти, несомненно, великие открытия представляют собой простое
установление новых фактов, но не теории, которые могли бы
вступить в конфликт с существующей медицинской традицией.
Соответственно их появление вызвало лишь незначительные дебаты,
касающиеся преимущественно противопоказаний к применению и
вредных побочных действий препаратов.
В то же время широкие биологические концепции, такие, как
теория эволюции (Дарвин), микробное происхождение заболеваний
(Пастер, Кох), роль аллергии в возникновении патологических
поражений (Пирке и Рише) или психоанализ (Фрейд), определенно
вызывали и вызывают ожесточенные нападки. Некоторым людям не
нравится быть потомками обезьян, других возмущает мысль о том,
что их поступки имеют сексуальную мотивацию; даже идея
возникновения серьезного заболевания по вине крохотных
безобидных созданий либо аллергенов выглядела поначалу столь
странной, что оскорбляла здравый смысл.
Подобные предрассудки существенно тормозили прогресс
науки, и сегодня нам следует быть настороже, когда очередная
новая идея покажется нам еретической. Мы должны судить о каждом
наблюдении и каждой идее, принимая во внимание только их
достоинства и по возможности отстраняясь от сложившихся
воззрений и, самое главное, не критикуя вместо самой идеи ее
автора. Будем помнить, что "человек, взирающий на звезды,
находится во власти дорожных луж".
Как высказывать критику.
Разумная критика всегда приветствуется, если ее
преподносить должным образом; она привлекает внимание к
некоторым аспектам проблемы, на которые новатор мог не обратить
внимания, и влияет на направление его исследования. Оживленные
споры вокруг работы ученого и умелое парирование им критических
нападок являются для него дополнительным стимулом. На
малозначимые идеи не нападают -- их игнорируют. По крайней мере
острая полемика свидетельствует о том, что предложенная работа
не является пустой банальностью. Как говорится, "псу полезно
иметь немного блох, дабы он не забывал, что он пес".
Едва ли не наиболее болезненно переживается критика
молодого, но уже имеющего некоторый опыт научного работника со
стороны его учителя. Руководитель лаборатории несет
ответственность за работу своих сотрудников (даже если не
выступает их соавтором), и появление существенных разногласий
может создать весьма деликатные ситуации.
Обычно молодой человек полон энтузиазма по отношению к
плодам своего труда, и это хорошо, ибо без подобного энтузиазма
он бы ничего не добился. Но тот же энтузиазм способен самым
непостижимым образом заслонять от него все, что противоречит
излюбленной идее. В то же время его старший и более опытный
коллега склонен, как правило, проявлять большую осторожность, а
если он еще и мудр, то, оставаясь осторожным, старается
избегать догматизма.
Некоторые типы ошибок -- грамматические или стилистические
погрешности в рукописи, недостаточные меры контроля или
ошибочная методика эксперимента -- редко являются причинами
разногласий. Но что прикажете делать, если ваш сотрудник
намерен строить обобщающие выводы на основе наблюдений, которые
вам (но, увы, не ему) представляются недостаточно
убедительными? Я пытался разрешать такие затруднения, предлагая
начинающему ученому представить свою работу на рассмотрение
коллег и затем руководствоваться мнением большинства. При этом,
кстати, и я имею возможность сравнить собственную оценку с
точкой зрения других специалистов. Иногда такой подход
срабатывает, иногда нет. Случается, что, несмотря на
единодушные высказывания против обсуждаемой идеи, ее автор
остается непоколебимым. Что же тогда? В науке большинство
голосов -- еще не аргумент, и следует согласиться, что одинокий
бунтарь может оказаться прав.
Когда все попытки убедить человека заканчиваются ничем,
научный руководитель попадает в трудное положение, потому что
единственное, что ему остается,-- это употребить власть и
запретить публикацию сомнительного материала. Но настоящий
ученый слишком хорошо знает цену собственной непогрешимости,
чтобы с легкостью прибегать к столь жестким мерам. К счастью,
это случается не часто, но когда все же случается, я не вижу
другого выхода, кроме как быть твердым и действовать согласно
своей совести. Научный руководитель не только несет
ответственность за "загрязнение" научной литературы слабыми и
ошибочными публикациями, но он не менее ответствен за репутацию
института и своих молодых коллег.
Работа с аспирантами, безуспешно потратившими несколько
лет на написание и переписывание своих диссертаций, также
чревата определенными сложностями. На стандартный вопрос: "Ну и
что же вы хотите, чтобы я сделал?" -- можно ответить только в
самых общих выражениях: "Выразите свои мысли более ясно и
кратко. Постарайтесь построить материал в соответствии с
законами логики". Но аспирант со всей очевидностью не в
состоянии этого сделать, а я не могу переписывать диссертацию
за него. Здесь единственное известное мне средство -- указать
несколько типичных ошибок и посоветовать переписать работу,
