настроенным оптимистически по утрам, с течением же дня
становлюсь все более усталым и теряю оптимизм. Если мне надо
сделать что-либо, требующее от меня значительной энергии и
сосредоточенности (как, скажем, писание этих заметок), я делаю
это ранним утром, пока на работе никого нет и чувство
уверенности в себе еще не по кинуло меня. Другие занятия
требуют меньших индивидуальных усилий, но большего участия
других людей. Поэтому основная часть той работы, которая
зависит от сотрудников в лабораториях или в административных
подразделениях, выполняется в официальное рабочее время -- от
9.00 до 17.00. Наконец, когда для такой работы у меня уже нет
ни людей, ни сил, я провожу последние час-два своего рабочего
дня за микроскопом. Изучение гистологических срезов не требует
ни большой энергии, ни чувства уверенности в себе, ни
напряжения мысли, да и помощь с чьей-либо стороны мне тоже не
нужна. Подобный наиболее пассивный вид занятий -- вроде
пассивного чтения книг, которым я развлекаюсь после обеда,--
помогает мне расслабиться по окончании рабочего дня.
ТИПИЧНЫЙ ДЕНЬ.
Если уж мне суждено сыграть роль подопытной морской свинки
пои анализе распорядка дня ученого, я бы выбрал наугад один из
своих типичных рабочих дней.
4.30 утра. Частичное пробуждение. Тридцать минут беседы (о
кальцифилаксии) между сознательным и подсознательным "Я".
5.00. Полное пробуждение. Соскок с постели. Зарядка
(эспандер, приседания, отжимания, велотренажер). Бритье.
Ледяной душ. Целую на прощанье жену и детей -- они в это время,
не просыпаясь, издают неразборчивые звуки. Готовлю на кухне
завтрак и съедаю его.
6.00. С трудом прохожу два квартала сквозь густой снегопад
до гаража. Еду на машине в институт.
6.20. Пара минут дружеского ворчания о погоде и политике с
ночным сторожем. Поднимаюсь в кабинет. Закуриваю первую трубку.
6.30. Диктую на магнитофон черновой текст для будущей
книги "Тучные клетки", а потом -- эти заметки.
8.30 Как обычно, излучая бодрость и энергию, появляется
заведующая секретариатом г-жа Стауб, чтобы обсудить повестку
дня: считка рукописи, организация поездки с лекциями по Европе,
ответы на письма, подготовка именного указателя для книги о
тучных клетках, финансовые вопросы -- оплата ремонта автомашины
и обучения детей.
8.40. Диктую текст для книги "Тучные клетки".
9.00. Шум в коридоре -- приходят все сотрудники. Мисс
Сент-Обен приносит распечатанную почту. Она уже отделила все
письма, на которые будут посланы стандартные ответы (пациентам,
которые не знают, что я не практикую; старшеклассникам, которые
просят о немыслимой помощи в связи с их школьными рефератами по
стрессу; изобретателям, предлагающим для продажи лекарства от
рака), а также письма, на которые ответят другие сотрудники
(администратор, библиотекарь, сотрудники редакционного отдела,
заведующий аспирантурой, снабженец). Как всегда, я отвечаю на
свою личную и научную корреспонденцию сразу же, хотя и
пользуюсь, насколько возможно, заранее подготовленными
образцами ответов (принятие или отклонение приглашений для
чтения лекций, организация посещения нашего института и т. п.).
9.30. Обход лабораторий. Для меня это самая важная часть
дня. Вместе с помощниками я прохожу по всем лабораториям, чтобы
ознакомиться с ходом экспериментов, особенно с клиническим
поведением подопытных животных, и обсудить возможные изменения
в работе г ними
10.30 Патологоанатомическая дискуссия. С помощью
руководителей двух основных лабораторных подразделений я
произвожу все вскрытия, используя бинокулярную лупу и
укрепленную на лбу лампу, и демонстрирую остальным интересные
детали. Окончательно уточняются планы предстоящих сегодня
экспериментов. Обсуждаются две любопытные свежие статьи по
стрессу. Рассматриваются документы, подтверждающие квалификацию
двух врачей (одного из Италии, а другого--из Индии), подавших
заявления в аспирантуру. Поскольку я не люблю, чтобы мне
заглядывали через плечо, когда я делаю по ходу обсуждения
конфиденциальные заметки (а у нас теперь такой
интернациональный коллектив!), в целях "секретности" мне
приходится писать по-венгерски, но русскими буквами, а это
трудновато.
12.15. Снова короткое совещание в кабинете с г-ном Мерсье,
администратором института, по поводу принятия на работу нового
помощника библиотекаря, структурных изменений в хирургическом
отделении, приобретения ультрафиолетовой лампы, повышения
зарплаты некоторым сотрудникам.
12.30. Поскольку день солнечный, отправляюсь во "Флориду"
(лаборатория Р-724) обедать (гороховый суп, холодные котлеты,
кофе, виноград -- все это я съедаю, нежась на солнышке). Я
раздет до пояса, а ниже тщательно укутан в электроодеяло,
спасаясь от жуткого холода. После обеда читаю (все еще на
восхитительном солнце) продиктованный вчера (и не столь
восхитительный) текст "Тучных клеток".
13.15. Опять кабинет. Гаванская сигара и чтение работы
д-ра Рене Белье по реакциям кальцифилаксии.
16.00. Изучение ежедневных результатов гистологических
анализов и отбор нескольких слайдов для завтрашней дискуссии.
Шесть слайдов отбираются в качестве иллюстраций для
диктовавшейся вчера статьи по кальцифилаксии.
18.00. Г-жа Стауб докладывает о телефонных разговорах,
различных сообщениях и о работе секретариата за день. Она
приносит также в перепечатанном виде надиктованные мною
магнитофонные записи.
18.15. Чтение полученных записей.
18.40. Дорога домой на машине.
18.55. Пятнадцать минут упражнений на велотренажере, дети
в это время докладывают о своих успехах в школе и играх.
19.10. Ужин, во время которого играем с детьми в
"географию" (я называю города, дети должны отгадать страну). У
Мишеля опять затруднения с Тегусигальпой, Мари на прежнем
уровне, набравший больше всех очков Жак завоевывает и всю
славу, и десять центов, предназначенных победителю. В
соответствии с домашними правилами с подачей десерта игра
прекращается, чтобы мама могла высказаться. Мама высказывается.
19.40. Все идем в спальню для раздачи ежедневных призов за
успехи в школе, в играх и за "географию" (по десять центов) и
утешительных призов (конфеты). Рисуем фантастических животных.
20.00. Дети уходят. Читаю итальянский роман.
21.30. Тушится свет. Еще пятнадцать минут
полубессознательного блуждания в мире кальцифилаксии. Затем
спать... спать... спать...
НЕТИПИЧНЫЕ ДНИ.
Каждый вторник мы устраиваем дискуссию за круглым столом с
библиографами, занятыми каталогизацией мировой литературы,--
обычно на 15--30 минут.
По четвергам мы проводим заседания за круглым столом, на
которых каждый аспирант в течение десяти минут докладывает о
ходе своей работы. За каждым докладом следует пятиминутная
дискуссия. Председательствующий на этих заседаний д-р П.
Приоречи очень строг в отношении регламента и заставляет
докладчиков тщательно готовиться. Это -- превосходная
тренировка для будущих участников научных конференций, а кроме
того, таким образом поддерживается интерес каждого из нас к
работе других.
В зависимости от объема работы раз или два в неделю вместе
со своими ближайшими сотрудниками мы проводим совещания, на
которых обсуждаем протоколы экспериментов, законченных за
время, прошедшее после предыдущего совещания, причем в более
спокойной обстановке, чем на заседаниях за круглым столом.
Посещающих нас студентов или членов научных обществ,
заседания которых проходят в нашем городе, водят по институту
мои помощники, выполняющие эту обязанность по очереди. Затем я
устраиваю небольшой прием гостей у себя в кабинете.
Вместе со своими помощниками я частенько выезжаю для
участия в конгрессах или для чтения лекций. Мы также читаем
несколько лекций (не более десяти в год) для наших
студентов-медиков, но никто из нас не принимает участия в
административной и "заседательской" деятельности.
* 5. ГДЕ РАБОТАТЬ?
Для фундаментальных исследований необходим благоприятный
климат. Этот довольно трудноопределимый фактор зависит от
общественного понимания потребностей науки в масштабах страны в
целом, от благожелательных отношений с коллегами в пределах
научного сообщества и от доступных материальных возможностей.
Все эти моменты необходимо учитывать при выборе места
проведения научной работы.
Общественное понимание
В 1923 г. в своем красноречивом призыве к созданию
наиболее благоприятного климата для фундаментальных
исследований и к лучшему их признанию со стороны общества Шарль
Рише отмечал, что пятьдесят лет назад никто не мог предвидеть
появление телефона, телеграфа, авиации, вакцинации, множества
новых лекарств. Теперь можно добавить, что и во времена Рише
никто не мог предвидеть развития телевидения, антибиотиков или
искусственных спутников. Если фундаментальная наука нуждается
для самоутверждения в практических результатах, то к этому
списку можно было бы добавить и другие достижения. К сожалению,
наряду с "кредитом" у этой бухгалтерии имеется в равной степени
впечатляющий "дебет": ядерное оружие -- тоже дитя
фундаментальной науки, и если даже ограничиться одним только им
(не говоря уже о химическом, биологическом и прочих видах
оружия), то оно способно, будучи обрушено на человечество,
перевесить все те практические достижения, которыми мы обязаны
научному прогрессу.
Именно потому, что плоды науки могут быть в равной мере
как полезными, так и вредоносными, необходимо понимание их
потенциальных возможностей со стороны общества. Известно, что,
как правило, практический результат фундаментального
исследования сам по себе ни хорош и ни плох. Он являет собой
силу, дарующую власть над природой, над болезнью, над
человеком. Эта сила может быть обращена как на добро, так и во
зло, в зависимости от того, как ее использует человек руками
своих лидеров или правительств. Осознавая, что эта сила не
всегда может быть подвластна его контролю, человек боится ее.
Наука разрушает многие из привычных, взлелеянных человеком
представлений. Она низвергает фальшивые божества, рожденные из
предрассудков и суеверий. А потому на протяжении столетий
человечество безжалостно преследовало многих своих выдающихся
ученых.
Великий Галилей был изгнан с родной земли и вынужден
скитаться из одного города в другой, пока его не бросили в
тюрьму и не потребовали отречься от своих открытий как от
недостойных заблуждений. Декарт также был изгнан, странствовал,
служил в армии, был врачом, философом, математиком и умер на
чужбине. Везалий был вынужден жить бродягой, подвергаясь
суровым наказаниям за вымышленные преступления, и в конце
концов умер от голода. Коперник не решался публиковать свои
великие открытия и увидел их в напечатанном виде лишь в канун
своей смерти. Кеплер, удостоенный императорской пенсии, жил в
нищете, ибо так никогда ее и не получил.
Пусть не подумает читатель, что преследования такого рода
были возможны лишь во тьме средневековья,-- это может случиться
и в высококультурном современном государстве, как случилось,
например, в гитлеровской Германии. Научные труды Альберта
Эйнштейна, Отто Леви, Отто Варбурга и многих других величайших
ученых Германии и всего мира были объявлены "еврейскими", а
значит, неприемлемыми. Все эти люди должны были бежать из своей
