стойкими против Темных сил, и поэтому сейчас основная тяжесть борьбы с их
лазутчиками лежит на гномах, и что же? - эх, старался говорить гномик
спокойно, да все одно распалился. - И что же? За все нам Куранах обещает
только какое-то паршивое плоскогорье, в котором и жить-то невозможно, нету
там ничего! Ни руд, ни камней! А там, где они есть, видите ли, спокон
веков стояли эльфийские леса, и горы там абсолютно ни к месту, он так и
сказал, абсолютно! Но мы этого спокойно не ждем. Уже сейчас Друг знает о
несправедливости и оказывает нам тайную поддержку. И в день, когда
вернется преображающая сила, эти светлоголовые надменники будут неприятно
удивлены... Вы хотите спросить, зачем я вам это все рассказываю? О, это
очень просто. Уртазым-могузы - это не тайна для нас, известно и ваше
отношение к этой жизни на твердой земле. Да и просто, гномы и люди - мы
прекрасно уживемся, ибо люди тоже знают толк в ремеслах и железе, не что,
что эльфы, которые без песен и звезд жить не могут, а на тех, кто может,
глядят с высоких веток. Орки-уроды, отродье гоблинское, краболовы-выродки,
хаттлинги - землю грызут, норы роют, эти еще, щепкачи волосатые, им вообще
не больше века жизни осталось - разве это те, с кем можно встретить
счастливые дни! А вы, уртазым-могузы, рождаетесь на железных островах -
разве вам не приятней иметь дело с честными трудовыми гномами, чем с этими
бездельниками, вся заслуга которых в том, что "они первыми открыли глаза в
этом мире"!!
Гном, наконец, спотыкается и долго кашляет, подавившись собственной
слюной. Я раскрываю было рот высказать все, что думаю по поводу этой
тирады, но Ар, не снизойдя до членораздельного пожатия, тыкает меня локтем
в бок, а сам говорит:
- Что ж, мы послушали, и скорее всего, придем к согласию. Сейчас же
мы отпустим тебя до гномьей ватаги, но, пожалуйста, не говори там таких
речей. Проболтается кто, а неизвестно, какие здесь порядки держатся.
Гном кивает - мол, уразумел, - и я режу ему веревки, он ощупывает
затекшие ноги, несколько шатающихся шагов, а потом оклемался и к своим
идет. Идет и, небось, уже видит в мечтах, как люди с гномами рука об руку
стройными рядами идут брать Куранаха за глотку. А там и пресловутая
могучая сила появляется, и все вокруг в мире становится огромной горой,
доверху набитой железом, алюминием, камнями и прочим. А эльфы манатки свои
свернули и отбыли к чертям собачьим восвояси, а оркам туда путь заказан, и
они где-нибудь на морском берегу режут в тоске друг друга, потому что
больше и резать-то некого. Дурак ты, гном. Не будет ни большой горы, ни
исчезающих в небе эльфийских кораблей. А будет просто грандиозная резня,
потому что не одни гномы чувствуют себя обиженными, уж больно сладкий
кусок кинул Друг Союзу Свободных Народов. А вот Чисимет о другом
размышляет, бурчит вслух:
- Ну и жизнь. На западе война, на востоке урхи. А в самой стране
совсем худо: стоит показаться опасным кому - тем же гномам, борцам с тьмою
- и, пожалуйста, клетка к услугам, и никто разбираться не будет.
Ар добавляет:
- А вообще-то говоря, система неплохая. Любого жителя можно к ногтю в
нужный момент прижать. Но будь у нас так в Круглом, я бы, пожалуй, ночью
спокойно бы спать не мог.
Ар мудрец и политик, только не в спокойном сне к власти причастных
дело, а в спокойном сне тех, кто под этой властью живет, не по незнанию
спокойном, а по действительной честности тех, кому эта власть доверена.
В лесу трубит то ли рог писклявый, то ли флейта басистая, на полянку
является толпа лесных, во главе которой вышагивает невысокий худощавый
мужчина - не мужик, а именно мужчина с дубиной на плече. Рядом
Ларбо-младший топает, он тащит на плече здорового живого поросенка с
завязанным ртом, что не мешает ему - поросенку - время от времени
разражаться серией визгоподобных звуков. Нас он пока не видит - на шатер
глядит. Подошел к строению, поросенка шмякнул оземь, а навстречу из шатра
вылезает невысокенькая бабенка, черные волосы до плеч, а одежда сильно
смахивает на наряд эльфа-воина, да это он и есть, только перешитый и
бусами да висюльками украшенный. Они стоят ко мне боком, друг на друга
любуются, и мне с ними все ясно. Бедняга Ларбо, каково ему сейчас будет!
Поворачивает он голову, ах, сюрприз, Алек навстречу идет.
- Как, ты жив, и все живы?
- Как видишь. А ты тут тоже, я вижу, - пауза, - жив.
Ларбо краснеет и пускается в объяснения. Дескать, Анлен хорошая
девушка, и он ее бесконечно уважает, но тут такое дело, и вообще - судьба
и так далее. Мне это слушать надоело, и я ему выдаю плоды своих
умопостроений:
- Да что ты заладил - Анлен, Анлен! Дома твоя Анлен, леденцы варит
для надежи и опоры Кун-Манье Первого.
У Ларбо глаза принимают квадратную форму, а общий вид выражает мысль:
"Рехнулся парень с горя, а ведь в советниках ходил!". Но я не свихнулся,
этому подтверждение хотя бы то, что сама Анлен, на Ларбо глядючи, четко и
ясно говорит:
- Да, Ларбо, Анлен дома, и варит леденцы. Я хоть и звалась этим
именем, отнюдь не та, за кем ты увивался в Круглом царстве.
Ларбо вконец потерян, бормочет:
- А кто же тогда, и зачем ты тогда... - а Анлен в ответ улыбается, да
не обычной своей улыбкою, бессильной да бессмысленной, а четко так, с
осознанием собственной ценности.
- Ну, кто я, тебе знать не положено, да сама говорить не хочу, имя
называть. А зачем - пожалуйста. Просто спокойной жизни подлунных и
подсолнечных народов грозит очередная опасность. Грозит отсюда, из этих
мест, и упускать время нельзя - горький опыт борьбы с Врагом кое-чему
научил. А вот что и в какой форме угрожает - неясно и неизвестно. Мое дело
- узнать об этой силе как можно больше, а удастся, так и помешать ей. Я
думала попасть сюда через Южное Прибрежье, но получилось все быстрее и не
так, как думалось. Да и я оказалась не такой уж талантливой шпионкой -
вон, даже Алек меня разгадал, хоть я эту Анлен играла и старательно, и
устала от этой маски очень. А теперь моя дорога - на север. Очень странные
дела творятся здесь, и главная их пружина - некто, именуемый здесь Другом.
Ларбо:
- Эх, если б ты еще и Андрея с Брыком нашла! Их опять захватили в
одной из стычек Куранаховские воины, и теперь их отправили "к Другу на
очищение".
Я сажусь на землю и долго думаю, а когда придумываю, то снова встаю:
- Что ж, Анлен. Тебе не придется идти одной. Я не сыграл против Врага
- так может, помогу в работе против, как его - Друга?
Чисимет вздыхает:
- Ты уж, Алек, извини, зря я тебя втравил в это дело.
Потом он вынимает меч и принимается тереть его пучком травы.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
В гробе я видел такие развлечения! Опять не поспал как следует, да и
не то, чтоб кто-то разбудил, нет, сам проснулся. Еще бы! К утру холод
такой пробирает, что и тюлень о костре мечтать начнет, да еще и сырость
эта! Во всей тюряге единственный подземный карцер, и мне его отдали.
Льстит, конечно, такое внимание-то, но ей-богу, обошелся бы я нормальной
камерой, как те, что сверху. Там благодать, стены, конечно, как и у меня -
бревна неотесанные, зато сухие, и на небо можно поглядеть в щелочку. Я-то
вижу его два раза в день по пять минут, когда на пытку водят. И сейчас вот
- часа через полтора-два тоже самое будет. Мне бы поспать еще, да поди
засни тут. Придется так сидеть, зубами постукивая, конвоя ждать. Ох, как
все это нудно, как надоело - кто б знал, и кому б пофигу не было! Даже
пытка смешить перестала, а поначалу такой комедией казалась! Ведь правда
же, смешно - сижу я мордою туп да покорен, а вокруг хлопочет колдун энтот
безымянный, он заклятия кладет да пот с лица утирает, а я про себя такие
блоки ставлю, каких он даже понять не способен. Трудяге все кажется, что
еще чуть-чуть, и будет пытуемый безволен и сговорчив, веревки вей да
узелки вяжи десятками, и каждый раз удивляется, что это чуть-чуть никак не
кончается, но опять же каждый раз оптимизма не теряет. Когда средний
здешний начальник ходом дела поинтересоваться заходит, старикан
перспективы ему рисует самые радужные, что меня раньше тоже веселило, а
теперь опять же - неинтересно. Интересно другое - сколько я тут смогу
продержаться? Желательно, конечно, подольше. Чисимет с Андреями наверняка
уже знают, что случилось, а вытащить кого-нибудь из этой тюрьмы дело
вполне реальное. Тюрьма - это, конечно, слишком сильно сказано, слишком
чести много. Деревянный барак с погребом моим, четыре тролля охраны, три
краболова конвоя, и забор вокруг - вот и все препятствия. Первый Младший
Здешний, который всем этим заведует, маячить здесь не любитель, даже на
"пытку" мою заходит по своей инициативе раз в три-четыре дня, ну еще со
Средним когда. Наверно, с гораздо большим удовольствием сидит в
какой-нибудь здешней пивной или таверне и своим видом пытается наводить
страх на окружающих... Пока я так размышляю, в каземате становится совсем
уж невмоготу просто так сидеть, и приходится заняться утренней гимнастикой
- для сугреву и общего развития. Только перехожу от приседаний к
отжиманиям - скрипит лестница, за дверью слышно хриплое дыхание дуэтом, а
затем с глухим бряком сбрасывается засов - это за мной. Что-то рановато
сегодня пришли, это мне не нравится, что-то будет нестандартное. Дверь
распахивается, и в камеру наполовину втискивается тролль, цепляется к
обручу у меня на шее и ведет вон, а второй в это время держит факел, стоя
за дверью. Жмурюсь, моргаю, а когда глаза привыкают, удивляюсь еще раз. У
лестницы стоит Первый Младший Здешний, и на меня глядит, заботливо так.
Ничего не понимаю, все не как всегда. Хорошего ждать мне нечего, и пока мы
поднимаемся по лестнице, я прикидываю, будут ли меня сейчас препровождать
в другое место, или наоборот, специалист сам по вызову сюда приехал,
безымянному помочь. Верхний коридор - два ряда решеток, и за ними поперек
стенки - словом, зверинец. Клетки хитрые - чтоб засов изнутри не сдвинуть,
он еще сбоку клинышком приперт - абсолютная надежность, и никаких замков,
умно! В конце коридора движется кучка народу, поглядывают по сторонам, а
то и задерживаются около какой-нибудь клетки. Два орка - видимо, охрана -
какой-то мрачный рыцарь в плаще с мехом, на ногах сапоги до колен, и
магообразный старичок. Старче сухонький, маленький, но с объемистой
бородой серебристого цвета. Внешнего эффекта не производит, но, похоже,
вокруг него все сейчас и вертится. Правда, непохоже, что это специально по
мою душу, это успокаивает. Старичок с обстановкой знакомится, ну что ж, и
мне не грех. Сзади меня лестница в мой подвал, и дверь, по которой меня во
двор и дальше на "пытку" водят. Справа, рядом за решеткой - пустая камера,
в ней лежат обрезки досок, пара запыленных щитов, копье без наконечника,
тряпье какое-то - в общем, подсобка, она не заперта. В камере слева жилец
есть, мрачный орк со шрамом вместо одной брови. Он пялится на меня из
глубины, потом подходит к решетке и, изогнувшись, глядит в сторону гостей,
насколько позволяет решетка. Нехороший у него взгляд. Дальше разобрать
трудно, да и времени уже нет - старичок со свитою вплотную приближаются.
Первый Младший подталкивает меня вперед, и принимается излагать: так мол и
так, человек народа неясного, пойман и доставлен из лесу за болотом
зеленым, и так далее, всю историю болезни. Старичок слушает весьма
внимательно, а потом просит показать, что за вещи при мне были взяты, и
один из троллей, не дожидаясь приказа Младшего, вразвалочку выходит
