должны дать им понять это с самого начала. Никакого обеда. Они занятые
люди. Мы просто зайдем, посмотрим, отдадим леденцы и скажем, что нам пора
бежать. Мы определенно не сможем пообедать с ними.
- А что если они станут настаивать? Невежливо будет отказываться.
- Хм, я думаю, мы просто должны будем проявить твердость. Ладно,
давай глянем, что там пишут о Белом доме.
Он углубился в чтение, пока она жевала кусочек сыра и курила вторую
сигарету.
- Какой замечательный путеводитель, - сказал он. - Некоторые из
приведенных здесь фактов в самом деле необычны. Послушай: "Один из
интереснейших залов Белого дома - так называемый зал Парчези. Ни один из
посетителей не должен пропустить этот исторический зал, расположенный на
третьем этаже. Многие туристы полагают, что зал был так назван потому, что
с первых дней существования Республики первые люди государства играли в
этом зале в парчези, - но это не так. На самом деле, этот зал был назван
по имени Алдо Парчези, особого посланника герцога Тосканского, который
поперхнулся куском салями на обеде, устроенном в его честь президентом
Миллардом Филмором, и умер. Смотри примечание номер шесть". Посмотрим, где
у нас примечание номер шесть? Интересно, правда ведь, Элен.
- Невероятно, - покачала она головой.
- Ага, вот и примечание номер шесть. Оно гласит: "Другой
малоизвестный факт о торжественном обеде, на котором умер сеньор Парчезе.
На нем впервые публично появился Джеймс Г.Блейн, который впоследствии стал
сенатором, несмотря на известную песенку, сочиненную в насмешку над ним
его политическими оппонентами. В ней были такие слова: "Блейн, Блейн,
Блейн безбородый лжец из штата Мейн". Особенный интерес для историков
представляет тот факт, что Блейн был совсем не безбородый, а напротив
носил длинную рыжую бороду. К тому же известно, что он был не из штата
Мейн. Но его политические оппоненты указывали в свое оправдание, что было
бы очень трудно петь: "Блейн, Блейн, Блейн, бородатый лжец из штата
Массачусетс". Элен, как замечательно узнавать малоизвестные анекдоты из
национальной истории, не так ли?
- Замечательно. А куда мы отправимся из Белого дома, Юк?
- Давай взглянем на нашу карту... Я думаю, дальше мы должны увидеть
памятник Вашингтону. Я проведу линию от нашего отеля к Белому дому, а
затем к памятнику Вашингтона, чтобы мы знали кратчайший маршрут.
Посмотрим, что тут говорится об этом памятнике.
- Юк, - задумчиво промолвила Элен, - может, пока ты смотришь, я
сделаю нам по легкому коктейлю? Знаешь, так просто, чтобы не терять
градуса.
- Прекрасная мысль, - пробормотал он, листая страницы. - Не терять
градуса.
Она откинулась на диване в гостиной, скинула туфли, отпила глоток и
счастливо отдалась восхитительным рассказам, которые Юк читал из этого
превосходного путеводителя по Вашингтону.
К примеру, зачитывал он, многие туристы до сих пор уверены, что
памятник Вашингтону обшит мрамором. На самом же деле самый высокий
фаллический символ в цивилизованном мире покрыт листами линолеума "под
мрамор" ("который обычно вибрирует на сильном ветру"). Изначальная
мраморная облицовка была снята одной безлунной ночью в тысяча девятьсот
сорок восьмом году и использована для покрытия сауны и кегельбана в
подвале Капитолия.
Юк осторожно прочертил их дальнейший маршрут от памятника Вашингтона
к Мемориалу Линкольна, оттуда к театру Форда ("где каждый год выставляются
новые модели Форда") и к зданию Верховного суда. Затем он прервал свой
труд, смешал еще один коктейль, несколько более крепкий, чем предыдущий и
вернулся к своим трудам. Через мгновение он вскрикнул от изумления и
бросился показывать Элен фотографию огромного зала с высоким потолком и
мраморными колоннами, обитые тканью стены которого украшали прекрасные
написанные маслом портреты усопших сборщиков налогов.
- Ты знаешь, что это такое, Элен?
- Мужской туалет в Библиотеке Конгресса?
- Нет, моя дорогая. Это знаменитая Бандажная комната Капитолия.
Послушай, что здесь написано: "Одной из крупнейших достопримечательностей,
которую должен увидеть каждый турист, посещающий Вашингтон, является
Бандажный зал, посещавшийся как сенаторами, так и членами Палаты
представителей. Восточная стена этого впечатляющего зала снабжена
достаточным количеством крючков, чтобы каждый член Конгресса мог повесить
на них свой бандаж, если тот не требовался для отправления ими своих
служебных обязанностей. Зал находился в ведении некоего Роберта Рейвнела,
прозванного "Сладкоречивым" и ставшего легендой еще при жизни, так как он
сохранял этот важный пост в течение более пятидесяти лет, сотрудничая с
восемью администрациями последовательно сменявших друг друга президентов.
В своих знаменитых мемуарах "поцелуй мою грыжу" мистер Рейвнел
рассказывает о медных медальонах, выдававшихся конгрессменам. Теперь они
стали самым популярным сувениром на память о столице". Элен, мы просто
обязаны посетить этот зал.
Но пока он снял очки и перебрался вместе со стаканом на диван к Элен.
- Подвинься, - сказал он, - и дай своему мужу немного места.
Она подвинулась. Они полежали некоторое время молча, затем она
спросила сонным голосом:
- Мы никуда не идем, так ведь, Юк?
- А ты хочешь?
- О... да нет. Как скажешь.
- М-м, - промычал он, прижимаясь губами к мочке ее левого уха. - По
крайней мере мы хоть выбрались из твоей квартиры.
Она протянула руку, чтобы поставить свой стакан на пол, затем взяла
его стакан и также поставила на пол. Просунув руку ему под голову, она
притянула его к себе. Он поцеловал ее и улыбнулся.
- О'кей? - прошептал он.
Она поняла, что он хочет этим сказать.
- Конечно, - прошептала она в ответ. - Как всегда.
- Почему бы нам не забраться в постельку и не поспать немножко?
- Ты этого хочешь, Юк?
- Совсем немножко.
- Ладно.
Они допили коктейли по дороге в спальню. Здесь они поставили на пол
стаканы, сняли халаты и забрались под мягкие простыни. Одеяло они
сбросили, потому что в комнате вдруг стало слишком тепло.
Они проспали дольше, чем намеревались; а когда проснулись, за окном
были ранние сумерки. Фэй вылез из кровати первым. Он прошел в другую
комнату за сигаретами и очередным коктейлем. Он посмотрел бутылку на
просвет; виски оставалось примерно порции на три на каждого.
Когда он вернулся в спальню, Элен лежала на спине, закинув руки за
голову и устремив взгляд в потолок. Впрочем, она переменила позу, когда он
поднес ей стакан.
- Пить, пить, пить, - сказала она, улыбаясь и совершенно необиженным
тоном.
Он забрался к ней, и вдруг ему захотелось поблагодарить ее за все, но
он знал, как это ее раздражало, и поэтому ограничился тем, что поцеловал
ее в плечо.
- Не знаю, смогу ли я еще раз сегодня, Элен.
- Конечно сможешь. Я уверена, что сможешь. Я тебе помогу.
Вскоре они отставили пустые стаканы, погасили сигареты и предприняли
попытку. Она помогала ему, но ничего хорошего у них не вышло, что было
обидно.
Они оставили свои попытки и просто замерли в объятиях друг друга. Они
не слишком расстроились. Такое уже бывало раньше, но все равно было
обидно.
- Юк, - медленно начала она, тщательно подбирая слова, - что будет с
тобой дальше?
- О... я не знаю. Что-нибудь хорошее.
- Ты не собираешься жениться, так ведь?
- Нет, дорогая. Не собираюсь, - помолчав, мягко ответил он.
- Почему?
Он пожал плечами.
- Не знаю. Наверное я просто не хочу этого.
- Но почему?
Он отстранился от нее, повернулся на бок, подпер голову рукой и
усмехнулся.
- Я когда-нибудь говорил тебе, что сказал по этому поводу Оскар
Уальд? Он сказал...
- Я знаю, Юк, - печально произнесла она. - Ты говорил мне. Несколько
раз.
Он помолчал немного, затем пробормотал обиженно:
- Не несколько, а всего два.
Теперь они долго молчали, прежде чем она нерешительно произнесла:
- А ты не боишься... не боишься вернуться к тому, что было, Юк?
Его смех резанул ей ухо.
- Послушай, - начал он, - не существует такого закона природы, чтобы
мужчина должен был жениться на одной женщине. Если ты внимательно изучишь
историю брака, то ты увидишь, что это была историческая необходимость.
Ради выживания человеческого рода мужчина женился на женщине и они
заводили столько детей, сколько могли. Этого требовала борьба за
существование. Дети умирали в младенческом возрасте. Взрослые едва
доживали до двадцати-тридцати лет. Болезни, бедность - все это
сказывалось. Человеческий род должен был выжить. Способ был один: жениться
и размножаться. Это помогло. Но времена изменились. Почти все младенцы
выживают. Люди доживают до восьмидесяти и даже до девяноста лет. Теперь
людей слишком много. Медицина, лучшие условия жизни и тому подобное. Так
что, может быть, теперь есть другие пути. Может быть, людям следует жить
одним. Может быть, должны быть двойные браки - два мужчины и две женщины
или мужчина и две женщины, а может быть люди должны жить коммунами.
Вариантов много. Наступили новые времена и они дают нам новые возможности.
Брак мужчина-женщина не является более единственным ответом на вопрос.
Есть другие...
Его монотонный голос начал оказывать на Элен усыпляющее действие.
Вскоре она различала лишь отдельные слова: "...новые взаимоотношения...
переход... мужчина и женщина... одиночество... мы можем..."
Его голос, затихая, уплывал все дальше, глаза слипались и наконец он
прошептал так тихо, что она едва расслышала:
- Да, ты права, Элен, я боюсь...
В этот момент она ощутила, что любит его так сильно, что с радостью
умрет, если это сделает его счастливым.
Но единственное, что она могла - это обнять его и гладить.
Он задрожал и пробормотал:
- Это не так-то просто...
- Я знаю, Юк, - шептала она, - я знаю.
Она боялась, что он разрыдается, но он удержался. Он просто лежал и
чуть вздрагивал в ответ на ее ласку. Она думала об их первой ночи - той,
когда появился Штангист и сказал, что у Эдит Фэй сердечный приступ.
Но теперь все было по-другому. Своими ласками она придавала ему силы.
Правда, на это уходило много времени. Рука под его головой совсем затекла.
Но она не убирала ее. Ей вдруг показалось, что их объединяет не только
нагота, но нечто большее, что ей уже доводилось ощущать раньше, и это
странное чувство было таким сладким, что ей хотелось смеяться и плакать
одновременно.
Он обнял ее и прижался к ней. Несмотря на всю торжественность
момента, они вновь предприняли попытку что-то сделать.
Они были разумными людьми, и она старалась не смеяться, пока он не
прошептал ей на ухо:
- Детка, он все равно маленький!
После этого они разразилась хохотом и долго не могли остановиться,
катаясь по кровати, сжимая друг друга в объятиях, задыхаясь, кашляя и
совершая беспримерные безрассудства.
Что-то произошло, хотя ни один из них не мог сказать, что именно, но
они переживали если не экстаз, то хотя бы радость. Не всем дано
раскачиваться на люстрах и сохранять равновесие, стоя в гамаках. По
крайней мере им казалось, что это длится бесконечно долго.
За окном стемнело, Белый дом утонул в вечерней тьме.
На обратном пути в Нью-Йорк, когда они уже приближались к аэропорту
"Ла Гардия", он вдруг пристально взглянул на нее и сжал ей руку. Тоном
неподдельного изумления он произнес:
- Знаешь, кажется у меня это сейчас получится.
