Эта книга, впрочем, во многом лучше, чем ее название*.
(2) Ср.: Sergius Hessen. Individuelle Kausalitat. Studien zum
transzendentalen Empirismus. 1909**. [98] через отнесение к ценности на
это событие, переносится и на предшествующие ему условия. Следовательно,
утверждая, что только благодаря индивидуализирующему и относящему к
ценностям образованию понятий создается история развития культурных
процессов, мы сужаем смысл этого выражения, обычно включающего в себя и
вечно текущее становление действительности. Подобно тому как культурная
ценность выделяет из простой разнородности действительного объекта
индивидуальность в более узком смысле, как совокупность всего в своем
своеобразии значительного, точно так же объединяет она исторически
существенные элементы протекающего во времени и причинно обусловленного
процесса становления в исторически важное индивидуальное развитие.
Понятие исторического развития позволяет, далее, выяснить, насколько
правильно утверждение, будто историк при выборе своего материала
руководствуется степенью исторической действенности. Само по себе это
утверждение может заключать в себе долю истины, ибо историческое
значение многих событий действительно покоится исключительно на
действиях, оказываемых ими на культурные блага, и поэтому часто нельзя
представить себе, каким образом какое-нибудь событие может получить
историческое значение, не будучи вставленным в исторически существенный
ряд развития в качестве действенного члена. Но положение это делается
сразу же ложным, как только оно направляется против утверждения, что
выбор исторического материала определяется ценностными точками зрения.
Историческая действенность не может совпадать с простой, индифферентной
по отношению к ценностям действенностью вообще, т. е. действенность сама
по себе не может дать критерия того, что исторически существенно. Всякое
явление оказывает какое-либо действие. Ведь говорят: топну ногой, и
задрожит Сириус, хотя это действие, как и множество других, исторически
совсем несущественно. Исторически действенно, напротив, только то, что
вызывает исторически значительные действия, а это опять-таки означает
лишь, что культурная ценность определяет выбор исторически
существенного. Лишь по установлению через отнесение к ценности того, что
вообще существенно для истории, становится возможным, смотря назад,
спрашивать о причинах или же, смотря вперед, о действиях и затем
изображать то, что, благодаря своей особенности, вызвало появление
исторически существенного события.
Итак, если вслед за Эд. Мейером (1) и Рилем (2) говорить, что выбор
существенного происходит в истории не в соответствии с ценностной точкой
зрения, но сообразно степени исторической действенности, то это
противоположение будет совершенно ложным, и его несостоятельность
прикрывается исключительно двусмысленностью выражения "исторически
действенное". Утверждение, что история должна изображать исторически
действенное, если только оно правильно, является лишь иной формулировкой
того, что история имеет дело с существенными по отношению к культурным
ценностям действиями; а так как принцип
-----------------------------------------------------------(1) Zur
Theorie und Methodik der Geschichte. 1902.
(2) Logik und Erkenntnistheorie. S. 101. [99] простой, голой
действенности никогда не сможет заменить принципа отнесения к ценности,
то мы предпочитаем остаться при нашем термине, ибо только он в состоянии
действительно однозначно выразить суть дела. Там, где отсутствует
ценностная точка зрения, определяющая, какие именно действия исторически
существенны, понятие исторической действенности в качестве принципа
выбора тоже не сможет ничего сделать.
Далее, понятие исторического развития во избежание недоразумений
следует резко отделять от понятия прогресса. Это следует сделать
опять-таки при помощи отличия оценки от отнесения к ценности. Если
простой ряд изменений содержит в себе слишком мало для того, чтобы его
можно было отождествить с историческим развитием, то ряд прогресса
содержит в себе для этого слишком много. Прогресс означает, если вообще
придавать этому слову точный смысл, повышение в ценности
(Wertsteigerung) культурных благ, и поэтому всякое утверждение
относительно прогресса или регресса включает в себя положительную или
отрицательную оценку. Если ряд изменений называют прогрессом, то этим
самым уже говорят, что всякая следующая стадия в большей степени
реализует ценность, чем предыдущая. При этом, производя подобную оценку,
необходимо одновременно высказаться о значимости ценности, являющейся
критерием прогресса. Но так как история не должна заниматься
исследованием вопроса о значимости ценностей, но имеет в виду лишь
фактическое оценивание людьми некоторых ценностей, то она не сможет
никогда также решать, является ли какой-нибудь ряд изменений прогрессом
или регрессом. Понятие прогресса относится поэтому к области философии
истории, истолковывающей "смысл" исторического бытия с точки зрения
воплощенных в нем ценностей и произносящей над прошлым суд в смысле его
положительной или отрицательной ценности. Эмпирическая историческая
наука избегает всего этого. Подобное истолкование и суд над прошлым были
бы не историчны.
Чтобы закончить эти рассуждения о связи индивидуализирующего
образования понятий с отнесением к ценности, нужно коснуться еще одного
пункта. Если историк не задается вопросом о значимости ценностей,
руководящих его изложением, то он все же и не относит свои объекты к
любым произвольным ценностям, но предполагает, что те лица, к которым он
обращается со своим историческим изложением, признают в общем за
ценности (или, по крайней мере, понимают в смысле всеобще признанных
ценностей) если и не те или иные вполне определенные блага, то во всяком
случае ценности религии, государства, права, нравственности, искусства,
науки, с точки зрения которых исторически изображенное представляется
существенным. Поэтому при определении понятия культуры было необходимо
не только выставить понятие ценности вообще как основное при отделении
культурных явлений от природы, но вместе с тем также и подчеркнуть, что
культурные ценности или бывают всеобщими, т. е. признанными всеми, или
предполагаются значащими у всех членов культурного общения.
Благодаря этой всеобщности культурных ценностей и уничтожается
произвол исторического образования понятий; на ней, следовательно, [100]
покоится его "объективность". Исторически существенное должно обладать
значением не только для того или иного отдельного индивида, но и для
всех. В этом понятии исторической объективности с философской точки
зрения кроется, конечно, еще проблема. Однако в данной связи мы можем
отвлечься от нее. Мы имеем здесь дело только с эмпирической
объективностью истории, т. е. с вопросом, остается ли историк в пределах
констатируемых фактов, а в таком случае ясно, что эмпирическая
объективность принципиально обеспечена, даже с точки зрения всеобщности
культурных ценностей. Что определенные блага являются в культурном
обществе общепризнанными или что относительно членов общества
предполагается, что они работают над теми частями действительности,
которым эти ценности присущи, т. е. способствуют прогрессу культуры, -
это просто факт, могущий быть в принципе так же установленным, как и
всякий другой, и историк вполне может довольствоваться этим фактом.
Еще одно соображение следует привести для определения
индивидуализирующего метода, в частности понятия всеобщей культурной
ценности. Если в указанном смысле объективное историческое изложение
может руководствоваться только общепризнанными (allgemein gewertete)
ценностями, то, казалось бы, правы те, кто говорят, что об особенном и
индивидуальном не может быть науки в собственном смысле слова; и это
действительно верно постольку, поскольку особенное должно иметь вместе с
тем общее значение, чтобы, войти в науку, и поскольку наука
останавливается только на тех сторонах его, на которых именно и покоится
это его общее значение. На этом даже следует особенно настаивать, чтобы
не получилось впечатление, будто история состоит из простого описания
отдельных событий. И история, подобно естествознанию, подводит особенное
под "общее". Но тем не менее это, конечно, ничуть не затрагивает
противоположности генерализирующего метода естествознания и
индивидуализирующего метода истории. Не общий естественный закон или
общее понятие, для которого все особенное есть лишь один частный случай
наряду с множеством других, а культурная ценность есть "общее" истории;
культурная же ценность необходимо связана с единичным и индивидуальным,
в котором она постепенно развивается, т. е., иначе говоря, она
сочетается с действительностью, превращая ее тем самым в культурное
благо. Итак, относя индивидуальную действительность ко всеобщей
ценности, я тем самым отнюдь не превращаю ее в экземпляр родового общего
понятия, но, наоборот, сохраняю ее во всей ее индивидуальности.
Резюмирую еще раз сказанное. Мы можем абстрактно различать два вида
эмпирической научной деятельности. На одной стороне стоят науки о
природе, или естествознание. Слово "природа" характеризует эти науки со
стороны как их предмета, так и их метода. Они видят в своих объектах
бытие и бывание, свободное от всякого отнесения к ценности, цель их -
изучить общие абстрактные отношения, по возможности законы, значимость
которых распространяется на это бытие и бывание. Особенное для них
только "экземпляр". Это одинаково касается как физики, так и психологии.
Обе эти науки не проводят между разными [101] телами и душами никаких
различий с точки зрения ценностей и оценок, обе они отвлекаются от всего
индивидуального как несущественного, и обе они воспринимают своими
понятиями обычно лишь то, что присуще известному множеству объектов. При
этом нет объекта, который был бы принципиально изъят из-под власти
естественно-научного метода. Природа есть совокупность всей
действительности, понятой генерализирующим образом и без всякого
отношения к ценностям.
На другой стороне стоят исторические науки о культуре. У нас нет
подходящего одного слова, которое, аналогично термину "природа", могло
бы охарактеризовать эти науки со стороны как их предмета, так и их
метода. Мы должны поэтому остановиться на двух выражениях,
соответствующих обоим значениям слова "природа". Как науки о культуре,
названные науки изучают объекты, отнесенные ко всеобщим культурным
ценностям; как исторические науки, они изображают их единичное развитие
в его особенности и индивидуальности; при этом то обстоятельство, что
объекты их суть процессы культуры, дает их историческому методу в то же
время и принцип образования понятий, ибо существенно для них только то,
что в своей индивидуальной особенности имеет значение для руководящей
культурной ценности. Поэтому, индивидуализируя, они выбирают из
действительности в качестве "культуры" нечто совсем другое, чем
естественные науки, рассматривающие генерализирующим образом ту же
действительность как "природу". Ибо значение культурных процессов
покоится в большинстве случаев именно на их своеобразии и особенности,
отличающей их от других процессов, тогда как, наоборот, то, что у них
есть общего с другими процессами, т. е. то, что составляет их
