молодыми. А если молодость ушла, ее возвращают искусственным путем. Внесите
это наблюдение в вашу главу о нереальном мире.
Голос Кана успокаивал. Беседа журчала как ручеек.
- Вы, конечно, знаете "Apres-midi d'un Fawne" (1), - сказал Кан. -
Переиначив Дебюсси, можно сказать, что здесь вкушают "послеполуденный отдых"
любители мороженого. Для нас такой отдых - целительный бальзам. Он
излечивает больную душу. Правильно?
- В антикварной лавке мне приходится переживать нечто другое:
"послеполуденный отдых" китайского мандарина незадолго до того, как его
обезглавят.
- Проводите лучше свои послеполуденные часы с какой-нибудь американочкой.
Вы поймете ровно половину того, что она будет лепетать, и, не напрягая
особенно воображения, вернетесь в золотые дни своей бестолковой юности. Все,
что человек не понимает, окутано для него тайной. Ваш житейский опыт не
рассеет этих чар, вас спасет недостаточное знание языка. Глядишь,
-----------------------------------------(1) "Послеполуденный отдых фавна"
(франц.) - произведение французского композитора Дебюсси. [56] и вам удастся
претворить в жизнь одну из человеческих фантазий, так сказать, малого
формата - еще раз пережить былое, уже обладая мудростью зрелого человека и
вновь возвращенной восторженностью юности. - Кан засмеялся. - Не упускайте
случая! Каждый день вы что-нибудь да теряете. Чем больше знакомых слов, тем
меньше очарования. Еще сейчас любая здешняя женщина для вас заморское диво,
экзотическое и загадочное. Но с каждым новым словом, которое вы заучиваете,
диво приобретает все более зримые черты домохозяйки, ведьмы или красавицы с
конфетной коробки. Храните, как лучший дар судьбы, свой нынешний возраст,
оставайтесь подольше десятилетним школьником. К сожалению, вы быстро
состаритесь - уже через год вам стукнет тридцать четыре. - Взглянув на часы,
Кан подозвал официантку в фартуке с голубыми полосками. - Последнюю порцию!
Ванильного.
- У нас есть еще миндальное.
- Тогда и миндального. И один шарик малинового! - Кан посмотрел на меня.
- Я тоже осуществляю мечту своей юности. Только еще более примитивную.
Заказываю столько мороженого, сколько душе угодно. Здесь я впервые в жизни
имею эту возможность. Для меня она - символ свободы и беззаботности. А это,
как известно, понятия, в которые мы там, за океаном, уже перестали верить. В
какой форме мы здесь обрели и то и другое, это уже не важно.
Прищурившись, я смотрел на пыльную улицу, на сплошной поток автомобилей.
Рокот моторов и шуршание шин сливались в один монотонный гул, который
усыплял меня.
- А пока? Что бы вы хотели делать? - спросил Кан, помолчав немного.
- Ни о чем не думать, - сказал я. - И как можно дольше.
Лоу-старший спустился ко мне в подвал, который шел под улицей. Он держал
в руках бронзовую скульптуру.
- Как вы считаете - что это? [57]
- А чем это должно быть?
- Бронзой эпохи Чжоу. Или даже Тан. Патина выглядит неплохо. Правда?
- Вы купили эту скульптуру?
Лоу ухмыльнулся.
- Без вас не стал бы. Мне ее принес один человек. Он ждет наверху в
лавке. Просит за нее сто долларов. Отдаст, стало быть, за восемьдесят.
По-моему, дешево.
- Слишком дешево, - сказал я, рассматривая скульптуру. - Этот человек -
перекупщик?
- Не похоже. Молодой парень, уверяет, что получил скульптуру в
наследство, а теперь нуждается в деньгах. Она - настоящая?
- Да, это китайская бронза. Но не эпохи Чжоу или Тан. Скорее, периода Тан
или еще более позднего - Сун или Мин. Копия эпохи Мин, подражание более
древней скульптуре. Причем подражали не так уж тщательно. Маски Дао-дзы
выполнены не точно, да и спирали сюда не подходят - они получили
распространение лишь после династии Хань. И в то же время декор - копия
декора эпохи Тан, сжатый, простой и сильный. Однако если бы изображение
росомахи и основной орнамент относились к тому же периоду, они были бы
значительно яснее и четче. Кроме того, в орнаменте попадаются сравнительно
мелкие завитушки, которых на настоящей древней бронзе не встретишь.
- А как же патина? Она ведь очень красивая!
- Господин Лоу, - сказал я. - Можете не сомневаться, это довольно древняя
патина. Но на ней не видно малахитовых прожилок. Вспомните, что китайцы уже
в эпоху Хань копировали и закапывали в землю скульптуры эпохи Чжоу. Патина у
них всегда была отменная, хотя сама вещь не обязательно создавалась в эпоху
Чжоу.
- Какая цена этой бронзе?
- Долларов двадцать - тридцать. Но в таких вещах вы понимаете лучше, чем
я.
- Хотите подняться со мной? - спросил Лоу; в голубых глазах его появился
кровожадный блеск.
- Мне обязательно идти?
- Разве вам это не доставит удовольствия? [58]
- Что именно? Вывести на чистую воду мелкого мошенника? Зачем? К тому же
я не думаю, что он мошенник. Кто в наше время разбирается в древней
китайской бронзе?
Лоу бросил на меня быстрый взгляд.
- Ну, ну! Прошу без намеков, господин Росс.
Размахивая руками, толстяк затопал по лестнице в лавку, - он был
маленького роста, кривоногий и очень энергичный. Лестница подрагивала под
его шагами, со ступенек летела пыль. Какое-то время я видел только
развевающиеся брючины и ботинки: туловище моего хозяина уже было в лавке. В
это мгновение мне показалось, что передо мной не Лоу-старший, а круп
театральной лошадки.
Через несколько минут ноги появились снова. А потом я узрел и бронзовую
скульптуру.
- Купил! - сообщил мне Лоу. - Купил за двадцать долларов. Мин в конце
концов тоже не так плохо.
- Безусловно, - согласился я.
Я знал, что Лоу купил эту бронзу только из желания показать, что и он
кое-что смыслит в своем деле. Пусть не в китайском искусстве, зато в
купле-продаже. Теперь толстяк внимательно наблюдал за мной.
- Долго вы еще собираетесь здесь работать? - спросил он.
- Всего?
- Да.
- Это зависит от вас. Хотите, чтобы я сматывал удочки?
- Нет, нет. Но держать вас вечно мы тоже не можем. Вы ведь скоро кончите?
Чем вы занимались раньше?
- Журналистикой.
- Разве нельзя к этому вернуться?
- С моим знанием английского?
- Вы уже совсем неплохо болтаете по-английски.
- Помилуй Бог, господин Лоу! Я не могу написать простого письма без
ошибок.
Лоу задумчиво почесал лысину бронзовой фигуркой. Если бы бронза была
эпохи Чжоу, он, наверное, обращался бы с нею более почтительно. [59]
- А в живописи вы тоже смыслите?
- Самую малость. Так же, как в бронзе.
Он усмехнулся.
- Лучше, чем ничего. Придется мне пораскинуть мозгами. Может быть,
кто-нибудь из моих коллег нуждается в помощнике. Правда, в делах сейчас
застой. Вы это сами видите по нашей лавке. Но с картинами ситуация несколько
иная. В особенности с импрессионистами. А уж старые полотна сейчас
совершенно обесценены. Словом, посмотрим.
Лоу снова грузно затопал по лестнице.
До свидания, подвал, сказал я мысленно. Некоторое время ты был для меня
второй родиной, темным прибежищем. Прощайте, позолоченные лампы конца
девятнадцатого века, прощайте, пестрые вышивки 1890 года и мебель эпохи
короля-буржуа Луи Филиппа, прощайте, персидские вазы и легконогие китайские
танцовщицы из гробниц династии Тан, прощайте, терракотовые кони и все другие
безмолвные свидетели давно отшумевших цивилизаций. Я полюбил вас всем
сердцем и провел в вашем обществе мое второе американское отрочество - от
десяти лет до пятнадцати! Ahoi u evoel Представляя против воли одно из самых
поганых столетий, я и приветствую вас! И при этом чувствую себя запоздавшим
и безоружным гладиатором, который попал на арену, где кишмя кишат гиены и
шакалы и почти нет львов. Я приветствую вас как человек, который намерен
радоваться жизни до тех пор, пока его не сожрут.
Я раскланялся на все четыре стороны. И благословил антикварную рухлядь
справа и слева от меня, а потом взглянул на часы. Мой рабочий день кончился.
Над крышами домов алел закат, и редкие световые рекламы уже начали излучать
мертвенное сияние. А из закусочных и ресторанов по-домашнему запахло жиром и
луком.
- Что здесь такое стряслось? - спросил я Меликова, придя в гостиницу.
- Рауль решил покончить с собой.
- С каких это пор?
- С середины сегодняшнего дня. Он потерял Кики, который вот уже четыре
года был его другом. [60]
- В этой гостинице без конца плачут, - сказал я, прислушиваясь к
сдерживаемым рыданиям в плюшевом холле, которые доносились из угла, где
стояли кадки с растениями. - И почему-то обязательно под пальмами.
- В каждой гостинице много плачут, - пояснил Меликов.
- В отеле "Ритц" тоже?
- В отеле "Ритц" плачут, когда на бирже падает курс акций. А у нас, когда
человек внезапно осознает, что он безнадежно одинок, хотя до сих пор не
хотел этому верить.
- Кики попал под машину?
- Хуже. Обручился. Для Рауля - это трагедия. Женщина! Исконный враг!
Предательство! Оскорбление самых святых чувств! Лучше б он умер.
- Бедняги гомосексуалисты! Им приходится сражаться сразу на двух фронтах.
Против мужчин и против женщин.
Меликов ухмыльнулся.
- До твоего прихода Рауль обронил немало цепных замечаний насчет слабого
пола. Самое неизощренное из них звучало так: отвратительные тюлени с
ободранной кожей... Хорошо, что ты пришел. Надо водворить его в номер. Здесь
внизу ему не место. Помоги мне. Этот парень весит сто кило.
Мы подошли к уголку с пальмами.
- Он вернется, Рауль, - прошептал Меликов. Мы тщетно пытались оторвать
Рауля от стула. Он оперся о мраморный столик и продолжал хныкать. Меликов
снова начал взывать к нему. После долгих усилий нам удалось, наконец,
приподнять его! Но тут он наступил мне на ногу. Стокилограммовая туша!
- Осторожней! Чертова баба! - заорал я.
- Что?
- То самое! Нечего распускать нюни! Старая баба!
- Я - старая баба? - возмутился Рауль. От неожиданности он несколько
пришел в себя.
- Господин Росс хотел сказать совсем не то, - успокаивал его Меликов.
[61]
- И вовсе нет. Я хотел сказать именно то.
Рауль провел ладонью по глазам.
Мы смотрели на него, ожидая, что он сейчас истерически завизжит. Но он
заговорил очень тихо.
- Я - баба? - Видно было, что он смертельно оскорблен.
- Этого он не говорил, - соврал Меликов. - Он сказал - как баба.
Мы без особого труда довели его до лестницы.
- Несколько часов сна, - заклинал Меликов. - Одна или две таблетки
секонала. Освежающий сон. А после - чашка крепкого кофе. И вы увидите все в
ином свете.
Рауль не отвечал.
- Почему вы нянчитесь с этим жирным кретином? - спросил я.
- Он наш лучший постоялец. Снимает двухкомнатный номер с ванной.
VI
Я бесцельно бродил по улицам, боясь возвращаться в гостиницу. Ночью я
видел страшный сон и пробудился от собственного крика. Мне и прежде часто
снилось, что за мной гонится полиция. Или же меня мучили кошмары, которые
мучили всех эмигрантов: я вдруг оказывался по ту сторону немецкой границы и
попадал в лапы эсэсовцев. Это были сны, вызванные отчаянием:
шутка ли, из-за собственной глупости оказаться в Германии. Ты просыпался
с криком, но потом, осознав, что по-прежнему находишься в Нью-Йорке,
выглядывал в окно, видел ночное небо в красных отсветах и снова осторожно
вытягивался на постели: да, ты спасен! Однако сон, который я видел сегодня
ночью, был иной - расплывчатый, навязчивый, темный, липкий, как смола, и
нескончаемый... Незнакомая женщина, растерянная и бледная, беззвучно взывала
о помощи, по я не мог ей помочь. И она медленно погружалась в вязкую
трясину, в кашу из дегтя, грязи и запекшейся крови, - погружалась, обратив
