- Браво!
- Если что-нибудь получится с комиссионными, я приглашу тебя на обед с
икрой и шампанским.
- Браво. D'accord (1). Ты перестанешь в таком случае терзаться?
- Несомненно. Теперь у меня осталась только боязнь пространства.
- Не так уж сильно ты отличаешься от других, - сказала Наташа,
Ресторан был почти полон. У меня было такое ощущение, будто я попал в
элегантную клетку, где находились вместе бабочки, галки и попугаи. По залу
порхали официанты. Как всегда, Наташа встретила здесь много знакомых.
- Ты знаешь, наверное, половину Нью-Йорка, - сказал я.
- Чепуха. Я знаю лишь бездельников и людей, имеющих отношение к моде. Как
и я. Чтобы тебя опять не мучила боязнь пространства, посмотрим летнее меню.
- Странное название - летнее меню.
Она рассмеялась.
- Это просто одна из диет. Вся Америка питается по какой-нибудь диете.
- Почему? У всех здесь довольно здоровый вид.
- Чтобы не толстеть. Америка помешана на том, чтобы сохранить молодость и
фигуру. Каждый хочет быть юным и стройным. Старость здесь не в почете.
Почтенный старец, пользовавшийся таким уважением в Древней Греции, в Америке
попал бы в дом для престарелых. - Наташа закурила сигарету и подмигнула мне.
- Не будем сейчас говорить о том, что большая часть мира голодает. Ты,
наверное, это имел в виду?
- Я не такой дурак, как ты полагаешь. Я совсем не об этом думал.
-----------------------------------------(1) Согласна (франц.). [172]
- Ну, допустим!
- Я думал о Европе. Там не так уж голодают, но, конечно, продуктов там
значительно меньше.
Она взглянула на меня из-под полуопущенных век.
- Не кажется ли тебе, что было бы куда полезней поменьше думать об
Европе? - спросила она. Меня поразило ее замечание.
- Я пытаюсь не думать об этом.
Она рассмеялась.
- Вот идет эта богатая старуха.
Я ожидал увидеть расфуфыренную выдру, этакое подобие Купера, а к нам
подошла изящная женщина с серебристыми локонами и румяными щечками - она,
несомненно, всю жизнь была такая холеная и ухоженная, точно и не покидала
стен детской. Ей было около семидесяти, но можно было спокойно дать ей
пятьдесят. Выдавали ее только шея и руки, поэтому на ней было ожерелье из
четырех рядов жемчуга, уложенных друг на друга, которое закрывало всю шею и
в то же время придавало даме сходство с портретом эпохи Империи.
Ее интересовал Париж, и она принялась меня расспрашивать. Я же
поостерегся рассказывать ей о своей жизни там и преподносил все так, будто
никакой войны там нет и в помине. Я смотрел на Наташу и рассказывал о Сене,
об острове Св. Людовика, набережной Великих Августинов, о летних вечерах в
Люксембургском саду, на Елисейских полях и в Булонском лесу. Я видел, как
теплели Наташины глаза, и мне легче было говорить обо всем этом.
Нас быстро обслужили, и менее чем через час миссис Уимпер стала
прощаться.
- Вы не заедете за мной завтра в пять часов? - спросила она меня. - Мы
поехали бы к вашему Силверсу посмотреть его коллекцию.
- Хорошо, - ответил я и хотел еще что-то добавить, но Наташа толкнула
меня под столом ногой, я я прикусил язык.
Когда миссис Уимпер ушла, Наташа рассмеялась.
- Ну как, роды прошли безболезненно? Ты, конечно, хотел ей объяснить, что
у Силверса только откры[173] ваешь ящики, ведь так! Ни к чему это. Многие
здесь занимаются лишь тем, что дают советы невежественным толстосумам и
сводят их со знакомыми антикварами.
- Словом, агент по продаже, - резюмировал я.
- Консультант, - возразила Наташа. - То есть достойный, уважаемый
человек, который защищает бедных, беспомощных миллионеров от
грабителей-антикваров. Пойдешь к ней?
- Конечно, - ответил я.
- Браво!
- Из любви к тебе.
- Еще раз браво!
- Откровенно говоря, я и без того пошел бы к ней. Я куда меркантильнее,
чем ты думаешь.
Она слегка ударила в ладоши.
- Ты постепенно становишься почти очаровательным.
- То есть становлюсь человеком? Если прибегнуть к твоей терминологии.
- Еще не человеком. Скажем, статуей, делающей первые шаги.
- Все уладилось удивительно быстро. А ведь миссис Уимпер ничего обо мне
не знает.
- Ты рассказывал о том, что она любит: Париж, лето в Булонском лесу, Сена
осенью, набережные, лотки букинистов...
- И ни слова о картинах...
- Это ей особенно понравилось. Ты правильно сделал: ни слова о делах.
Мы спокойно шли по Пятьдесят четвертой улице. На душе у меня было легко и
радостно. Мы остановились возле антикварного магазина, где были выставлены
египетские ожерелья. Они сияли в бирюзовом свете, а рядом с ними стоял
большой ибис. С аукциона в "Савое" выходили люди, унося с собой ковры.
Прекрасно было это ощущение жизни! И как далеко еще была ночь.
- Сегодня вечером я тебя увижу? - спросил я.
Она кивнула.
- В гостинице?
- Да. [174]
Я пошел обратно. Солнце светило сквозь пелену пыли. Пахло выхлопными
газами, воздух был раскален. Я постоял перед "Савоем", где происходил
аукцион, и, наконец, вошел внутрь. Зал был наполовину пуст, атмосфера была
какая-то сонная. Аукционист выкрикивал цены. Распродажа ковров закончилась;
теперь с молотка пошли фигурки святых. Их вынесли на сцену и расставили в
ряд, точно готовили к новому мученичеству. Некоторые из них пришлось
распаковывать прямо на сцене. Цветные фигурки спросом не пользовались и
стоили очень дешево. В военное время святые первыми попадают в тюрьму. Я
снова вышел на улицу и стал рассматривать витрину. Среди массивной мебели
эпохи Ренессанса стояли две бронзовые китайские фигурки; одна была явной
копией фигурок эпохи Мин, а вот вторая вполне могла быть подлинной. Патина,
правда, была плохая, может быть, даже подвергалась обработке, и все же в
этой бронзе было что-то, придававшее ей вид подлинной. Наверное, какой-то
профан счел статуэтку копией и пытался ее подделать. Я вернулся в сумрачное
помещение, где проходил аукцион, и попросил дать мне каталог очередной
распродажи. Бронзовые фигурки были перечислены без указания эпохи - среди
оловянных кувшинов, всякой медной утвари и прочих дешевых вещей.
По-видимому, стоить они будут недорого, ибо трудно ожидать участия крупных
антикваров в столь обыденной распродаже.
Я вышел из "Савоя" и направился вниз по Пятьдесят четвертой улице ко
Второй авеню. Там я свернул направо и пошел дальше - к магазину братьев Лоу.
У меня появилась мысль купить бронзу, а потом перепродать ее Лоу-старшему. Я
был уверен, что он ее не заметил среди оловянных кувшинов и массивной
мебели. Потом я подумал о Наташе и вспомнил тот вечер, когда она довезла
меня в "роллс-ройсе" до гостиницы. Я тогда наспех простился с ней, да и, по
правде говоря, всю дорогу был очень молчалив - я думал лишь о том, как бы
поскорее выбраться из этого шикарного автомобиля. Причина была поистине
детская: мне срочно требовалась уборная. Но поскольку в Нью-Йорке это
заведение куда труднее отыскать, чем в Париже, я тер[175] пел, в результате
чего мне просто не хватило времени для прощания. Наташа с возмущением
смотрела мне в след, и сам я, облегчившись, злился потом на себя за то, что
опять все испортил по собственной глупости. Однако на следующий день этот
эпизод представился мне уже в совершенно ином свете, даже с каким-то
романтическим оттенком, ибо вместо того, чтобы велеть шоферу остановиться у
ближайшего отеля и попросить Наташу подождать в машине, я предпочел мучиться
и терпеть. Я счел это глупостью, но в то же время и верным признаком
сердечной склонности, и меня охватило неподдельное чувство нежности. С этим
чувством я и подошел к магазину братьев Лоу. Лоу-младший стоял между двумя
белыми лакированными креслами в стиле Людовика XVI и задумчиво смотрел на
улицу. Я собрался с духом, отбросил мысль о своем первом самостоятельном
бизнесе и переступил порог.
- Как дела, мистер Лоу? - нарочито небрежным тоном спросил я, опасаясь
вызвать недовольство у этого романтика.
- Хорошо! Брата сейчас нет. Он ест свою кошерную пищу, вы же знаете! А я
- нет, - добавил он, сверкнув глазами. - Я питаюсь по-американски.
Близнецы Лоу напоминали мне известных сиамских близнецов, из которых один
был трезвенник, а другой - горький пьяница. Поскольку система кровообращения
у них была одна, несчастному трезвеннику приходилось выдерживать не только
опьянение, но и последующее похмелье своего пропойцы-брата. Как всегда,
страдала добродетель. Так и у Лоу - один был ортодоксальным евреем, а другой
- вольнодумцем.
- Я обнаружил бронзовые статуэтки, - объяснил я. - Они будут продаваться
с аукциона по дешевке. Лоу-младший махнул рукой.
- Скажите об этом моему брату-фашисту, я утратил интерес к бизнесу: меня
занимают сейчас только проблемы жизни и смерти. - Он повернулся ко мне и
вдруг спросил: - Скажите честно, что вы мне посоветуете: жениться или нет?
Это был коварный вопрос: при любом ответе я проигрывал. [176]
- Кто вы с точки зрения астрологов? - ответил я вопросом на вопрос.
- Что?
- Когда вы родились?
- Какое это имеет значение? Ну, двенадцатого июля.
- Так я и думал. Вы - Рак. Легкоранимая, любвеобильная, художественная
натура.
- Так как же все-таки? Жениться мне?
- От Рака трудно отделаться. Он крепко вцепляется в тебя, пока ему не
отрежешь клешни.
- Какой кошмарный образ!
- Образ чисто символический. Если перевести его на язык психоаналитиков,
это означает всего лишь: пока не вырвешь ему половые органы.
- Всего лишь? - жалобно воскликнул Лоу. - Оставьте наконец шутки и
скажите ясно и просто: жениться мне или нет?
- В католической Италии я бы вам ответил: нет. В Америке это проще: вы
всегда можете развестись.
- Кто говорит о разводе? Я говорю о женитьбе!
Дешевую шутку "это почти одно и то же" мне, к счастию, не пришлось
произносить. Равно как и ничего не стоящий совет: раз ты спрашиваешь,
жениться тебе или не жениться, то не женись. В магазин вошел Лоу-старший,
весь сияя после тяжелой кошерной трапезы.
Младший брат взглядом призвал меня к молчанию. Я кивнул.
- Как поживает паразит? - весело спросил Лоу-старший.
- Силверс? Он только что добровольно прибавил мне жалованье.
- Это он может. На сколько? На доллар в месяц?
- На сто.
- Что?
Оба брата уставились на меня. Первым оправился от удивления старший.
- Ему бы следовало прибавить двести, - заметил он. Такое присутствие духа
восхитило меня, но я решил не поддаваться.
- Он так и хотел, - сказал я. - Но я отказался. Считаю, что еще не
заслужил. Может быть, через год - тогда другое дело. [177]
- С вами нельзя говорить разумно, - пробурчал Лоу-старший.
- Напротив, - сказал я. - Особенно если речь идет о бронзовых статуэтках.
- Я поведал ему о своем открытии. - Я могу купить их для вас на аукционе.
Все будут считать их подделками.
- А если это действительно подделки?
- Ну, значит, мы ошиблись. Или вы хотите, чтобы я еще застраховал вас от
убытков?
- Почему бы и нет? - ухмыльнулся Лоу. - При ваших-то доходах!
- Я их и сам могу купить. Это даже проще, - сказал я разочарованно.
Я рассчитывал на большую благодарность за такой совет. Как всегда, это
оказалось заблуждением.
- Ну, как чечевичный суп? - спросил я.
- Чечевичный суп? Откуда вы знаете, что я ел чечевичный суп?
Я показал на лацкан его пиджака, где прилипла половинка раздавленной
чечевицы.
- Слишком тяжелая пища для этого времени года, мистер Лоу. Рискуете
получить апоплексический удар. Всего хорошего, господа!
- Вы человеколюбивая бестия, господин Росс, - с кисло-сладкой улыбкой
заметил Лоу-старший. - Но надо понимать шутку! Сколько могут запросить за
