для тебя музыка - святыня, не так ли?
Г о ф м а н (пожав плечом). Может быть. Я себя не считаю любителем
искусств.
П р и н ц (решительно). Хорошо. Я буду звать тебя Эрнст.
Г о ф м а н. Собственно, ты всегда меня так звал.
Входит Ш у л ь ц с подносом. П р и н ц ставит свой стакан рядом с
подсвечником и придвигает к себе какое-то дело. Листает его. Г о ф м а н
пьет пунш. Ш у л ь ц стоит у двери.
П р и н ц (держа перед глазами бумагу). Я просил Шульца навести о те-
бе справки. Посмотрим, все ли тут верно.
Г о ф м а н. К чему это?
П р и н ц (не отвечая). Ты получил чин асессора и сдал экзамен на
звание референдария еще... ого! В девяносто восьмом году.
Г о ф м а н. Это был трудный экзамен.
П р и н ц. Что ж, значит, ты хороший юрист.
Г о ф м а н. В прошлом.
П р и н ц (соглашаясь). В прошлом. В прошлом ты также был следовате-
лем судебной палаты и этим же занимался в Берлине, где служил в госу-
дарственном суде.
Г о ф м а н. Не пойму, к чему ты клонишь. Эти новости двадцатилетней
давности интересны только специалисту.
П р и н ц ( невинно). Что ж, пожалуй, я твой первый биограф. Или ты
против?
Г о ф м а н. Нет, отчего же.
П р и н ц. Тогда продолжим. (Читает глазами.) Однако... однако в Вар-
шаве ты не ужился с начальством.
Г о ф м а н. Это оно не ужилось со мной.
П р и н ц (морщась). Ты всерьез так думаешь?.. (Не дожидаясь ответа.)
Впрочем, карикатура, даже обидная, это пустяк, если рисует мастер, а его
жертва - прусский чиновник. Тебя выслали в Плоцк. Там ты занимался музы-
кой.
Г о ф м а н. Ею я занимался везде.
П р и н ц (бормочет про себя). Ну, дальше Бамберг, так, это ясно,
так, снова Берлин, "Кавалер Глюк"... А вот мы уже и знаменитость. (Отк-
ладывает дело, смотрит на Гофмана.) Ну? Что же дальше?
Г о ф м а н. Что ты имеешь в виду?
П р и н ц. Шульц! выйди.
Ш у л ь ц выходит.
(с расстановкой.) То, что ты нищ, велик, признан и неприкаян. Я думаю, что с тобой делать.
Г о ф м а н (просто). Дай мне денег.
П р и н ц. Сколько?
Г о ф м а н ( смеясь). Не знаю! Назначь пенсию, или...
П р и н ц. Или что?
Г о ф м а н. Или оклад.
П р и н ц. За что? Что ты будешь делать?
Г о ф м а н. Разумеется, то, что хочу.
П р и н ц. С какой стати?
Г о ф м а н. Очень просто. Музыка не приносит пользу; ты можешь мне
поверить как старому капельмейстеру. Литература тоже не приносит пользу.
Карикатура приносит вред. Искусство в целом приносит вред - конечно, не
лицам, а государству. Потому государство его боится и правильно делает.
Оно должно платить за свой страх. Ведь вот ты даже не спросил меня, что
именно я хочу предпринять на твои деньги. Ты это знаешь и так. Ибо ис-
кусство всегда - тайно или явно - есть подрыв основ.
П р и н ц (улыбаясь). За что же тут платить?
Г о ф м а н. За то, чтобы они подрывались любя. Иначе это делается с
грязью и кровью.
П р и н ц. Весомый довод.
Г о ф м а н. У тебя есть возражения?
П р и н ц. Только одно: у меня очень мало денег.
Г о ф м а н разводит руками с шутливым отчаянием.
Я не шучу. Раз уж речь зашла о государстве, заметь себе: государство - это мой кошелек. Его слишком просто выронить из кармана. Весь двор держится им. (Вскакивает, в волнении ходит по кабинету.) Суди сам, Эрнст. Никаких прав на землю у меня нет. Я такой же подданный герцога Микаэля, как и любой придворный. Они служат мне в силу привычки, из спеси и потому, что я плачу им. Разорись я завтра - Шульц, Форш, все - сбегут и даже кланяться не станут при встрече. Шарлотта...
Г о ф м а н (быстро). Жена Цезаря вне подозрений.
П р и н ц. Я это и хотел сказать. Она одна, на кого я могу поло-
житься. (Успокоившись.) Одним словом, средств на подкуп злых сил у меня
нет. Едва хватает на поддержку добрых.
Г о ф м а н. Что ты называешь добром?
П р и н ц. То же, что ты, но в другом смысле.
Г о ф м а н. А все же.
П р и н ц. Тебе ведь хватило ума понять, что ты хочешь есть чужой
хлеб.
Г о ф м а н. Пожалуй.
П р и н ц. Я тоже не лгу себе и знаю, что хочу подчинить себе чужие
воли.
Г о ф м а н. Другими словами, ты тиран.
П р и н ц. Да, как ты - паразит.
Г о ф м а н. Впрочем, с чужим хлебом у меня что-то не ладится.
П р и н ц. У меня тоже есть сложности. Как раз их я хотел с тобой об-
судить.
Г о ф м а н. Ты думаешь, я могу быть тебе полезен?
П р и н ц. Увидим. (В раздумье глядит на него.) Вообще-то меня беспо-
коит Шульц.
Г о ф м а н (подняв брови). Шульц?
П р и н ц. Да. Ты заметил, с какой неохотой он выполняет приказы?
(Повысив голос.) Шульц, войди!
Входит Ш у л ь ц.
Сними нагар с свечей.
Ш у л ь ц снимает.
(Гофману.) А ведь я столько сил и денег истратил... Шульц, выйди!
Ш у л ь ц выходит.
...истратил на то, чтобы сделать его покорным. Он мягкотел, безволен, он в сущности глуп, и, однако, мне не удается сломить его - вернее, его косность. Он, видите ли, привык к свободе - в том разъезжем балагане, где раньше играл.
Г о ф м а н. Позволь. А ты уверен, что он не подслушивает?
П р и н ц. Уверен. Я ему запретил... Так вот, Шульц - это мелочь, об-
щий случай. Куда хуже первый министр.
Г о ф м а н (с любопытством). Герр Лемке? Чем тебе не угодил он?
П р и н ц. Ты обратил на него внимание?
Г о ф м а н (пожимает плечами). Похож на нитку, выпавшую из иглы. Се-
рый господин.
П р и н ц (сквозь зубы). Он забрал себе в голову, что может распоря-
жаться мной.
Г о ф м а н. Как это - тобой?
П р и н ц. Ну, моими деньгами.
Г о ф м а н. Зачем же ты ему позволяешь это?
П р и н ц. Он знает больше, чем я бы хотел. Я даже не могу его прог-
нать. Он побежит к фон Альтману или к герцогу, и это будет еще хуже.
Г о ф м а н (с участием). Что же ты намерен делать?
П р и н ц (глухо). Я намерен его убить.
Г о ф м а н. Убить?!
П р и н ц. Тише, пожалуйста. А что еще мне остается? В былые времена
я бы отправил его в крепость. Но теперь полиция подчинена герцогу, да и
то лишь отчасти... (В раздумье.) Вот если бы состряпать против него со-
лидное дело... Я потерял на нем столько денег... Да, Эрнст, ведь ты же
юрист. Что бы ты посоветовал?
Г о ф м а н ( растерянно). Я, право, не знаю. Я столько времени не
практиковал...
П р и н ц. Ну вот, ты искал полезной работы. Спаси министра от смерти
- ибо, видит бог, мне не нужна его кровь, - и это будет прямая польза и
выигрыш в человечности. Ведь ты гуманист?
Г о ф м а н (ошеломленно). Ты хочешь, чтобы я его посадил?
П р и н ц. Да, нечто вроде.
Г о ф м а н. Я вряд ли гожусь на такую роль.
П р и н ц. Ну, ты еще подумай. И кстати: ты знаешь, что будешь жить у
Шульцев?
Г о ф м а н. Фрау Шульц мне сказала.
П р и н ц. Так присмотри за ее мужем. Ему это не повредит. (Зевает,
потом быстро встает.) Ну все. Я иду спать. Шульц отвезет тебя к себе до-
мой... Шульц, войди!
Ш у л ь ц входит.
Карета готова?
Ш у л ь ц. Сейчас будет готова, ваше высочество. Я распорядился.
П р и н ц. И отлично. Спокойной ночи, Эрнст.
Г о ф м а н. Спокойной ночи, Вильгельм.
П р и н ц уходит.
Сцена восьмая
Ш у л ь ц (глядя в окно). Вот и снег. Какие большие пушинки.
Ф р а у Ш у л ь ц, неслышно войдя, начинает гасить медным колпачком свечи на столах. Сцена постепенно темнеет.
Г о ф м а н (после паузы). Как в замке празднуют Рождество?
Ф р а у Ш у л ь ц. О, господин Гофман! Пышно. В этом году будет кос-
тюмированный бал.
Г о ф м а н. Это очень хорошо. (Как бы про себя.) Это мне на руку...
Ф р а у Ш у л ь ц. Вы примете в нем участие?
Г о ф м а н. Вероятно. Мне сейчас в голову пришел один розыгрыш.
Ф р а у Ш у л ь ц. Кого вы хотите разыграть?
Г о ф м а н. Принца.
Ш у л ь ц (обернувшись). Неужто, господин Теодор?
Г о ф м а н. Да. И я надеюсь, что вы как старый артист и комик помо-
жете мне в этом.
Ш у л ь ц (смущен). А это... это безопасный розыгрыш?
Г о ф м а н. О, совершенно безопасный.
Ш у л ь ц (грустно). Потому что я очень люблю принца. И любой вред,
даже самый невинный...
Г о ф м а н. Нет, ему это пойдет на пользу.
Ф р а у Ш у л ь ц (мужу). Чего ты боишься? Ведь господин Гофман с
принцем старые друзья.
Ш у л ь ц. Да... Да, конечно...
Г о ф м а н (Фрау Шульц). Ваша помощь, возможно, будет тоже нужна.
Ф р а у Ш у л ь ц. Можете смело на меня рассчитывать. А в чем суть
придуманной вами шутки?
Г о ф м а н. Так - нечто вроде заговора. Но я еще не все рассчитал. К
тому же нужно уговорить герра Лемке... а вот и он!
Входит м и н и с т р.
М и н и с т р (торжественно, с порога). Перед сном его высочество
сделал устное распоряжение, которое я уполномочен передать статс-секре-
тарю, господину Шульцу. Однако содержание этой реляции таково, что, я
полагаю, герр Гофман тоже может ее услышать. Речь идет о назначении сум-
мы на содержание друга его высочества Эрнста Теодора Амадея Гофмана при
дворе на время его пребывания в резиденции принца. Завтра утром господин
Шульц составит указ.
Г о ф м а н (дрогнувшим голосом). И какова... какова же эта сумма?
М и н и с т р (с полупоклоном). Пятьсот лаубталеров в месяц.
Г о ф м а н. Пятьсот?! (Вскакивает, роняет одеяло с колен, полотенце
на голове разматывается.) Вы говорите - пятьсот?!
Ф р а у Ш у л ь ц радостно хлопает в ладоши, Ш у л ь ц подходит с поздравлениями.
И когда же я смогу получить эти деньги?
М и н и с т р (повторив поклон). Никогда. Деньги будут истрачены в
вашу пользу. Однако согласно воле его высочества, он сам решит, как и на
что употребить их. (Улыбнувшись.) Всего доброго, герр Гофман! Карета уже
внизу!
З а н а в е с
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Сцена первая
Гостиная Ш у л ь ц е в. Готическое зеркало аркой. Слева от него висит
на стене карнавальный костюм: черное мужское одеяние, перехваченное поя-
сом с небольшой шпагой. Выше воротника - маска, изображающая Щелкунчика.
К ней приделан рычаг, приводящий в движение челюсть. Левее, ближе к зри-
телю, обеденный стол с набором столовых принадлежностей. Среди них -
чернильница с воткнутым пером. За столом, в ночном колпаке, с шарфом на
шее, сидит Г о ф - м а н. Справа, возле кулис - резное кресло с высокой
спинкой. На нем ворохом брошено ярко-красное бархатное платье. Г о ф-м а
н один.
Г о ф м а н. Я люблю зиму в Германии. В Париже сейчас дождь - ску-
ка... А у нас мороз.
Г о л о с Ф р а у Ш у л ь ц (за сценой). Вот от него-то вы и простыли
в дороге.
Г о ф м а н. Может быть. Но все-таки это веселей, чем плескаться в
лужах. А что за вид днем, фрау Шульц, из ваших окон! Особенно, если пой-
дет снег. Лес в инее, все в сугробах, зеленый лед на реке блестит, как
бутылочное стекло. Солнце прячется в тусклой мгле, как в перине. И ост-
роверхие кровли монастыря Святых Угодников поднимают свои шпили у самого
леса... Бархатный Брейгель любил писать такой пейзаж. А Людвиг Тик гово-
рил, что в готических башнях истинный дух гнездится не реже, чем под
гордыми куполами старого Рима.
При последних словах Ф р а у Ш у л ь ц в домашнем платье, в чепчике и
в кухонном фартуке входит, неся на вытянутых руках дымящуюся кастрюльку
с бульоном. Ставит ее на стол перед Г о ф м а н о м, берет поварешку и
наливает бульон в стоящую рядом тарелку.
Благодарю вас, дражайшая госпожа советница!
Ф р а у Ш у л ь ц. Кушайте на здоровье. Бульон целебный. Горлу это
крайне полезно. А что до Рима, то ваш Тик прав, если только, конечно, он
имел в виду Святой Дух, который веет где хочет.
Г о ф м а н. Возможно, он говорил о Нем.
Ф р а у Ш у л ь ц. И очень жаль, господин Гофман, что вы по болезни
не были вчера на службе в монастыре. Служил сам епископ - как всегда в
Рождество.
Г о ф м а н. А что делал Форш?
