Пришел другой народ, от неволи себе воли ищущий. Люди сообща раздвинули бор
дремучий, слетались отовсюду грачи на черные пашни. И выросли избы - бревен-
чатые, душистые. Шли бабы по вечерам за водой, пряли старухи пряжу, и пели
девки...
Проходил как-то мимо странник - из краев дальних.
- Люди, - спросил, - а какие же вы будете?
- Русские мы, - отвечал народ.
- Место ваше каково прозывается?
- Иваново,- отвечали страннику, и, воды из колодца испив, пошел Лазарь да-
лее по Руси, бренча кружкою...
А по весне всегда хорошо. Земля раскрывает себя, словно в родах. И охотно
бежит соха за лошадкой, распахивая целину все дальше и дальше. С шелестом
кладется зерно из короба крестьянского в землю российскую...
Растет мать Россия - раскидывает ее вширь!
Аж за тихий Керженец, в Сибирь, в глухомань самую...
Не мечом, так плугом, а России величиться!
Первые кресты отметили место первого кладбища.
В гробу теснущем положат в землю Ивана, и встанут над могилою его сыновья
- уже статные парни. И завоет над покойником патлатая Марья с глазами безум-
ными от разлуки вечной. Сыновья молча оторвут ее от фоба отцовского. Прозве-
нит над ними колокол печальный, и звук этот растает не спеша над пажитями,
над огородами, над скворечнями...
А потом зашумит здесь, заволнуется базарами город. И будут в утра морозные
дымить трубы, побегут дети с санками. По улицам пройдут тысячи людей, торопя-
щихся взяться за дело.
И никто никогда не вспомнит того, кто был первым зачинателем этого горо-
да...
А ведь первая его борозда и стала теперь главной улицей!
Никто не вспомнил о нем, ибо родства у него не было.
Но, как сказано в древней книге Иова:
"И ОСТАЛСЯ ОДИН Я, ДАБЫ ВОЗВЕСТИТЬ ТЕБЕ..."
----------------------------
<1> "Сказание, говоренное Васильем Тредьяковским при дурацкой
свадьбе", приводится нами в сокращении; сам поэт эти стихи в книги свои
никогда не включал; они широко распространялись в обществе, перепи-
санные от руки.
<2> Издавна работавшие в России живописцы супруга Гзели написали с этой
русской "Юлии Пастраны" портрет, находившийся в Академии наук; они же остави-
ли нам и портрет самого А. П. Волынского, по заказу которого, очевидно, был
писан и портрет "волосатой бабы", вполне годный для Кунст-камеры, вде уже был
портрет петровского великана Буржуа (Музей антропологии и этнографии Академии
наук СССР). Особо следует отметить, что содержание живых монстров при Акаде-
мии было запрещено лишь в 1746 г. указом императрицы Елизаветы Петровны.
<3> На месте дворца и гавани в Итальянском саду Д. Кваренги позже создал
возле Аничкова моста внушительное здание Екатерининского института
(1804-1807), в котором сейчас расположен филиал Публичной библиотеки
Санкт-Петербурга. Парк был ликвидирован еще в 1803 г., и тогда же были прода-
ны с аукциона его старинные деревья.
<4> Мне удалось найти следы этой злосчастной картины работы Еропкина и
Теплова. В 1882 г. картина "древа" в хорошем состоянии находилась в сельце
Артемьеве Мышкинского уезда Ярославской 1уб., ще принадлежала владельцам села
- Селифонтовым, которые были потомками Волынских. В каталогах Ярославского
музея ныне она не числится. Не залежалась ли она ще-либо в запасниках провин-
циальных музеев нынешней Ярославской области?
<5> Гибель П. М. Еропкина не дала ему завершить переустройство Васильевс-
кого острова. По плану Еропкина, жители имели бы сейчас на Васидьевском ост-
рове грандиозный, ни с чем не сравнимый в великолепии ансамбль садов и пар-
ков, намного превосходящий Елисейские поля в Париже.
Летопись последняя
РОССИЯ НА ПОВОРОТАХ
Река времен в своем стремленъи
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы, царства и царей.
Гаврила Державин
Сыны Отечества! - в слезах
Ко храму древнего Сампсона;
Там, за оградой, при вратах
Почиет прах врага Бирона.
Кондратий Рылеев
АННА КРОВАВАЯ
Теперь, когаа императрицы не стало, я испытываю некоторое облегчение. Мало
того, я чувствую, что следует даже изменить форму общения с читателем. Если я
раньше писал, то сейчас желаю привлечь читателя к собеседованию со мною. Со-
ответственно, изменяется и архитектоника последней моей летописи...
Прежце всего я хотел бы объяснить свое отношение к Анне Кровавой, времени
которой посвящена эта книга. В каждой отрицательной личности я всегда пытаюсь
найти черты, близкие к положительным, без наличия которых любое историческое
лицо будет выглядеть сухой и надуманной схемой. Приступая к написанию этой
хронили, я напрасно искал такие черты в Анне Кровавой, - я не нашел их! Это я
сообщаю здесь к тому, чтобы читатель не заподозрил меня в умышленном очерне-
нии монархии.
Я как раз не принадлежу к числу тех людей, которые считают всех монархов
круглыми дураками и мрачными злодеями, озабоченными лишь одной мыслью - как
бы напакостить трудовому народу? Спору нет, русские самодержцы не принадлежа-
ли к лучшей части русского общества. Но все-таки нельзя не отметить боевой
активности Петра I, стойкого патриотизма Елизаветы, дальновидности разума
Екатерины II, даже в сумбурной натуре Павла I легко отыскать черты благород-
ных порывов... Я не очернил Акну Кровавую, ибо трудно очернить то, что от
природы является черным!
В моем понимании, Анна Кровавая - это грязная, глупая бабища, насыщенная
злобой и пороками; все эти качества таились под спудом в митавской тишине и
поперли разом наружу, когда она достигла власти над миллионами рабов. Чванс-
тво и самодовольство заменяли в ней чувство патриотизма. Царствование ее как
бы строго обвеховано двумя социально острыми моментами русской истории - "ра-
зодранием" кондиций в 1730-м и казнью "страстотерпцев" Волынского в 1740 го-
ду. Первый акт повернул русскую жизнь вспять - ограничить власть монархии фе-
одалам - князьям не удалось. Анна Кровавая явилась на троне подлинным вопло-
щением классического самодержавия, страшного централизма власти своего Каби-
нета, который она превратила как бы в пристройку к своей спальне, и Россия
была буквально задушена в всьминожьих объятиях бюрократии.
Когда судили Бирона, ему ставили в вину издевательство над человеческим
достоинством. В обвинении говорилось "о частых (при дворе) заведенных до кро-
ви драках и о других мучительствах и безстыдных мужеска и женска пола обнаже-
ниях и иных скаредных меж ними, его вымыслом произведенных, пакостях, уже и
то чинить их заставливал и принуждал, что натуре противно..,".
Но обвиняли-то в этом деле Бирона напрасно! Все мерзости и весь тот срам,
которые, как писали судьи, "объявлять нам стыдно и непристойно", придумала в
забаву себе Анна Кровавая, а фаворит при сем только присутствовал... По сути
дела, Бирона осуждали за то, что свершил не он сам, а императрица вкупе с ним
и ему подобными.
Анна Кровавая - дикая барыня на престоле российском!
Прожорливая и жадная скотина, жаждущая низменных наслаждений, крови вра-
гов, славословия поэтического и политического, желающая вина с бужениной и
бесстыдной лести... В своем роде - Салтычиха, только иных масштабов: Салтычи-
ха владела деревеньками и забила насмерть 100 душ, Анна Кровавая получила
власть над гигантской страной и забивала верноподданных тысячами...
Впрочем, оставим ее лежать в гробу, над которым сейчас смехотворно колы-
шутся украшения шутовских маскарадов.
Поговорим лучше о Бироне, который стал управлять Россией, не имея русского
подданства!
БИРОН И "БИРОНОВЩИНА"
С этим господином у меня отношения гораздо сложнее...
За десять лет работы над его эпохой я ощутил гневное дыхание герцога, я
увидел, как двигается он по дворцам, переливаясь парчой кафтанов, услышал и
голос его в различных тональностях - то радости, то ярости. Бирон смолоду был
тем, что ныне принято называть "хулиганом". Да, он немало бузил, пьянствовал,
задевал прохожих, был бит прусской полицией, говорят, что кое-кого даже об-
чистил ночью на улице. Неясно, как бы сложилась судьба этого курляндского
вертопраха, если бы не один нежный взор тоскующей митавской герцогини, облас-
кавшей его статную и крепкую фигуру.
Один из правнуков Бирона, русский историк-архивист Федор Бюлер, писал о
своем предке безо всякого уважения: "Это был тип наемника, извлекавшего выго-
ды из того положения, на которое его поднял слепой случай, и имевшего притом
все пороки своей эпохи". Бирон явился в Россию робким и тихим малым, рассчи-
тывая поскорее урвать свою долю от положения любовника богатой дамы и тут же
смыться. Тогда он на каждый поклон отвечал двумя, а первые взятки брал с
опаскою. Это не был еще тот Бирон, который чумою вошел в нашу историю. Но его
подхватили и понесли вперед русские вельможи. Двор царицы развратил его, и
Бирон вдруг с удивлением обнаружил, что бежать из России никуда не надо, а
лучшей страны для грабежа и не найти. Русская знать- вот истинная виновница
его возвышения! Это она, подхалимствуя перед ним, создала питательную среду
для развития опасных микробов властолюбия и ненасытности герцога. Немцы лишь
в какие-то редкие моменты поддерживали Бирона, он был не всегда удобен для
них, как выскочка. Выдвигали же его в основном русские вельможи, и это надо
помнить!
Но Бирон и не был прирожденным злодеем, каким его по традиции принято
представлять. Сын жестокого века, он и был жесток в нормах своего времени.
Рядом с ним находились русские баре, которые творили над крепостными гораздо
большие зверства,-нежели этот незваный пришелец. Я уверен: если бы Анна Кро-
вавая имела своим фаворитом не курляндца, а кого-либо из русских дворян,
зверств было бы ничуть не меньше, а может быть, даже и больше... Восемнадца-
тое столетие вообще херувимов не порождало!
Меня устраивает оценка Бирона, которую дал ему великий русский поэт Алек-
сандр Пушкин: "Он имел несчастие быть немцем; на него свалили весь ужас царс-
твования Анны, которое было в духе его времени..." Пушкин прав! Бирон ведь -
сущий младенец по сравнению с тем же Ушаковым, он в подметки не годится Фео-
фану Прокоповичу, который "во славу Христа" истреблял при Анне толпы ни в чем
не повинных людей и после этого еще вошел в школьные хрестоматии как "просве-
титель". Нелишне напомнить, что если русские вельможи угнетали свой же народ,
то Бирон был ограничен во власти над народом, и гнет герцога ложился в основ-
ном на русских придворных, жестоко преследуя тех же вельмож... Да, Бирон гра-
бил народ русский, но вплотную с ним Бирон никогда не сталкивался. А кучера,
истопники, лакеи, мебельщики, позолотчики, портные - это еще не народ. Прид-
ворные же, ощущая на себе повседневный гнет Бирона, и сложили верноподданни-
ческую сказку о том, что во всех бедах виноват один лишь Бирон, а сама импе-
ратрица - душенька чистая и голубица кротчайшая. На самом же деле при объек-
тивном Суде Истории герцога надо пересадить на скамью свидетелей, а скамья
подсудимых должна быть занята Анной Кровавой. Осуждая русское самодержавие,
можно за компанию с ним осудить и Бирона, но не больше того!
Однако ни один историк не может пройти мимо оценки Бирона, который рисует-
ся главной фигурой на общем фоне немецкого засилия. И каждый исследователь
