Но атташе Франции за тем и прибыл в ставку русскую, чтобы действия военные
пресечь. И проследить за отводом русской могучей армии - прочь, назад, за Ду-
най, к рубежам прежним... Повеяло, ветром конъюнктур новых, сулящих новые вы-
годы, и Миних, винца подвыпив, увел французского посла далеко в степь.
- Когда увидите кардинала Флери, - сказал фельдмаршал без свидетелей, -
передайте ему, что Миних всегда считал себя французом, лишь состоящим на
службе короны российской...
Анна Даниловна Трубецкая вскоре принесла Миниху сына - Ааексея. Осень сту-
чалась дождями в молдаванские хаты. Пожухли травы на полянах, через луга пой-
менные шли по домам от холодных ручьев жирные гуси... Русские генералы, ос-
корбленные в своих жертвах, были с Минихом солидарны, и никакими силами их из
Молдавии было не вывести. Приказ царицы не исполнялся: русские солдаты устра-
ивались зимовать в деревнях молдаванских.
Крестьяне просили их жалобно:
- Вы уж не оставьте нас опять в неволе у турчина.
- Мы люди маленькие, - отвечали солдаты. - Мы бы вас и не оставили, нам
тут с вами хорошо бы... Да как министры там?
Молдавия доцвела в печали осени поздней. Уходить было стыдно. Но уйти
пришлось. На околицах деревень русских провожали плачущие молдаване. Послед-
ний раз потчевали солдат вином и брынзой.
- Прощайте, люди добрые! Даст бог, еще возвратимся...
- Придите, - отвечали молдаване. - Хоть к сынам нашим!
По улицам ясским ехал юный музыкант на коне. Все в орлах, в бахроме и по-
золоте, висли по бокам его лошади гулкие полковые литавры. Конь ступал под
е?доком - в грохоте, и громадные котлы российских литавр мощно гудели над по-
кинутою страной, словно раскаты громов пророческих... Вот это было страшно!
Из войны русско-турецкой победительницей вышла... Франция.
Белградский мир стал для России едва ли не унизительней мира Прутского при
Петре I. Но тогда унижение можно было оправдать, ибо армия русская попалась в
капкан армиям турецким вместе с императором и его женою. А сейчас подлый мир
Австрии ударил ее ножом в спину на пути к новым викториям, и вместо лавров
России достались чужие плевки.
Маркиз де Вильнев - от лица России - разбазаривал туркам завоевания солдат
русских. Хотин, Яссы, Кинбурн, Очаков - все отдал! Возобновлять строительство
города на Таганроге русские не имели права. От источника реки Конские Воды,
впадавшей в Днепр, была проведена линия по карте до реки Берды, впадавшей в
море Азовское, и эта линия стала новым рубежом России. По сути дела, Россия
обрела от побед лишь небольшой кусок степей безжизненных, которые даром давай
- не надо, ибо там, в степях этих, бродили разбойные таборы орды ногайской.
- Россия, - говорил де Вильнев туркам, - все-таки пролила немало крови в
войне этой, и она не смирится, если кусок хлеба черствого мы не помажем ей
маслицем... Что дадим им?
Турки и слышать более про Азов не хотели, они говорили маркизу: пусть
русские забирают его себе, но крепость в Азове срыть надо заподлицо со
степью, чтобы там пустыня осталась.
- Азов, - доказывали турки маркизу, - стал за последние годы развратной
куртизанкой, которая столь много раз меняла поклонников, что более недостойна
иметь мужа верного...
Россия, согласно договору, обязана была свой флот разломать и никогда бо-
лее не плавать в морях Черном и Азовском - даже под торговым флагом. Купцы
русские имели право перевозить товары свои только на кораблях турецких. Блис-
тательная Порта соглашалась пропускать через свои пределы беспрепятственно
паломников российских, идущих в Иерусалим на поклонение.
В прелиминариях договорных турки Российскую империю обозначали на старый
лад, - как дикую страну Московию.
- А иначе и нельзя, - убеждали они де Вильнева. - Если скажешь "Россия", а
не "Московия", народ османский не поймет, с какой страной мы воевали и с кем
мир теперь заключаем...
- Боюсь, - вздыхал де Вильнев, - что русские возмутятся и царица не рати-
фицирует этой гадкой для России удавки.
Но паруса кораблей шведских, серые от дождей осенних, уже мерещились в ок-
нах дворца Зимнего, и Анна Иоанновна поспешно апробовала трактат мира Белг-
радского.
Только потом при дворе словно очухались:
- Батюшки святы! Про пленных-то мы позабыли...
Верно, о выдаче Турцией пленных на родину маркиз не проявил заботы. Анна
Иоанновна тоже махнула ручкой:
- Ну и пущай околевают в полоне агарянском! Честные-то слуги престолу мое-
му в плен добром не сдаются...
Елизавета Петровна, вступив на престол, до самого конца своего царствова-
ния будет выкупать из плена турецкого воинов русских, попавших в неволю ба-
сурманскую при Анне Иоанновне. Позже историки писали: "Россия не раз заключа-
ла тяжелые мирные договоры; но такого постыдно-смешного договора, как Белг-
радский 1739 года, ей заключать еще не доводилось и авось не доведется! Вся
эта дорогая фанфаронада была делом "талантов" тогдашнего петербургского пра-
вительства и дипломатических дел мастера Остермана..."
Андрей Иванович Остерман - мастер! - сказал:
- С маркизом де Вильневом за его услуги империи нашей расплатиться следует
вполне достойно и величественно...
Анна Иоанновна послала в дар маркизу 15 000 талеров и орден империи - Анд-
рея Первозванного.. Захлопнув кошелек и опоясав себя голубым муаром высшей
русской кавалерии, маркиз де Вильнев был предельно возмущен:
- Пора бы уж им знать, что я мужчина! Неужели Россия стать обнищала, что
не может одарить и моей любовницы?
Анна Иоанновна послала фаворитке дипломата французского драгоценный перс-
тень с громадным бриллиантом.
Так закончилась эта война<2>, стоившая России несметных миллионов и 100000
людских жизней. Теперь (рассудили в Петербурге) надобно ждать, когда армия из
похода возвратится, и можно открывать в столице парадные торжества по случаю
наступившего мира.
- Лавров побольше! - приказала Анна Иоанновна. - Пущай каждый гвардеец
станет лавреатом, яко в Риме Древнем. А для сего случая провести по домам
обыски повальные. И весь лавровый лист, какой на кухнях домов частных сыщет-
ся, в казну ради торжества отобрать!
Древние греки лавровый лист не только вплетали в венки триумфаторам-лауре-
атам. Они еще и ели лавровый лист, дабы приобрести от него дар святого проро-
чества. Р древности люди свято верили, что лавр спасает человека от нечаянной
молнии.
Правительство Анны Иоанновны лавры вкушало изобильно, но дара пророческого
не обрело. Молния справедливости исторической уж скопила свою ярость в тучах,
над Россией плывущих, и разящий клинок молнии этой будет для многих неожидан-
ным...
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Холодно стало. Нева взбурлила. Дожди секли.
Иван Емельяныч Балакирев, в тулупчике коротком, на колясочке ехал к службе
во дворец царицы, чтобы дураков смешить. Сам-то он смеялся очень редко, а
своим шуткам - никогда...
Через Неву пролегал мост, строенный недавно стараниями корабельного масте-
ра Пальчикова. Хороший мост получился, разводной, он корабли через себя про-
пускал. А ведали им, естественно, офицеры флота. На переезде всегда толчея
была, люди и повозки в очереди ждали. Очередь тянулась медленно, ибо деньги
собирали. С карет парами драли за проезд через мост по пятачку, с воза по две
копейки, с пешеходствующих - по одной. Отдай - и не греши! Пока проезжий, во-
ров стережась, кошель распутает от завязок, пока монетку похуже выберет, пока
ему сдачи мостовщики отсчитают - другие стоят и ворон считают. Балакирев ехал
об одну лошадку, а потом три копейки бросил в казну флота российского. Как
раз навстречь ему стражи через Неву человека закованного в крепость препро-
вождали. Балакирев, конечно, не удержался - спросил:
- Эй, мипай! За што тебя тащат-то?
- А я, брат, сволочь немецкую матерно излаял.
- Пропадешь теперь, - пожалел его шут. - Облаял бы ты лучше меня, и ничего
бы тебе за это не было...
Стражи тут накинулись на Балакирева:
- Ты кто таков, чтобы советы советовать?
- А я... царь касимовский, не чета вам, дуракам.
И нахлестнул кобылу, чтобы везла его поскорее. Верно, что был Иван Емель-
яныч царем касимовским... Хороший городок. Просто рай, как вспомнишь. У забо-
ров там громадные лопухи растут. Таких лопухов нигде нету. Когда окочурилась
Фатьма, последняя ханша касимовская, Петр I сделал шута царем касимовским. А
императрица Екатерина I, на престол восседали, все выморочные имения царей
касимовских Балакиреву отдала<3>. Да, лопухи там громадные...
- Тпррру-у, - натянул вожжи Иван Емельяныч.
Во дворце было еще полулюдно, а шуту с улицы стало зябко. Он спустился в
царскую прачечную, где еще с ночи кипела работа. Веселые бабы-молодухи из ча-
нов кипящих палками тяжелые волокиты белья таскали. Балакирев присел к печке
погреться, полешко одно подкинул в огонь, снял парик, обнажив седые лохмы во-
лос.
- Гляди-ка, - смеялись прачки, - уже и снега выпали!
- Да, бабыньки, - согласился шут. - Снег уже выпал, и вам, коровам эким,
уже не побеситься со мной на травке... Состарился я!
Через окно прачечной был виден простор вздутой от ветра воды невской; пос-
реди реки ставил паруса корабль голландский, привезший недавно в Петербург
устрицы флембургские. Свежак сразу набил парусам "брюхи", корабль быстро по-
волокло в туманную даль устья, где гулял бесноватый сизый простор.
- Пойду-кась я, бабыньки, - поднялся Балакирев от печки. - Надо служить,
чтобы детишки с голоду не пропали...
В аудиенц-каморе повстречался с Волынским.
- Како живешь, Емельяныч? - спросил тот шута.
- Живу! За дурость свою достатку больше тебя имею. Да какая там жизнь...
На живодерню пора, а отставки не дают. Глупая жизнь у меня! Вчера вот я зап-
лакал было, а вокруг меня все гогочут. Думали, ради веселья ихнего реву я...
Явился в камору еще один шут - князь Голицын-Квасник. Жалко было человека:
в Сорбонне учился, пылкой любовью итальянку любил, и все заставили позабыть -
теперь хуже пса шпыняли. Артемий Петрович страдал за Голицына, видел в на-
сильном шутовстве князя умышленное принижение русской знати... Он ему руку
подал:
- День добрый, Михаила- Лексеич.
- Ауе, - ответил Квасник по-латыни.
Балакирев слегка тронул Волынского за рукав, поманил:
- Петрович, поди-ка в уголок, сказать хочу...
Подалее от посторонних шут ему сообщил:
- Нехорошие слухи ходят, Петрович, будто ты в дому своем гостей собираешь.
Проекты разные питаешь, како государством управлять. Остерман, гляди, в кон-
фиденцию с герцогом войдет, они сообча без масла тебя изжарят с обоих боков.
- Ништо! Я теперь на такой высокий пенек подпрыгнул, откуда меня не сши-
бешь так просто. Да и Черкасский за меня!
- На Черепаху кабинетную не уповай надеждами, - отвечал шут. - Князь Чер-
касский тебя же первого и продаст, ежели в том нужда ему явится. А тобою Би-
рон недоволен, не любо ему, что государыня тебя слушается, а ты герцога слу-
шаться перестал... Ведь я не дурак, как другие! Я-то понял тебя, Петрович:
дружбу с герцогом ты в своих целях использовал.
- Ну, брось! - отмахнулся Волынский.
После доклада у императрицы он встретил в передних Иогашку Эйхлера, кото-
рый важно шествовал в Кабинет с бумагами и перьями. Артемий Петрович шепнул
кабинет-секретарю конфиденциально:
- Пуще за Остерманом следи. Что пишет? Что помышляет? А вечером приходи и
де ла Суду тащи... говорить станем!
На выходе из дворца столкнулся почти нос к носу с цесаревной. Платьице
бедненькое. на Елизавете, но она распетушила его лентами, будто королева плы-
ла по лестницам. Ай, ну до чего же хороша девка! Так бы вот взял ее и уку-
сил... Елизавета Петровна ценила Волынского, как человека из "папенькиного"
царствования, и была неизменно к нему приветлива.
- Ой, Петрович-друг! Ну и ветер сей день гудит... Закатилось лето красное,
