меня это не деньги... Ну, здравствуй, дяденька Потап, вот и привел господь
боженька сповиданьице нам устроить.
- Ша! - отвечал Потап, кисету радуясь. - Ты больше не воруй у меня даже в
шутку. А ныне я не Потап из деревни Сурядово, а Полонов прозванием... Вот
расторгуюсь на пирогах, думаю баню открыть. Баня - дело прибыльное, а расход
малый: дрова да веники. Я уже невесту себе приискиваю-
Пошли они по улице. Ванька Каин у господина одного прохожего достал таба-
керку из шубы его, понюхал табачку и обратно тавлинку сунул (прохожий этой
ловкости даже не заметил).
- Я тоже уладил жениться, - чихнул Ванюшенька. - Да не дается мне, стерва,
приходится с блудными девами пробавляться. Уж така красавушка писана... собою
вдова солдатская будет, мужа ее татары в Крыму угрохали, а она цветет, словно
маков цветочек. Всю душу мне иссушила. А зовут ее Ариною Ивановной, по-благо-
родному же еще красивше - Ириной!
- Ты воровство брось, - говорил Потап. - Погубишься.
- Нет! - сказал Ванька Каин. - Я вить не ворую. На што? У меня в дому ныне
в карты играют. Я немца одного нанял из Китай-города, он мне монеты на машин-
ке стучит в подвале. Я эти деньги на стол игорный выпущаю, вот они по Москве
и расходятся...
- Ой, погибнешь с тобою, - заторопился Потап. - У меня жизнь новая, хоро-
шая. Ты уж, Ванька, не подходи ко мне более. Прощай!
- Прощай, Потапушка, - отвечал Каин. - Я вить добро твое упомнил навеки.
Рази обижу когда человека хорошего?
Пошлялся Ванька к недотроге своей, вдове солдатской.
- Не мучь меня, - просил. - Уж ты ступай за меня.
- Была женою солдата честного, а быть воровскою женой не желаю. Ты уйди от
меня, ворог, не искушай... Деньги ворованы - не деньги! От них прибытка и
счастья не бывает.
- Дура! - отвечал ей влюбленный Каин. - Да ты смакуто жизни и не ведаешь.
Один день воровской десяти лет в нужде стоит. Будь моей, и тогда завертится
жизнь наша в музыке.
- На што? Чтобы и мне ноздри потом вырвали?
Ванька уже привык к доступности женской, а тут все штурмы его отбивала
вдова Арина Ивановна... Встретил он как-то Петра Камчатку, шел старый вор,
спину сгорбив, сильно жизнью озабоченный.
- Я от полковника Редькина бежал, - сообщил. - Ныне дело воровское закон-
чил. Иду вот. На парусную фабрику, где паруса флоту шью. Женился и живу лад-
но. Иглы швейные и крестики божий по деревням торгую, с того и сыт... Ты меня
оставь!
Ванька Каин скоро попался на облаве, которую устроил в Москве на воров
Иван Топильский, для этого случая из столицы прикативший. Хватали всех подоз-
рительных, пытки начинали с десяти часов пополуночи и оканчивали их лишь в
половине третьего часа пополудни. Крепкое, видать, было здоровье у воров. Но
и крепкие были нервы у допытчиков! Ванька Каин, страхов натерпясь, решил
судьбу свою из застенка выкручивать. Для этого умным не надо быть - только
крикни "слово и дело". Он его крикнул, а потом уже стал думать, что сказать
сыщикам по "слову и делу".
Явили его пред светлые очи самого Топильского.
- Слово за тобой было, - сказал он ему, - теперь дела ждем... Ежели дела
не явишь, мы за пустые слова тебя расшибем!
- Хочу непорядочные поступки свои искупить правдою, как перед сущим, - от-
вечал Каин. - Мало того, в покаяние свое желаю реестр на московских воров
составить. И впредь буду на них показывать, за что прошу сыщиков ваших меня
более никогда не трогать.
- Гладко говоришь, - улыбнулся Топильский.
- А пишу еще глаже, - похвастался Каин.
- Да ну?
- Вот те крест! На том и стою, что грамотен...
Топильскому, плуту великому, Каин понравился. Почуял он в нем душу себе
родственную. Велел цепи расковать, сказал кратенько:
- Вали на всех!
Тот и поехал:
- Есть на Москве вор Болховитинов, сам из дворян, академию воровскую со-
держал, учил, как воровать, а ныне жительство имеет в "печуре", как у нас зо-
вется яма, под мостом вырытая. Есть и купеческий сын Елисей Буланов... Криво-
рот Немытый, государыню нашу хулил злодейски, а людей ножиком губливал...
- Мало ты знаешь, - покривился Топильский.
Каин и не хотел всех выдавать. Ежели крупных воров продать, то воровской
промысел на Москве утихнет. В памяти выискивал знакомцев - кого бы не жаль?
Вспомнил жулик молодость горемычную и людей, которые добро ему сделали:
- Вот и Петр Камчатка, вор дивнущий, ныне на парусной фабрике затаился,
его на Балчуге сыскать мочно, где он иглы швейные и кресты нательные в лавках
скупает... Вот еще человек в подозрении, Потап из села Сурядово, ныне Полоно-
вым зовется, его в Зарядье пымать следует, где он пирогами торгует.
- Мало, - зевнул Топильский, равнодушничая.
- Так я вить к службе вашей тока примериваюсь. Погоди, господин хороший, я
и до Макарьева розыск ваш протяну...
Ваньку выпустили с солдатами. Ходил он по городу и указывал, кого из воров
брать. Взяли из-под моста "академика" Болховитинова, с ним и тетрадь была
толстая, куда он вписывал, как бухгалтер, когда и сколько с воровства выру-
чил. Взяли и Петра Камчатку, от молодой жены и от фабрики навеки оторвав. Был
схвачен на улице с пирогами вместе и Потап Полонов... Ванька Каин окреп, ще-
ками залоснился, страхи прошли.
- В награду мне, - заявил он сыщикам, - арестуйте бабу Арину Ивановну, что
ныне вдовствует, велите пытать ее, яко злодейку, но вконец не замучьте, пото-
му как я жениться на ней желаю.
Взяли вдову в пытошную с наказом от Топильского: "До дальнего дела ея не
доводить". Выдрали красавицу бабу кнутами и за ворота Сыскной вытолкали. На
карачках, тихо воя, ползла солдатка вдоль забора, руки в снег упирая, похожа
на собаку больную. Ванька Каин уже поджидал невесту на улице - с телегой.
- Ну как, Аринушка? - спросил ласково. - Поняла, сколь велика моя любовь к
тебе? А не пожелаешь опять любиться со мною, так я мигну толечко - и тебя в
Сыскной кипятком ошпарят...
Завалил стонущую бабу на телегу, отвез Арину к знакомой просвирне, чтобы
га спину ей подлечила. А потом венчался с испуганной вдовой в церкви Варва-
ры-великомученицы. И была свадьба веселая, четыре дня подряд гуляли воры и
сыщики московские, Ваньку похваливая. Салтыков велел полиции той свадьбе не
мешать. Ванька Каин, вином упившись, ястребом кружил по горницам в пляске ди-
кой, реяла над столами его кумачовая рубаха, пузырями вздувались рукава широ-
кие. Кровью горела она на пиру братоубийственном...
- Горько! - кричали воры, уже запроданные Ванькой чинам полиции. - Горько!
- надрывались сыщики, которых Ванька предавал тем же ворам, и воры ножами их
резал...
Весь в поту мелкобисерном, жених опрокидывал невесту свою, впивался в нее
долгим и хищным, каинским поцелуем-
- Сладко мне! - орал Ванька Каин, и рукавом рубахи вразмах обтирал себе
губы, лез к бабе снова. - На што деньги нам, - кочевряжился он, - коли мы са-
ми чистое золото.
Наутро велел Каин купцов соседних к нему тащить. Собрали их человек сорок.
Ванька каждому купцу дал по одной горошине.
- А за подарок мой, - объявил он купцам, важничая перед ними, - должны вы
теперь одаривать меня деньгами богато.
Купцы такого грабителя еще не видывали:
- За што нам тебя дарить? За горошину-то?
- Я ныне веселый. Веселому человеку много денег надо...
За каждую горошину он с купцов по сто рублей затребовал. Купцы побежали в
Сыскную жалиться, но там дали им от ворот поворот:
- Иван сын Осипов, Каин прозванием, человек нам известный, и зря охулки не
наложит... Проваливайте, покуда сами целы!
Вот это жизнь! А те, кто жить не умеет, те пущай ползут в Сибирь по кана-
ту, пущай они, цепями бренча, дышат ноздрями рваными.
Целая историческая эпоха заключена в этом парне. Ванька Каин весь, кровь
от крови, вышел из царствования Анны Иоанновны, и порою кажется, что сама ца-
рица породила его в зачатье греховном. Еще не скоро отправится Каин на катор-
гу... Там и пропадет бесследно - в каменоломнях Рогервика, гае от начинаний
Петра I гавань для флота российского строилась до тех самых пор, пока не на-
доело строить, и тогда бросили ее строить... Ну ее к бесу!
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
В нарушение всех инструкций, маркиз Щетарди задержался в Берлине, "увле-
ченный тщеславием, чтобы похвастаться блеском, которым намеревался ослепить
Петербург и тем побесить своих берлинских врагов". Кайзер-солдат был уже бли-
зок к смерти, Европа обижала его невниманием, он принимал плац-парады и
вахт-парады, сидя в кресле, обрюзгший ворчун и грубиян, раздутый от обилия
пива.
- Мой сын радуется вашему приезду, как ребенок, получивший конфету, - ска-
зал он маркизу. - Но пусть Европа не надеется, что мой Фриц будет для своих
соседей так же сладок...
Кронпринц Фридрих признался Шетарди:
- Когда я стану королем, я перекуплю от России двух маршалов, Миниха и
Джемса Кейта, а вас переманю из Франции на пост министра иностранных дел. По-
езжайте в Россию, друг мой, это очень опасная берлога, куда может провалиться
любое королевство...
Флери из Парижа дал хороший нагоняй маркизу за остановку в Берлине, и в
самом конце 1739 года Шетарди снова тронулся в путь. Собеседником его в дол-
гой дороге до Петербурга был лишь повар Баридо, слава о котором клубилась па-
ром надо всеми кастрюлями и тарелками высшей знати. Баридо был поэт, он варил
и жарил только по вдохновению, одержимый даром кухонной импровизации. Рецеп-
тов он не признавал - все рождалось гением на горячей плите, ошеломляя едоков
бездной вкуса, аромата и гармонии.
Поезд французского посольства растянулся на несколько миль. Многочисленная
свита сопровождала Шетарди: кавалеры, секретари, капелланы, камер-пажи, кули-
нары, парикмахеры, портные, каретники. В тщательной упаковке везли в Россию
100 000 бутылок тончайших вин, из числа коих 16 800 бутылок были наполнены
шампанским. От самого Кенигсберга до рубежей Курляндии поезд сопровождали
прусские почтальоны, неустанно трубившие в рога.
На всем пути от Митавы были выстроены русские драгуны. Шетарди въехал в
Ригу, где его встречал губернатор и свояк Бирона - генерал Лудольф Бисмарк.
Отсюда уже начиналась Россия. Целый армейский корпус приветствовал французов
на берегу Двины возле замка. Пехота, кавалерия, пушки. Войска троекратно
стреляли из мушкетов, а пушки пробили 31 залп. Впереди кареты посла ехали
всадники с литаврами. Отряд трубачей под эскортом рижской милиции, одетой в
зеленое и голубое, пел маркизу хвалу на трубах, а швы на одеждах всадников
были обшиты золотым позументом.
- Предлагаю заночевать в нашем городе - сказал Бисмарк послу. - Вам обес-
печена полная тишина. Все переулки перекрыты для проезда. Собак мы удавили.
За кошек же никто не может поручиться...
Караул гренадер преклонил перед послом знамена. Был устроен парад, банкет
и бал. Говорились речи по-латыни. Шетарди были возданы почести, присвоенные
лишь коронованным особам. А дальше - от Риги - путешествие превратилось в
подлинный триумф. Войска стояли на всем пути, из городов выходили встречать
посла депутации дворянства и купечества, Анна Иоанновна выслала вперед для
конвоя лейб-гвардию. Шетарди, мот известный, рассыпал золото...
В карете посла докрасна калили печку - мороз стоял страшный. Наконец за
окнами возка засветились дома бюргерской Нарвы, мимо проплыли ряды чинов ма-
гистратских с парадными цепями на шеях, - скоро и Петербург! Карету сильно
швыряло на снежных ухабах. Прыгая возле раскаленной печки, словно матрос у
пушки на корабле в бурю, Баридо готовил для маркиза походную яичницу. Он бух-
нул на сковородку одни желтки, посыпал их пармезанским сыром, обрызгал все
вином, после чего поэт задумался, почти отрешась от бренности мира, и залил
блюдо горьковатым соусом бешамель.
- Маркиз! Вот вам последняя ваша яичница-
