плотно. Однако шуб солдатам в караулах наружных не давали; придет смена, а
часовой стоит дубком: тронь его - звенит, толкни - валится, к ружью примерз-
нув. В полку лейб-гвардии Преображенском драка случилась. Бились секретарь
полка Иван Булгаков и полковник Альбрехт, владелец усадьбы "Котлы", получен-
ной за доносы еще в 1730 году. Победил на кулаках русский, но худо обошлась
ему победа над немцем. Альбрехт предрек ему смерть.
- Эдак моих добрых слуг убивать станут! - решила Анна Иоанновна и повелела
отрубить Булгакову голову.
На льду Невы был помост сколочен, выведены в строй полки гвардии. В день
казни вдруг растеплело разом, будто чудо какое, и даже птицы зачирикали.
Войска на льду невском в тот день по колено в воде стояли. Анна Иоанновна де-
журила у окна, чтобы казнь видеть. Капель билась о стекла, повеяло вдруг вес-
ною, и дрогнуло ее жестокое сердце:
- Казнить не надобно. Наказать телесно и в деревню сослать. Альбрехту же
за поругание денег дать...
Волынский накануне подал императрице еще одну записку, которую прежде об-
судил с конфидентами. Давал он ее и некоторым немцам прочитывать, которые во
вражде с Остерманом находились. Все записку его хвалили, один только Кубанец
сказал Волынскому.
- Эту записку в руки ея величества давать никак не следует. Послушайтесь
раба своего верного, иначе худо вам станется...
В черном цвете, красок не жалея, разрисовал Артемий Петрович бедственное
положение истины, которая давно погублена и попрана людьми карьерными. Анна
Иоанновна призвала Волынского к себе. Как только отменила она казнь Булгако-
ва, так морозы опять схватили природу в ледяной плен. Во дворце жарко пылали
печи. Через покои императрицы, тихо скуля, проползла на кухни убогая
Дарья-безножка.
- Вот она убогая, - сказала Анна Иоанновна, - с нее и спрос короток. А с
тебя будет велик спрос... Отвечай по совести: противу кого восстаешь ты? Кого
в сердце держал, пиша мне?
- Государыня, - выпрямился Волынский, - неужто мнишь ты, что одни мудрецы
и правдолюбцы тебя окружают? Оглядись вокруг зряче, за мишуру кафтанов взором
проникни... Разве не слышишь ты во дворце своем зловоние гнили падшей?
Анна Иоанновна подошла к столу. Закат полыхал за ее спиной. Разбухшим чер-
ным силуэтом застыла царица на красном фоне.
- Это ты в моем-то доме гниль обнаружил? - вдруг заорала она, вся напряга-
ясь. - А кого учить задумал? Государыню свою? Монархиню? Самодержицу самов-
ластную? Да ведаешь ли ты, что цари ошибок не имеют? Все люди ошибаться спо-
собны! Но персоны, от бога коронованы, николи не ошибаются... Уж если я кого
до особы своей приблизила, знать, свят человек сей! Возвысить любого могу, но
и уронить могу так, что не встанет...
"Может, сейчас-то ей волосатую бабу и подарить? Нет, погожу еще... до гне-
ва пущего."
- Ваше величество, - отвечал он с достоинством, - жалования министерского
меня сразу лишайте, ибо служить и правду таить, тогда за что же мне деньги от
казны брать?
- Горбатых на Руси могилами исправляют, - сказала ему Анна Иоанновна, от
гнева не остывая. - Кишкели-то праьы были: вор ты, погубитель! Не лести я
прошу от верноподданных, а только покорности моей власти самодержавной. А ты
непрост... бунтуешь?
Она вытянула руку, дернула министра к окну.
- Гляди на Неву, - возгласила в ярости.
А там, снегами заметена, чернея фасами, стыла на кровавом небосклоне кре-
пость Петропавловская.
- Видишь, миленькой? - засмеялась Анна.
- Вижу.
- И не страшно тебе?
- Нет.
- Ото! Может, не знаешь, что это такое?
Ответ Волынского был совсем неожиданным:
- Это родовая усыпальница дома Романовых...
Час бьет - отверзся гроб пространный,
Где спящих ряд веков лежит;
Туда прошедший год воззванный
На дряхлых крылиях спешит.
1739 год закончился. Волынский откланялся.
Мороз крепчал. Россия утопала в снегах.
------------------------
<1> Среди них и знаменитый бриллиант "Кохинур" ("Гора света"), попавший в
британскую корону. Алмазный фонд располагает сейчас двумя крупными бриллиан-
тами, вывезенными Надиром из Индии: "Орловым", который входил в украшение
скипетра, и камнем "Надир", которым Персия расплатилась с царизмом за убийс-
тво в Тегеране поэта и дипломата А. С. Грибоедова.
<2> Унизительный Белградский мир был аннулирован в 1774 г. КючукКайнард-
жийским миром после громких побед над турками А. В. Суворова И П. А. Румянце-
ва.
<3> И. Е. Балакирев и погребен был в Касимове в Егорьевской (Богоявленс-
кой) церкви, которая ныне охраняется государством как ценный памятник русско-
го старинного зодчества. Городок Касимов на Оке был когда-то столицей Каси-
мовского ханства, подвластного Московскому государству.
<4> Дача Волынского находилась в пустынной тогда лесной местности, между
нынешними зданиями Обуховской больницы и Технологического института на срезе
Московского и Загородного проспектов.
<5> В советской печати ухе не раз поднимался вопрос о роли Витуса Берин-
га, которая была попросту жалкой. Авторы прямо указывают, что на восточных
окраинах России существуют "Берега Несправедливости" (остров Беринга, море
Беринга, пролив Беринга). Историк И. Забелин недавно писал, что "слава Берин-
га настолько же искусственно раздута, насколько искусственно приглушена слава
подлинного победителя Алексея Чирикова, бывшего, по словам М. В. Ломоносова,
"главным в этой экспедиции". Но тень Беринга затмила не только Чирикова...
Виноваты в этом мы, ныне здравствующие, виноваты те из нас, которым важно на
каждое событие иметь одну монументальную символическую фшуру". История не
знает подобных примеров, чтобы сущий трус и бездельник, каким предстает Витус
Беринг в документах, получил столько посмертной славы!
<6> Дом Елизаветы находился тогда на том месте, ще ныне расположено гран-
диозное здание Ленэнерго (бывшие казармы лейб-гвардии Павловского полка).
Летопись пятая
ЭШАФОТ
Все было бы хорошо, ежели б не надлежа-
ло умереть. Вот и Ахиллес умер, а ты почему
помирать не хочешь? И так непременно ид-
ти туда надлежит, куда уже многие наперед
нас пошли!
Примечания достойная жизнь
графа Бонневаля
Их из Содома виноград
И от Гоморры все их розги...
Их ягоды горька стократ,
Сок отравляет шумны мозга.
Змеина ярость их вино,
И аспидов злость неисцельна...
Вас. Тредиаковский (Ода XVIII)
ГЛАВА ПЕРВАЯ
В старину государство о здравии твоем не печалилось. Хочешь - живи, хочешь
- помирай. Это, мил человек, твое дело. И потому народ сам о здоровье своем
беспокоился. Из народа же выходили и врачеватели народные, которых "лечцами"
звали. Лечцы эти были бродягами-странниками.
Европа тоже имела давний опыт бродяжьего врачевания. Города отворяли перед
врачами свои ворота, как перед фокусниками; исцелители разъезжали с балагана-
ми, сопровождаемы музыкантами. Врачи обладали большой телесною силой и даром
поэтических импровизаций. Слуги несли перед ними знамена с успокоительным де-
визом: "Только зуб-не челюсть!" При этом врачи, прежде чем зуб вырвать, долж-
ны были на площади произнести пылкую речь о своем искусстве... Это был празд-
ник жизни, карнавал здоровья, победа над болью!
Русские лечцы пилигримствовали без знамен и без музыки. С древних времен
славянские реки, что текли по великой русской равнине, несли в своих водах
осадок, от которого в теле человека порождались зловредные камни. Оттого-то
Руси и были нужны "камнедробители"; они издревле ходили по деревням и спраши-
вали, кто болен "камчюгом"? Без ножа, без боли, без колдовства - одними тра-
вами! - растворялись камни в больном, и лечец выгонял их прочь из тела. На
пришло на Русь зловещее иго татарское, и секрет лечения "камчюга" был без-
возвратно утерян. Лишилась его и Европа, в которой мрачное средневековье раз-
давило науку, уничтожив многие врачебные тайны - от египтян, от римлян, от
греков, от арабов...
Анна Иоанновна ложиться под нож хирурга отказывалась, но архиятер Фишер
брался ее вылечить, только... в марте!
- Ваше величество, сыскал я рецепт старинный, по которому надобно в марте
зайчиху беременную словить в лесу, зайчат из нее недоношенных вынуть, потом
их высушить, в порошок растереть мелко и добавлять больному в вино хлебное.
- А сейчас-то январь на дворе, - отвечала императрица. - Когда еще твоя
зайчиха беременна станет?
21 января 1740 года, как уже заведено было, при дворе отмечался всеобщий
день Бахуса. Это был день восшествия на престол Анны Иоанновны, и гостей от
царицы выносили без сознания. Горе тому, кто рискнул бы остаться пьяненьким
или пьяным - каждый, дабы восторг свой засвидетельствовать, обязан стать
распьянущим. Начиналась же церемония Бахуса вполне пристойно: гость вставал
на колени перед троном, а императрица вручала ему бокал венгерского (которое
тогда заменяло на Руси шампанское). А потом уже начиналось пьянство грубей-
шее, пьянство повальное, лыка не вяжущее.
Бахус этот был парнишка каверзный - от винопития усердного императрица
расхворалась. А вокруг ее постели, интригуя отчаянно, менялись лейб-медики -
каждый со своим рецептом.
Боли в почках и особенно в низу живота были сильны по-прежнему, и она ре-
шилась:
- Пущай и христопродавец меня тоже посмотрит...
Явился к ней Рибейро Саншес; ученый муж, он бился над излечением болезней
посредством русских бань. Русская парилка, где мужики целомудренно с бабами
мылись, привела Саншеса в такой восторг, что он полюбил париться и сочинял
трактат о банях, чтобы себя всемирно прославить.
- Ну, жид! - сказала ему Анна Иоанновна, до подбородка одеяла на себя на-
тягивая. - Смотри мое величество...
Но одеяла снять не давала:
- Ты так меня... сквозь одеяло смотри!
Через лебяжий пух Рибейро Саншес прощупал императрицу. Определил места,
при нажатье на которые императрица вскрикивала. Она сказала врачу, что глаза
рачьи от палача знакомого мало ей помогли. Развязав на затылке черные тесем-
ки, Саншес снял очки, просил продемонстрировать последнюю урину ея величест-
ва...
- Скажи мне, дохтур, чем вызвана болесть моя?
- Врачу, как и судье, положено говорить правду, и только правду. Вы слиш-
ком много пили и жирно ели. Приправы острые повинны тоже. А сейчас ваше вели-
чество изволит вступать в период жизни, который для каждой женщины является
опасным.
Анна Иоанновна сердито нахмурилась:
- Какая же мне опасность грозит, дохтур?
- Вы прощаетесь с женской жизнью, отчего органы вашего величества, самые
нежные, склонны перерождаться, - ответил Саншес.
- Твое счастье, что я больна лежу. А то бы я показала тебе, как я проща-
юсь... Пиши рецепт, гугнявец такой!
Рецепт отнесли в Кабинет, где его апробовали кабинет-министры - Остерман,
Черкасский, Волынский. От Саншеса был прописан красный порошок прусского вра-
ча Шталя и обильный клистир для очищения организма царицы. Анна Иоанновна
снова возмутилась:
- Чтобы я, самодержица всероссийская, тебе ж... свою показывала? Да лучше
