неведомого живого существа, способного то взъерошить свою шерсть, то вновь
уложить ее так, что рука не ощутит ни малейшей неровности. А возле синей
крестовины с чуть опущенными концами в белое тело рукояти был вделан гладко
отполированный камень, сперва показавшийся Фолко скромным и невзрачным -- он
не сверкал и не светился; его цвет напоминал блеклый жемчуг, слегка
подернутый сероватой дымкой; но стоило Фолко взглянуть на него чуть сбоку,
как камень внезапно сделался полупрозрачным, и в его смутной глубине он
разглядел невесть откуда взявшийся там темный крест. Завороженный, Фолко
долго не мог отвести взгляда от этого необычного камня; его поверхность
казалась крошечным окном в неведомое, окном, имевшим даже переплет.
Из темно-синей крестовины выходило плавно сужавшееся и чуть
закругленное лезвие в десять пальцев длиной; матовая сероватая сталь
казалась раскатанным продолжением вделанного в рукоять камня; и по лезвию,
оставляя лишь узкие полоски вдоль краев, тянулись удивительные узоры из
причудливо переплетенных синих цветов; хоббит готов был поклясться, что эти
цветы имели какое-то неясное сходство с уже виденными им в каком-то видении,
но в чем оно и с чем -- этого он сказать не мог.
Клинок сразу же и намертво лег в ладонь, словно прирос к ней; пальцы
Фолко крепко-накрепко сжались, точно боясь упустить его.
-- Да, он как раз по твоей стати,-- донесся до забывшегося хоббита
голос Олмера.-- Дай я помогу тебе надеть его...
Хоббит вздрогнул, словно пробуждаясь ото сна; в странном оцепенении он
дал человеку накинуть верхнюю петлю от ножен себе на шею, а нижняя опоясала
его чуть выше талии. Ножны плотно прилегли к телу.
Олмер отступил на шаг, словно любуясь своей работой; его руки были
скрыты потертыми кожаными перчатками, несмотря на жаркий день.
-- Спасибо...-- с трудом выдавил из себя Фолко.-- Спасибо вам...
Он низко поклонился в знак благодарности. Выпрямляясь, он столкнулся
взглядом с Олмером и, повинуясь какому-то внезапному наитию, сделал шаг
навстречу Санделло и пожал протянутую ему руку.
-- Вот и хорошо,-- услышал он слова Олмера.-- Пусть прошлое будет
предано забвению. Мы устранили то, что мешало нам, и теперь можем
побеседовать. Но послушай! Какой у тебя лук! -- Голос Олмера едва заметно
изменился, стал жестче.-- Разреши мне взглянуть на него?
Фолко нерешительно поднял глаза. Олмер нависал над ним, точно башня,
глаза глядели строго и проницательное и хотя где-то в глубине сознания
хоббита вспыхнуло тревожное чувство, его левая рука медленно, словно против
его желания, потянулась к эльфийскому оружию и вынула его из налучника.
"Что ты делаешь! -- прорвался в нем поток тревожных мыслей,-- Как можно
отдавать в чужие руки, да еще ТАКИЕ, эту вещь?!"
Очевидно, что-то изменилось и в выражении его глаз, и по лицу Олмера
прошла вдруг какая-то жесткая полуусмешка, полуулыбка. Его могучие,
обтянутые черной кожей перчаток руки приняли лук. Он поднес его ближе к
лицу, рассматривая; подался к нему и Санделло.
И тут лицо золотоискателя странно изменилось -- оно вдруг словно
постарело на добрые десятка два лет, став жестким и мрачным, словно в нем
ожила какая-то давно пережитая боль. Вздрогнул, пополз вверх левый уголок
его губ, придавая ему необычно презрительно-скорбный вид. Хоббит невольно
отступил на шаг.
Творящееся с Олмером не укрылось и от горбуна; тот вдруг с необычно
ласковым и укоризненным видом положил ладонь на предплечье Олмера; Фолко
готов был поклясться, что это была какая-то чуточку неуклюжая ласка и
попытка успокоить. Глаза горбуна искательно глядели снизу вверх, словно
говоря другу-господину -- "не надо".
Олмер глубоко вздохнул, повертел лук в разные стороны, попытался
натянуть тетиву и уже собирался что-то сказать, когда- за спиной у хоббита
внезапно раздался шорох и треск вперемешку с неразборчивыми восклицаниями.
Фолко вздрогнул и едва не вскрикнул от охватившей его в один миг страшной
тревоги -- он совсем забыл о Торине. Он поспешно оглянулся и с чувством
безнадежной потерянности увидел у дальней границы кустов стоявшего с
разинутым ртом гнома. Все замерло; казалось, время прекратило свое течение,
на хоббита обрушилась окутавшая все вокруг тишина -- лишь кровь звенела в
ушах. Он хотел крикнуть -- и не смог, нелепо раскрыв рот, он смотрел, как
изумление на лице Торина сменилось привычным упрямо-ожесточенным выражением,
как он молниеносно выхватил из-за пояса топор и мягким боевым шагом быстро
двинулся через поляну.
У Фолко в ту секунду не было времени, чтобы удивляться хладнокровию
Олмера. Не говоря ни слова, золотоискатель протянул одной рукой лук хоббиту,
отведя вторую далеко в сторону и повернув к гному открытую ладонь, спокойно
пошел ему навстречу, подставляя стреле Фолко широкую беззащитную спину.
Краем глаза Фолко уловил какое-то движение, сделанное горбуном, и оглянулся
-- рука Санделло скользнула под плащ, шея чуть вытянулась -- он был готов ко
всему, но больше не шевелился и даже, казалось, не глядел в сторону хоббита.
Фолко сумел уже набраться сил, чтобы размежить вдруг ссохшиеся губы и
крикнуть Торину, когда вдруг заговорил Олмер; между ним и гномом оставалось
еще шагов десять.
-- Здравствуй, сын Дарта,-- раздался спокойный голос.-- Много воды
утекло с последней встречи, но я не забыл смельчака, укоротившего когда-то
на целую ладонь священную бороду Дьюрина, что украшает надвратную башню
Арчедайна! И того, что было потом.
Фолко с удивлением заметил, что щеки гнома залил темный румянец. Тот
опустил топор вдоль бедра.
-- Постой, постой, не тебя ли я одно время знал под прозвищем Злой
Стрелок? Вот это встреча, клянусь Морийскими Молотами!
Изумлению гнома не было предела, и он не скрывал этого. Олмер стоял
спиной к хоббиту, тот не видел лица человека, но слышал его голос --
спокойный, уверенный, исполненный проистекающего от собственной скрытой силы
уважения к стоящему против него.
Растерянность гнома длилась очень недолго, опустившийся было топор
вновь лег по-боевому в широких ладонях Торина, и он упрямо пошел на Олмера.
-- Эй, что вы здесь делаете и что вам опять надо от моего друга
хоббита?! -- Голос гнома был глух, но хрипоты, выдававшей растерянность и
удивление, в нем больше не слышалось.-- Фолко! Зачем ты здесь?!
Торин подошел почти на расстояние удара к неподвижно стоявшему Олмеру.
-- Мы лишь устраняли те досадные недоразумения, что произошли с нами в
прошлом,-- примирительно заговорил золотоискатель.-- Некоторое касательство
имел к ним и почтенный сын Дарта. Мой друг и спутник,-- Олмер повернулся
лицом к хоббиту и горбуну, указывая на Санделло,-- примирился с почтенным
хоббитом, рост которого никак не может служить мерилом его доблести. Сын
Хэмфаста принял извинения Санделло, равно как и подарок, которым мы скрепили
это примирение.
-- Что?! Примирение?!
Глаза гнома сверкнули, Торин подался вперед, но Олмер остановил его
властным жестом, и хоббит с удивлением заметил, что гном послушался.
-- Я еще не закончил, сын Дарта,-- говорил Олмер, и голос его стал чуть
суше и резче.-- Мне помнится, что в ту нашу достопамятную встречу в Пригорье
между тобой и Санделло тоже вспыхнула ссора. Хоббит уже примирился с
Санделло. Почему бы теперь не примириться с ним и тебе, почтенный Торин, тем
более что ты был неправ, отвергнув предложенное тебе тогда согласие ?
Торин еще ниже нагнул голову, исподлобья глядя на Олмера. Гном держал
наготове топор, человек же был, как казалось, безоружен. Санделло стоял
по-прежнему напряженный и внимательный, чуть покачиваясь на носках из
стороны в сторону. Фолко поймал наконец брошенный на него взгляд гнома; в
нем были тревога, недоверие и удивление -- почему же его брат хоббит стоит
молча?
-- Они не сделали мне ничего плохого, Торин,-- робко заговорил наконец
Фолко.-- Санделло сказал, что он виноват... И посмотри, какой кинжал мне
подарили!
Он вынул дареный кинжал из ножен, невольно радуясь поводу вновь
взглянуть на него самому и похвастаться им перед другом. Однако Торин и не
взглянул на оружие. Его брови не расходились, на скулах играли желваки.
-- Ты получил ответ на вопрос, зачем здесь твой друг, Торин,-- заметил
Олмер, по-прежнему стоя спиной к хоббиту и горбуну. -- Что же до того, что
мы здесь делаем -- полагаю, что с не меньшим основанием могу спросить об
этом и тебя, но все же отвечу, если уж ты так настаиваешь. Мы гоним табун
роханских полукровок на север и только что переправились через реку. Ты
удовлетворен? А теперь не опустишь ли ты свой топор, и не поговорить ли нам
по-простому, о Укорачивающий Бороды?!
И вновь Фолко увидел, как вздрогнул Торин от этих слов, как еще ниже
нагнулась его голова. Что-то стояло за всем этим, какая-то мрачная тайна --
ее знал Олмер, а больше не должен был знать никто.
-- О чем нам говорить? -- хрипло спросил Торин, по-прежнему держа топор
наперевес.
-- Ну, например, о том, не пожмут ли наконец друг другу руки гном
Торин, известный многим боец на топорах, и человек Санделло, столь же
искусный в споре мечей? Какое же еще удовлетворение тебе нужно?
-- Фолко! -- вдруг позвал хоббита Торин, не обращая внимания на слова
Олмера.-- Иди сюда, ко мне. Так нам будет легче разговаривать. Злой Стрелок.
Фолко дернулся было, чтобы идти к гному, и не смог. Ему вдруг стало
страшно подставлять спину горбуну; слепой, панический страх, пришедший
неизвестно откуда, на время обессилил его.
-- Ты не доверяешь мне, сын Дарта? -- Теперь и в голосе Олмера зазвенел
металл.-- Чего ты боишься? Да желай мы сделать что-либо с тобой или твоим
другом, то, клянусь Великой Лестницей, уже давно бы сделали это!
Фолко видел, как от этих слов гном побагровел еще больше, как в злой
усмешке искривились его губы, и тотчас понял, что боится не Санделло, а
Торина, боится и не понимает его -- впервые за долгие месяцы дороги бок о
бок. Почему гном упорствует? Почему ищет ссоры? Их же двое -- опытных
воинов... Но что же делать?! В растерянности хоббит прикусил губу и невольно
бросил взгляд на Санделло.
Горбун глядел на него доброжелательно и с легкой, необидной усмешкой.
Внезапно он протянул руку и слегка подтолкнул хоббита в спину, одновременно
расстегнув и бросив на траву свой пояс с длинным мечом, уже знакомым хоббиту
по пригорянскому трактиру.
-- Да иди же ты, дурачок!
На негнущихся ногах хоббит заковылял к молча ожидавшему его гному. Тем
временем Олмер заговорил снова:
-- Ты оскорбляешь нас подозрением, что мы способны расправиться со
слабейшим. Это недостойно тебя, сын Дарта.
-- Торин! -- с неожиданной злостью зашипел на друга Фолко.-- Я получил
один урок по собственной глупости и не желаю получать второй по твоей! Они
не сделают нам ничего плохого, поверь мне!
Торин метнул косой взгляд на Фолко и заговорил, обращаясь к Олмеру:
-- Язык у тебя подвешен хорошо. Злой Стрелок, но твои слова пусты, как
шлак. Расправиться со слабейшим, говоришь ты? А Пригорье забыл, что ли?!
Олмер вздохнул.
-- Ну как мне доказать тебе, что мы не собираемся причинять вам зло?
-- Очень просто -- уйдите с дороги! -- сумрачно ответил гном.-- Я не
верю в случайность подобных встреч. Ступайте своим путем, а мы пойдем своим.
Но помни, Санделло, мы еще потолкуем -- когда окажемся один на один.
-- И ты рискнешь переведаться с Санделло с таким неважным топором, как
твой? -- внезапно легко рассмеялся Олмер.
-- Мне мой топор по нраву, а уж. насколько он хорош, мы рассудим в
