подтверждают или отрицают гипотезу. Му говорит, что ответ -- за пределами
гипотезы. Му -- "явление", вдохновляющее на научное исследование в первую
очередь! В нем нет ничего мистического или эзотерического. Просто наша
культура деформировала нас, и мы выносим низкое ценностное суждение о нем.
В уходе за мотоциклом ответ му, даваемый машиной на многие
диагностические вопросы, поставленные ей, -- главная причина утраты сметки.
Такого не должно быть! Когда получаашь неопределенный ответ на свой тест,
это означает одно из двух: либо процедуры твоего теста не выполняют того,
что ты думаешь, либо твое понимание контекста вопроса требует расширения.
Проверь свои тесты и снова изучи вопрос. Не отбрасывай тех ответов му! Они
так же жизненно необходимы в каждой своей малости, как и ответы "да" или
"нет". Они более жизненно необходимы. Они -- то, на чем растешь!
...Кажется, наш мотоцикл немного раскаляется... но это, наверное,
просто горячая сухая местность, по которой мы едем... Я оставлю ответ в
состоянии му... пока не станет лучше или хуже...
Мы надолго останавливаемся в городке Митчелл выпить солодового
шоколадного напитка. Городок угнездился среди сухих холмов, которые видно
из широкого окна. На грузовике подъезжают какие-то ребята, останавливаются,
выгружаются оттуда, заходят в ресторан и начинают в нем как-то
доминировать. Они достаточно прилично себя ведут -- в разумных пределах, --
они просто шумны и энергичны, но можно заметить, что дама, управляющая
ресторанчиком, слегка нервничает по их поводу.
Снова сухая пустыня, пески. Мы по ним и едем. День заканчивается:
проехали мы очень много. У меня все уже болит от долгого сидения на
мотоцикле. Устал как собака. Крис тоже -- еще в ресторане. К тому же, он
подавлен. Может, он... ну... ладно, не стоит...
Расширение му -- единственное, что я хочу сказать сейчас насчет
ловушек истины. Пора переключиться на психомоторные ловушки. Это -- царство
понимания, наиболее непосредственно связанное с тем, что происходит с
машиной.
Здесь во многом самой раздражающей ловушкой сметки являются
неадекватные инструменты. Ничто даже приблизительно так не деморализует,
как завис с инструментами. Покупай хорошие инструменты, коль скоро можешь
себе это позволить, -- и никогда не пожалеешь. Если хочешь сэкономить, не
прогляди объявлений о распродажах в газетах. Хорошие инструменты, как
правило, не снашиваются, а хорошие инструменты, уже побывавшие в
употреблении, намного лучше превосходных новых. Изучай каталоги
инструментов. Сможешь много из них почерпнуть.
Если не считать плохих инструментов, основная ловушка сметки -- плохая
окружающая обстановка. Обращай внимание на хорошее освещение. Поразительно,
какое количество ошибок поможет предотвратить немного света.
Небольшого физического дискомфорта избежать не удастся, но если его
много, например, когда слишком жарко или холодно, ты можешь отшвырнуть свои
оценки очень далеко, если не будешь осторожен. Если слишком замерз,
например, то будешь торопиться и, вероятно, наделаешь ошибок. Если жарко,
твой порог злости опускается слишком низко. Избегай по возможности
внепозиционной работы. Маленькие табуретки с обеих сторон мотоцикла намного
увеличат терпеливость, и ты с меньшей вероятностью запорешь узлы, с
которыми работаешь.
За некоторые самые серьезные повреждения отвечает одна психомоторная
ловушка сметки -- мускульная нечувствительность. Частично она является
результатом недостатка кинестезии, неумения понять, что хотя внешние части
мотоцикла и грубы, внутри двигателя -- нежные, точные детали, которые легко
повредить мускульной нечувствительностью. Есть такое "чувство механика",
очевидное для тех, кто знает, что это такое, но труднообъяснимое для тех,
кто этого не знает; и видя, как над машиной работает человек, у которого
его нет, будешь страдать вместе с его машиной.
Чувство механика происходит из глубокого внутреннего кинестетического
ощущения эластичности материалов. У некоторых материалов, керамики,
например, ее очень мало: делая нарезку по фарфору, надо быть осторожнее и
не прилагать очень больших усилий. Другие материалы, например, сталь,
обладают огромной эластичностью, большей, чем у резины, но в том диапазоне,
в котором работаешь (если не применяешь больших механических сил),
эластичность эта не проявляется.
С помощью гаек и болтов ты попадаешь в диапазон больших механических
сил, и следует понимать, что внутри таких диапазонов металлы эластичны.
Затягивая гайку, достигаешь такой точки, когда она "болтается": контакт
есть, а запас эластичности не выбран. Потом гайка "подогнана": когда
выбирается легкая поверхностная эластичность. И, наконец, есть диапазон
"тугой" гайки, когда выбрана вся эластичность. Сила, требуемая для
достижения этих трех точек, различна для каждого размера гайки и болта,
болтов со смазкой и стопорных гаек. Различны силы для стали и кованого
железа, меди и алюминия, пластиков и керамики. Однако, человек с чувством
механика знает, когда что-то затянуто туго, и вовремя останавливается.
Человек без оного проходит прямиком мимо этой точки и срывает резьбу или
ломает узел.
"Чувство механика" подразумевает понимание не только эластичности
металла, но и его мягкости. Внутренности мотоцикла содержат поверхности, в
некоторых случаях точные до одной тысячной дюйма. Если уронишь такую деталь
или стукнешь по ней молотком, если на нее попадет грязь или поцарапаешь ее,
то она утратит точность. Важно понимать, что металл за поверхностями обычно
выдерживает сильные воздействия и напряжения, сами же поверхности -- нет.
Когда дело доходит до застрявших или труднодоступных точных деталей,
человек с чувством механика старается не повредить поверхности и, когда
возможно, применяет инструменты к непрецизионным поверхностям той же самой
детали. Если же ему надо работать на самих таких поверхностях, он всегда
будет пользоваться чем-то более мягким. Для такой работы имеются латунные,
пластиковые, деревянные, резиновые и свинцовые молотки. Пользуйся ими. На
тиски можно ставить пластмассовые, медные и свинцовые прокладки. Ими тоже
пользуйся. Обращайся с точными деталями нежно. Никогда об этом не
пожалеешь. Если у тебя есть тенденция колотить до всему, с чем работаешь,
возьми себе за труд и попытайся не спеша выработать немного уважения к
достижению, которым является точная деталь.
Длинные тени в пустыне, через которую мы ехали, оставили после себя
какое-то тоскливое, подавленное ощущение...
Может, виновата обычная вечерняя депрессия, но после всех сегодняшних
разговоров осталось такое чувство, что я как-то обошел то, ради чего все
это говорилось. Некоторые могут спросить: "Ну, так если я избегну всех этих
ловушек сметки, тогда у меня вс с машиной получится?"
Ответ тут, конечно же: нет; ничего у тебя с машиной не выйдет. Кроме
этого надо еще и жить правильно. То, как живешь, предрасполагает избегать
ловушек и видеть нужные факты. Знаешь, как написать совершенную картину?
Это легко. Сделай себя совершенным, а потом просто пиши ее естественно.
Именно так поступают все знающие люди. Создание картины или починка
мотоцикла неотделимы от остального существования. Если ты -- неряшливый
мыслитель шесть дней в неделю, когда не работаешь над своей машиной, то
какие методы избегания ловушек, какие трюки вдруг сделают тебя
проницательным на седьмой? Тут все взаимосвязано.
Но если ты -- неряшливый мыслитель шесть дней в неделю, а на седьмой
по-настоящему постараешься стать проницательным, то, может быть, следующие
шесть дней уже не пройдут так неряшливо, как предыдущие. Я, наверное,
пытаюсь предложить по части этих ловушек сметки просто срезание углов на
пути к тому, чтобы жить правильно.
Подлинный мотоцикл, над которым работаешь, -- мотоцикл под названием
"ты сам". Машина, которая кажется "вон там, снаружи", и личность, которая
кажется "вот тут, внутри", -- не две разные веши. Они растут к Качеству или
же отпадают от Качества вместе.
Мы приезжаем в Прайнвилл-Джанкшн, когда до захода солнца остается
всего несколько часов. Мы сейчас на перекрестке с 97-й трассой, откуда
повернем на юг; я наполняю бак на углу, а потом вдруг чувствую такую
усталость, что захожу за угол станции, сажусь на крашеную желтым цементную
обочину, вытягиваю ноги на гравий, и последние лучи солнца бьют мне в глаза
сквозь кроны деревьев. Подходит Крис и тоже садится, и мы оба ничего не
говорим, но это пока -- самая худшая депрессия у нас обоих. Столько трепать
языком про ловушки сметки -- и вот сам попал в такую. Может, это усталость.
Нам надо где-то поспать.
Некоторое время я наблюдаю, как по трассе едут машины. В них есть
что-то одинокое. Нет, не одинокое -- хуже. Ничего в них нет. Как выражение
на лице служителя, когда тот наполняет бак. Ничего. Никакая обочина под
ногами -- никакой гравий на никаком перекрестке, на пути никуда.
У водителей этих машин тоже есть что-то такое. Они похожи на нашего
служителя с заправки: таращатся прямо перед собой в каком-то персональном
трансе. Я не видел такого с тех пор, как... как Сильвия это заметила в
первый день. Все выглядят так, словно едут в похоронной процессии.
Время от времени кто-нибудь один бросает быстрый взгляд и безо всякого
выражения снова отворачивается, словно не лезет не в свои дела, словно
смущен тем, что мы заметили, как он на нас посмотрел. Я теперь это замечаю
потому, что мы долгое время с таким не сталкивались. Машину водят тоже
по-другому. Они движутся с равномерной максимальной скоростью, допустимой
при езде в черте города, будто стремятся куда-то добраться, будто то, что
вот сейчас прямо здесь -- через него надо поскорее проехать. Водители, мне
кажется, думают скорее о том, где хотят быть, чем о том, где есть.
Понял, в чем дело! Мы приехали на Западное Побережье! Мы снова --
чужие! Толпа, я просто забыл о самой большой ловушке сметки. Похоронная
процессия! Та, в которой участвуют все: этот раздутый хайпом,
суперсовременный эго-стиль жизни по принципу "да идите вы все на хуй",
считающий, что владеет всей этой страной. Мы выпали из него так надолго,
что я совсем про него забыл.
Мы вливаемся в поток, текущий на юг, и я чувствую, как эта хайповая
опасность настигает нас. В зеркальце вижу, как какая-то сволочь садится мне
прямо на хвоста и не хочет проезжать дальше. Я выхожу на семьдесят пять, но
он не отстает. Девяносто пять -- и мы отрываемся. Мне это совсем не
нравится.
В Бенде останавливаемся и ужинаем в модерновом ресторанчике, куда люди
тоже заходят и едят, не глядя друг на друга. Обслуживание -- превосходное,
но безличное.
Еще дальше на юг находим чахлый лесок, разделенный на смешные
участочки. Очевидно, проект какого-нибудь "разработчика недвижимости". На
одном, подальше от Трассы, расстилаем спальники и обнаружираем, что слой
хвои едва прикрывает должно быть многофутовый слой мягкой, рыхлой пыли. Я
никогда ничего подобного не видел. Придется быть осторожнее, чтобы не
разворошить ногами хвою, а то пыль будет летать повсюду.
Мы расстилаем брезент, а на него кладем спальники. Кажется, сгодится.
Немного разговариваем с Крисом о том, где мы сейчас и куда едем. В сумерках
я смотрю на карту, потом зажигаю фонарик. Сегодня проехали 325 миль. Ничего
себе. Крис, кажется, устал так же основательно, как и я, и, как и я, готов
немедленно заснуть.
ЧАСТЬ 4
27
Почему ты не выходишь из тени? Как ты на самом деле выглядишь? Ты
чего-то боишься, да? Чего ты боишься?
За фигурой в тени -- стеклянная дверь. Крис -- за ней, знаками
показывает мне, чтобы я открыл ее. Он уже старше, но на лице -- все такое
же умоляющее выражение. "Что мне теперь делать?" -- хочет знать он. -- "Что
мне делать дальше?" Он ждет, чтобы я объяснил ему.
Время действовать.
Я изучаю фигуру в тени. Она -- не столь всемогуща, как казалось
