даже таких, которые носят определенно революционный характер,
привело к тому, что итальянские социалисты возвели забастовки в культ.
Под крылом у социалистической партии выросли кадры особых
социалистов по части организации забастовок. Забастовки следовали одна
за другой, систематически разоряя нацию. Ни о какой-либо репрессивной
борьбе с ними не могло быть и речи даже тогда, когда они
сопровождались всяческими эксцессами.
Если, бывало, социалистам удавалось вызвать какую-нибудь
вспышку революционного характера, а правительству и свою очередь
удавалось не дать этой вспышке разлиться огромным пожаром, - все
организаторы и участники движения могли быть совершенно спокойными
за собственную участь, ибо только в самом крайнем случае им
приходилось подождать некоторое время, покуда правительство объявит
общую амнистию "в целях умиротворения".
Но эта политика привела, естественно, к тому, что в страну
образовался известный кадр своего рода спортсменов от революции,
чувствующих себя гарантированными от мало-мальски серьезных
неприятностей, сознающих собственную безнаказанность. А отсюда,
конечно, и великий соблазн для всех решительно буйных
антигосударственных и антиобщественных элементов в населении, а в
таких элемента недостатка нет нигде...
Даже совершенно поверхностные наблюдения над жизнью
Италии начала XX века показывали, что при установившемся порядке
вещей и пассивности власти - беспрепятственно растет чудовищно
опасный слой профессиональных преступников, прикрывающихся
мнимой политической идейностью и записывающихся в ряды левых
социалистов и особенно анархистов.
Систематическое применение принципа индивидуальной
ответственности за деяния, совершаемые в соответствии с партийной
программой и служащие, в общем коллективным партийным целям,
привело к тому, что низы общества охвачены глубочайшим моральным
разложением. Попустительство власти явно развращало наихудшие
элементы населения, внушая им идею безнаказанности, и в то же время
действовало угнетающе и на психику законопослушных элементов
общества, внушая этим элементам убеждение в наличии какого-то
органического недуга всей государственной системы, выражающегося в
отказе власти от борьбы с крайними левыми элементами.
Однако, к 1910 году стала намечаться какая-то реакция в самом
обществе. Словно заговорило оскорбляемое слишком долго национальное
самолюбие, словно вспыхнул отказывающийся безропотно переносить
обиды бессмертный патриотизм. В 1911 году Джолитти, затеяв войну с
Турцией с целью завладения двумя последними оставшимися в
распоряжении турок вилайетами в Африке, нашел достаточную
поддержку проснувшегося национализма. Влияние националистов
позволило правительству парализовать отрицательное влияние
социалистов. Затем, под влиянием тревожных событий, определенно
предвещавших грандиозную войну, националистическая тенденция в
Италии начала поразительно быстро развиваться. В Камере Депутатов
появилась достаточно мощная группа "националистов". Это было
симптомом резко меняющегося в сторону национализма настроения если
не всей народной массы, то, во всяком случае, тех слоев буржуазии,
которым в жизни страны принадлежит руководящая роль. Осенью 1914
года был принципиально решен вопрос об участии Италии в Мировой
Войне. Вступление только откладывалось на некоторое время, абсолютно
необходимое для подготовки сил и средств борьбы.
К этому времени относится резкий раскол в итальянской
социалистической партии: скромное количественное меньшинство стало
за войну, применяя принцип "сначала нация, а уж потом партийность".
Большинство же, с депутатами Тревэсом и Филиппе Турати во главе,
заняло мнимо-нейтральную на самом деле германофильскую позицию.
Хотя Дирекция социалистической партии "с негодованием" отказалась от
предложенных ей германскими социалистами, то есть, Германским
Главным Штабом, огромных сумм "на организацию пропаганды в пользу
мира", - налицо имеются все признаки массового подкупа членов
социалистических организаций германскими и австрийскими агентами.
Когда, несмотря на отчаянное сопротивление местных германофилов,
правительство (министерство консерватора Саландры) вступило в войну,
социалисты принялись развивать бешеную пораженческую пропаганду.
Разгорался итальянский патриотизм, но параллельно развивалась
и росла разрушительная работа антинациональных элементов.
Тяжесть жертв в кровавой борьбе с грозными врагами вызвала
известную реакцию в настроениях населения, а эта реакция привела к
тому, что в Камере Депутатов проявилось своеобразное полевение.
Консерватор Саландра, монархист чистой воды, оказался вынужденным
уступить место слабовольному либералу Бозэелли. Но и тот не удержался
надолго у власти и уступил министерский пост радикалу Орландо,
который являлся подставным лицом спрятавшегося за кулисами
германофила Джолитти и агентом масонства.
В начале 1917 года, как только произошла в России революция, - в Италии
стало твориться нечто весьма странное: социалистической печати, оказавшейся
до того времени под суровым контролем цензуры военного времени, была
предоставлена сначала относительная, а позже, к 1918 году, и почти
безграничная свобода в деле пользования материалом, касающимся хода событий
в России.
Социалисты не замедлили широко воспользоваться этим
странным попустительством со стороны власти для проведения имевшей
резко определенный, чисто революционный характер кампании. Под
видом простой информации о ходе дел в России, "Аванти!" стал
систематически проводить восхваление деяний большевиков и проповедь
идеи необходимости и полной возможности для итальянского
"сознательного пролетариата" последовать прекрасному примеру
"русских товарищей".
На что рассчитывало итальянское правительство тех лет,
допуская эту яростную апологию большевизма, - я не знаю. Но
результаты неосторожного попустительства не замедлили сказаться в
поразительно быстром и буйном росте революционных настроений в
низах народной массы. Местные социалисты создавали и в Италии культ
Ленина, - радикальное правительство, словно ослепшее и оглохшее, -
ничего не предпринимало для прекращения явно изменнической и
предательской агитации социалистов.
Вслед за победоносным для Италии окончанием Мировой Войны
в этой стране стало твориться нечто чрезвычайно странное.
Казалось бы, благополучный исход борьбы с вековым,
историческим врагом, с хищной Австрией, всеми здесь страстно
ненавидимой, должен был привести к бурной вспышке патриотического
чувства. Имелись все психологические основания для всеобщего
энтузиазма: пусть победа досталась и очень дорогой ценой, но какая
грандиозная победа, и с какими колоссальными положительными
результатами во всех отношениях?! Ведь, гибель Австро-Венгерской
Империи, ее разложение на составные части, "балканизация"
колоссальной территории погибшей Империи, веками угнетавшей
Италию, - она выдвигала победившую Италию на одно из первых мест в
Европе и открывала ей почти фантастические возможности дальнейшего
развития. Тяжкими, очень тяжкими были материальные жертвы,
принесенные Италией ради достижения победы. Но, ведь, ни единый из
действительно жизненных центров на ее территории не пострадал
непосредственно от военных действий. Если за годы войны Италия
потеряла около 800 тысяч человек убитыми и умершими от ран, то, ведь,
в этой стране с очень высокой рождаемостью и сравнительно невысокой
смертностью до войны ежегодно образовывался излишек населения по
меньшей мере в 250-300 тысяч человек. Из Италии ежегодно уходило в
заокеанскую эмиграцию, в среднем, около 300 тысяч человек. Это
означает, что "расход людского материала" за время войны только
поглотил "излишки населения".
Наконец, героическое поведение всего населения во врем я
войны, даже во дни жесточайших испытаний, даже вслед за военными
катастрофами, которые регулярно вызывали в стране не упадок духа, а
ожесточение и волю биться до конца, - это должно было привести к
тому, что Италия увенчав свое чело лавровым венком и облачившись в
светлые ризы, примется праздновать свою победу, а потом с энтузиазмом
возьмется за привычную творческую деятельность, сугубо необходимую,
принимая во внимание естественное экономическое истощение.
Но не тут-то было, вслед за заключением мира в Италии началось
революционное движение, которое проявило тенденцию разгораться все
больше и больше. И пришел период, когда можно было думать, что
стране предстоит сгореть в пламени гигантского пожарища, подобно
российскому. Чем же объяснить такой оборот дел? Разумеется, тут влияли
многие факторы, как экономические так и психологические. Населению
надоело жить, ограничивая из-за оскудения свои потребности.
Потрясения, испытанные в о дни войны, расхлябали государственную машину,
и расхлябали психологию масс. Многие надежды Италии не осуществились. Так,
например, ее территориальное расширение далеко не соответствовало
принесенным ею жертвам. Италия не добилась права участвовать в дележе
германских колоний. Союзники, так сказать, обсчитали ее. Кроме того, вслед
за заключением мира наметилась опасность новых международных осложнений
из-за дележа общей добычи, и простое благоразумие требовало отложить на
некоторое время общую демобилизацию, а солдатская масса, безропотно
сидевшая в траншеях, отказывалась мириться с необходимостью и после
окончания войны сидеть в казармах.
Но решающую роль, по моему непоколебимому убеждению, тут
сыграло следующее обстоятельство: вслед за заключением мира, в
полном согласии с архидемократической доктриной, механически
вступили в силу все гарантированные радикальнейшей конституцией
"права населения", то есть, в первую голову, права политических партий,
не исключая и партий заведомо революционных. И социалистическая
партия не замедлила воспользоваться этим для развития поистине
бешеной революционной агитации, находившей, увы, благоприятную
почву в общей обстановке.
В массах населения имелся огромный запас смутного
недовольства, которое могло рассеяться только по мере постепенного
восстановления более или менее нормальных условий жизни, по мере
залечивания хотя бы только важнейших ран, полученных во время войны.
По существу, ближайший период следовавший за заключением
формального мира, относился еще целиком к "военному времени", ибо
"мирное время" могло начаться только после того, как уляжется
овладевшее массами возбуждение, как сама собой наладится обычная
жизнь, прекратится общая разруха дней борьбы, затянутся раны
пострадавшей экономической ткани, исчезнет общая тревога за
завтрашний день, мало-помалу прекратится влияние так называемого
"психоза военного времени".
Но с точки зрения чисто формальной - раз мир подписан,
значит, все кончено, и можно вернуться к обычным формам жизни.
Социалисты Италии с дьявольским умением и с нечеловеческой
настойчивостью использовали в своих выгодах это явное недоразумение,
и, получив полную свободу действий, принялись поджигать Италию со
всех сторон, не встречая отпора со стороны власти.
Если вы к сказанному добавите, что между итальянскими
социалистами и их пришедшими в России к власти товарищами в лице
большевиков существовала теснейшая связь, и что в тот период, опасаясь
иностранной интервенции, грозившей им гибелью, и располагая еще чуть
только тронутыми, почти фантастическими богатствами России,
большевики могли тратить, не стесняясь, и десятки, и сотни миллионов
рублей золотом на раздувание революционного пожара в разных странах,
- обща картина будет для нас достаточно ясной.
История русско-итальянских отношении - очень и очен
грустная история, и, к глубочайшему сожалении), в этой истории имеется
много таких страниц, что у каждого русского, любящего свою родину,
наполняется несказанной горечью сердце. Но ни место, ни обстоятельства
не позволяют мне останавливаться на подробностях этого вопроса. Им,
конечно, займутся в свое время новые поколения русских людей, - когда
