Нельзя отрицать, что применением такой тактики социалисты
достигали известных успехов: есть страны, которые находятся у них под
ярмом, как Россия, есть другие страны, где социалисты, не добившись
полного господства, все же оказывают огромное влияние на ход дел, и
упорно подвигаются ко власти, которая будет употреблена
приблизительно так, как было в Венгрии и России.
Но почему же безуспешной оказывается везде и всюду борьба
находящейся в угрожаемом положении государственности против напора
социалистов?
Прежде всего потому, что везде и всюду эта государственность,
еще не привыкшая вести борьбу с таким исторически совсем новым
противником, ограничивается применением тактики более или менее
пассивной обороны, тогда как сами социалисты, и совершенно резонно,
применяют гораздо более выгодную тактику нападения. Они держат
инициативу в своих руках, - и это удесятеряет их силы, дает им целый
ряд преимуществ, обеспечивает выгоды, которых иначе им бы не
получить.
Затем, везде и всюду, построенная на старых и уже отсталых
принципах государственность добровольно ограничивает свои
собственные средства самозащиты против социалистов, применяя и к ним
общий принцип строжайшей формальной законности. Вследствие этого
получается некоторое подобие поединка между честным человеком,
действующим по всем правилам старинного дуэльного кодекса, и
заведомым душегубом, который ни с какими кодексами не считается, и
орудует всеми подвертывающимися под руку средствами и способами.
Честный дуэлист "по кодексу" собирается выйти на назначенное место
встречи со шпагой или с пистолетом, - а его противник прокрадывается
в его кухню и подсыпает яду в графин с водой, из которого будут пить,
может быть, дети и слуги. Он прокрадывается в спальню врага, и пыряет
мясницким ножом лежащую на кровати фигуру. Он подкладывает бомбу,
которая взорвет весь дом. А если и это не подействует, - он не
задумается встретить идущего в указанное место дуэлиста выстрелом из-
за угла.
Что же странного, если, как общее правило, социалисты везде и
всюду побеждают своих противников?!
За несколько лет до Мировой Войны гостем инкогнито в одном
из итальянских курортов, Ленин выступил перед кружком политических
эмигрантов с небольшим рефератом на излюбленную тему о революции
вообще и о возможности революции в Европе в ближайшее время.
Возможность революции в России он условно признавал, но
категорически исключал возможность прихода к власти социалистов "за
неимением объективных условий" по Марксу. Зато особые надежды он
возлагал именно на Италию: пролетариат количественно силен и
воинственно настроен, буржуазия неизмеримо слабее германской и
французской, дрябла, слабовольна, труслива и близорука. Итальянский
парламентский строй является пародией английского. О серьезных
парламентских традициях здесь и речи быть не может: парламентаризм
был навязан Италии буржуазней в лице любящих либеральничать
масонов, но в населении они корней не имеют. Зато этот оранжерейный
парламентаризм вызвал почти всестороннюю атрофию монархической
идеи и довел до предельного истощения и без того слабые силы
итальянского национализма. При наличии таких условий итальянскому
пролетариату не будет особо затруднительным свергнуть власть
буржуазии и осуществить мечту о диктатуре пролетариата. Но окажется
ли эта диктатуру продолжительной, пустит ли она глубокие корни, -
сказать трудно. Все будет зависеть, конечно, от того, распространится ли
революционное движение и в других странах, и найдет ли итальянский
пролетариат солидную поддержку пролетариату других стран.
Таков был тогда диагноз Ленина по Марксу, единственным
истолкователем которого Ленин себя считал.
К этому мы еще вернемся. А теперь посмотрим на тогда же
высказанное Лениным мнение о шансах борьбы между социалистами
вообще и буржуазией, или, как Ленин тогда говорил; "буржуазной
демократией". По его словам, положение рисуется в таком виде:
Собственные силы социалистов во всем мире, за исключением
Германии, конечно, ничтожны количественно, да не очень велики и
качественно. Их нельзя и сравнивать с силами "буржуазной демократии",
которая, если бы только пожелала, всегда могла бы социалистов
разгромить и вытравить, как в 1871 году во Франции были разгромлены и
вытравлены неосторожные коммунары.
Но теперь нет оснований опасаться такого катастрофического
исхода борьбы, и вот почему именно: "буржуазная демократия", сама
пришедшая ко владычеству над миром путем революционной борьбы с
феодализмом и автократией, забила себе в голову идиотски наивную
идею, что, дескать, у "демократии врагов слева нет и быть не может, а
могут быть и имеются только враги справа." Психология буржуазной
демократии, сложившаяся в период борьбы с феодализмом, страдает
слабостью зрения и неумением улавливать революционные обстановки:
за XIX век вырос и выкристаллизовался социализм, являющийся новой
революционной по существу силой. Вот, этот-то новый фактор и не
вошел в сознание буржуазной демократии, которая, по своей
близорукости, граничащей со слепотой, не видит грозящей ей теперь
слева, то есть, от социалистов, опасности, и не замечает ни характера, ни
форм этой опасности.
Таким образом, в борьбу между "буржуями" и социалистами на
стороне последних имеется весьма важное преимущество: социалисты
отлично знают, с кем им приходится иметь дело, а их противники, в
сущности, ничего не знают, и потому проявляют всестороннюю
беспечность.
Во-вторых, - буржуазная демократия, которая для собственной
защиты от реакции справа выковала тяжелую броню демократического
парламентаризма, не предусмотрела того, что эта броня совершенно не
предохраняет ее громоздкого тела от ударов слева.
Затем, оказавшись победительницей, она уселась на завоеванном
месте, и всю свою тактику строит на защите от нападения, никогда не
переходя к нападению. А по старой милитаристской теории, блестяще
разработанной Наполеоном, "кто только защищается, тот обречен на
гибель".
Буржуазия только защищается, да и то плохо, вяло, слепо.
Социалисты нападают. Значит, они победят.
Но на стороне социалистов имеется еще один важный шанс: в
борьбе они ни перед чем не останавливаются, считают всякое средство
хорошим, пользуются всяким оружием, и, в первую голову, совершенно
не считаются с, так называемой, "законностью" и с пресловутыми
"гуманными началами".
Один из присутствовавших при этой беседе с Лениным русских
эмигрантов, позже погибший на французском фронте и своей смертью
искупивший свою вину перед Россией, задал Ленину следующий вопрос:
- А что будет, если буржуазная демократия проснется, откроет
глаза, увидит опасность, поймет ее размеры, и сама вступит в борьбу?
- Возможность этого почти исключается. Мало-мальски
серьезная опасность будет грозить нам, социалистам, в том только случае,
если по каким-либо причинам в странах высшей культуры произойдет
вспышка духа национализма, и если на сторону националистически
настроенной буржуазии перебегут из нашего революционного лагеря
какие-нибудь видные политические деятели.
- А что будет тогда?
- Чтобы бороться с нами, социалистами, нужно, во-первых,
отлично знать нас, знать все наши планы, нашу тактику, наши
силы, наши уловки, наши слабые стороны, - то есть, быть одним из
нас. А во-вторых, абсолютно необходимо, конечно, чтобы тот, кто
решится вступить в открытую борьбу с нами, в основу своей
деятельности положил следующую простую идею - для борьбы с
революционным движением нужно действовать революционными же
средствами, применяя революционную тактику. Иными словами,
чтобы бороться с нами, надо действовать точно так же, как
действуем мы, социалисты: против террора - еще больший террор,
против насилия - двойное и тройное насилие, против беззакония -
еще большее беззаконие, - по единственному признаваемому нами
принципу "цель оправдывает средства".
Но вот, на это-то буржуазная демократия и неспособна, ибо она
сама себя загипнотизировала термином "демократичность", создала себе
из этого термина кумир и не смеет поднимать руки на. что-либо, на чем
наклеена, пусть и обманным образом, этикетка "демократичности".
Горе буржуазной демократии вот в чем: ее судьбы находятся в
руках законников, юристов, краснобаев адвокатского сословия,
одержимых страстью разбираться в юридических тонкостях с каким то
садическим сладострастием. Когда назревает необходимость
молниеносно действовать, - адвокат начинает с того, что принимается
составлять конспект чудесной речи, которую он произнесет по данному
случаю, и углубляется в подбирание всевозможных цитат для
подкрепления своего мнения. Но стоит ему произнести свою блестящую
речь, как находится десять других таких же речистых господчиков, и
каждый из них требует, чтобы и ему дали возможность произнести столь
же блестящую речь, пересыпанную цитатами. Затем выясняется
необходимость подвести юридические основы под предложенную
программу действий. Потом выясняется необходимость выработать
строго юридические инструкции для того, кому будет поручено
действовать. И пошла писать губерния...
С таким порядком, конечно, далеко не уедешь в деле борьбы с
революционными течениями.
Говоря все это, Ленин упускал из виду, что в Италии тех дней
уже начинало развиваться националистическое движение, и не предвидел
возможности ухода из социалистического лагеря одного из самых
талантливых итальянских социалистов, молодого Бенито Муссолини,
тогда еще целиком находившегося под влиянием Анжелики Балабановой
и Филиппе Турати.
Помните старую басню Крылова о крестьянине, медведе и
работнике?
"Крестьянин ахнуть не успел, как на него медведь насел". И
этому "крестьянину" пришел бы карачун, если бы не вступился
догадливый работник, который, рискуя собственной жизнью, расправился
с медведем и спас уже полузадушенного хозяина.
Но тот, едва выкарабкавшись из-под медведя, напустился на
своего спасителя:
- Чему обрадовался сдуру?! Знай колет! Всю испортил шкуру!
Нечто подобное произошло с фашистами в Италии: что они
спасли страну от чудовищной катастрофы, в этом нет ни малейших
сомнений. Но как только фашизм поднял на свою рогатину наседавшего
на Италию социалистического медведя, едва избавившееся от
смертельной опасности буржуазное общество принялось высказывать
свое сугубое недовольство тем обстоятельством, что фашисты, дескать,
"попортили шкуру" туземного социализма. Нашлись добрые люди,
которые не постеснялись тут же выступить с заявлением, что социализм,
дескать, и не думал быть страшным медведем, что мало-мальски
серьезной опасности для страны он никогда не представлял, что
поднимать его на рогатину вовсе не следовало.
Словом, нашлось очень немало охотников посадить фашизм на
скамью подсудимых и судить его за его расправу с социалистами, как за
ужасное преступление.
"Хозяин" из крыловской басни попрекал спасшего его работника
только за "порчу шкуры медведя", а итальянский буржуазный "хозяин"
шел и дальше, и набрасывался на фашистов с обвинением в том, что они,
дескать, расправились с искренним другом и приятелем "хозяина", а
вовсе не с его врагом...
Так было. Так будет. Ибо неблагодарность - одно из основных
свойств человеческой психологии, как индивидуальной, так и
коллективной.
Но считаю абсолютно необходимым развернуть перед глазами
читателя ленту жизни Италии за последние десятилетия и привлечь его
внимание к тем именно картинам из жизни этой страны, которые нам
русским, остаются и до сих пор неведомыми. Без этого, увы, никак не
поймешь творившегося здесь и творящегося и сейчас.
Добавлю еще, берясь за рассказ, я твердо намерен как можно
меньше прибегать к иным "источникам", кроме непосредственных
наблюдений над жизнью итальянского общества на протяжении добрых
двух десятилетий и личного знакомства с большинством политических
деятелей левого и крайне левого лагеря Италии.
Поселившись в Италии в 1907 году, я знал об этой стране только
то, что заключается в "хороших книжках", то есть, ничего, в сущности, не
