самосохранения" совершенно притупился, а "здравый смысл" находится
в безвестной отлучке. Но власть не пользуется автономностью и ничего
не может предпринять по собственной инициативе. Инициатива должна
исходить от Камеры Депутатов.
Но в Камере Депутатов разрозненные и вечно грызущиеся
буржуазные партии связаны в своих действиях исповеданием
"бессмертных демократических принципов", - и фактически находятся в
рабстве у мощной не столько количеством, сколько напористостью и
наглостью шайки депутатов социалистов.
Парламент есть "Палладиум Свободы". Но он построен на
принципе суверенности прав населения в деле выбора своих
представителей, - и в этом "Палладиуме Свободы" сидят злые,
смертельные враги настоящей свободы.
Парламент есть наивысшее государственное учреждение. Но в
этом учреждении в изобилии имеются смертельные враги той же
государственности.
По писанной конституции, на обязанности Парламента лежит
заботиться об охране и защите существующей законности. Но в этом же
Парламенте заседает без малого двести социалистических депутатов,
ежедневно заявляющих, что их главной целью является сокрушение строя
насильственным путем, путем вооруженного восстания и массового
истребления защитников строя, а на законность им, социалистам, в
высокой степени наплевать.
И где-то там, внизу, - существует огромная бесформенная и
бесцветная обывательская масса, которая дальше завтрашнего дня не
заглядывает, над будущим не задумывается, в происходящем совсем не
разбирается, да и не хочет разбираться, да и не может, ибо ничего не
видит, кроме того, что прямо касается ее обывательских
микроскопических интересов.
И на горизонте зловещая тень расправляющегося с несчастной
Россией "Сумасшедшего с бритвой" - тень Ленина..
* * *
Как это бывает везде и всегда, раз только на жизненной сцене
появляется Большой Человек и ему удается добиться известного успеха,
- сейчас же у него находится несметное множество почитателей и
поклонников, почитательниц и поклонниц. Набегают художники и
скульпторы, почти всегда бездарные и незадачливые, но сметливые и
ждущие только случая , чтобы прицепиться к пяткам грядущего
триумфатора. И, вот, на мир изливается поток изображений нового героя
изображений графических и пластических. И при этом "изобразители" и
сознательно, и совершенно бессознательно идеализируют героя. Мало по
малу, их общими усилиями из живого существа создается какой-то
"отвлеченный тип" И каждый новый "изобразитель", принимаясь за
работу, оказывается уже загипнотизированным этим "обязательным
типом". И он тоже изображает не живое лицо, а лицо воображаемое.
В моем писательском архиве имеется несколько сот портретов
Муссолини. Все они схожи друг с другом, но, увы, - гораздо меньше
схожие живым Муссолини...
С другой стороны, в лагере противников каждого Большого
Человека находится всегда множество охотников изобразить его в
отвратительном виде. И тут о сходстве мало заботятся, и тут
коллективными усилиями тоже создается "отвлеченный тип".
Так произошло и с Муссолини: карикатуристы всех стран, следуя
по стопам карикатуристов итальянских, создали свой собственный "тип
Муссолини".
Сторонники Муссолини идеализируют его черты, и идеализацией
их искажают. Противники перегибают палку другим концом, и тоже
искажают.
Посмотрите на настоящего, живого Муссолини, и вам придется
признать, что он очень далек от идеала мужской красоты. Чистокровный
итальянец, он вовсе не похож на "типичного итальянца", но по внешности
это очень сильно, до грубости выраженная физическая индивидуальность.
Он чуточку выше среднего роста. Это крепыш с очень длинными
и сильными руками, короткими и мускулистыми ногами, сильно развитой
грудью, квадратными плечами, короткой, воловьей шеей и большой
головой.
У Муссолини широкое лицо, большой лоб, вбитая внутрь
переносица, запавшие и маленькие глаза, большой рот и массивная
челюсть. Его движения нервны и порывисты. Ему, по-видимому, лишь с
трудом удается обуздать себя, так как клокочущая в нем энергия
понуждает его все время шевелиться, двигаться, что-то делать.
При надобности, - Муссолини проявляет себя блестящим
оратором, но на моей памяти он все дальше и дальше отходит от
ораторства. Да это и естественно: ведь раньше у него было, собственно
говоря, единственное средство воздействия на массы -
непосредственное обращение к ним с ораторской трибуны. В устной и
письменной пропаганде своих идей и заключалась его политическая
деятельность. Без этого было невозможно его политическое творчество. А
теперь, когда Муссолини является по существу Диктатором страны с 42
миллионным населением, распорядителем судеб Великой Державы, - и
ему приходится напрягать все силы для огромного государственного и
общественного строительства, - ему необходимо беречь свою энергию,
и только в исключительно редких случаях он может позволить себе
роскошь произнесения зажигательных речей перед толпой.
Выше я сказал, что Муссолини - блестящий оратор. Но
необходимо пояснить, что оратор не краснобай, не сладкопевец, не
самовлюбленный соловей, упивающийся собственными речами. Когда
нужно, - он умеет выражаться весьма литературно. Но когда он говорит
перед толпой, - о красноречии, как таковом, Муссолини заботится очень
мало. Зато он говорит языком понятным всем, и у него находятся образы,
сразу производящие впечатление на слушателей, и он, мастерски
выявляет самое главное, самое существенное, не заботясь о мелочах.
К этому надлежит добавить, что Муссолини по натуре, по
привычкам, по страсти - отчаянный полемист. Ему трудно, а пожалуй
просто невозможно воздержаться от полемических выпадов, даже когда
он, в качестве премьер-министра, приветствует в Камере Депутатов или в
Сенате на официальных заседаниях, и зачастую он прерывает других
ораторов, почти всегда едкими, как серная кислота, колючими, как конец
стилета, замечаниями. При этом он не считает нужным стесняться в
выражениях, и говорит то, чего другой государственный деятель не
решился бы сказать.
Голос Муссолини громкий, резкий, грубоватый, но очень
сильный, - и тут есть соответствие между органом и субъектом. Да,
впрочем, ведь и вся внешность Муссолини соответствует его сущности,
его характеру: достаточно посмотреть на "Дуче", чтобы сказать, что это
человек физически сильный, что его сила угловатая, резкая, буйная, что
его энергия - страстная, кипучая, что его нрав строптивый, колючий,
жестоковыйный.
Посмотрите со стороны на всю деятельность Муссолини, и вы
увидите, что он совершенно не сентиментален, и сам он этого не
скрывает. Сильный человек, - он презирает все слабое, безвольное,
трусливое. Человек действия, - он открыто презирает все вялое,
слезливое, бесполезное. Наконец, как человек практической, творческой
деятельности, Муссолини очень мало заботится об общественных теориях
и совсем не считается с общеупотребительными шаблонами.
В юности и в молодости он прошел хорошую школу
социалистической партийности. Одно время и сам выдвигался на линию
общепризнанного вождя социалистической партии, но в надлежащее
время в нем заговорил неумирающий и безошибочный инстинкт выходца
из крестьянской среды, где отлично знают, что такое творческий труд, и
какова цена отвлеченным теориям. Но те знания, которые Муссолини
приобрел, будучи социалистом, изучая и людей, и вещи, изучая в
мельчайших подробностях весь сложнейший механизм социалистической
партии, правящий этой партией аппарат и самих "аппаратчиков" из
профессиональных революционеров, их приемы, их привычки, их тактику
и их стратегию - эти знания оказались имеющими колоссальное
значение для головокружительной политической карьеры Муссолини.
Когда, еще до вступления Италии в войну, Муссолини откололся
от социалистической партии и пошел в сторону национализма, - в
национальном стане оказался человек, который знал социалистов, как
никто, и прежде всего знал все их слабые стороны, все легко уязвимые
места.
Вот, эти-то знания и сделали Муссолини таким страшным для
социалистов и их союзников, - ибо в любой момент и в любых условиях
Муссолини видел своих противников насквозь, и знал до мельчайших
подробностей их планы и их намерения, и мог всегда бить их по самому
чувствительному для них месту.
О жизненной биографии Муссолини и говорить не стану: ведь,
она уже известна в общих чертах моим читателям, и распространяться не
стоит. Но абсолютно необходимо отметить следующее: Муссолини
обладает огромными способностями анализа и синтеза, и его энергию
нельзя назвать иначе, как сверхчеловеческую. В самых разнообразных
вопросах он разбирается удивительно быстро и склонен принимать
молниеносные решения.
Правда, при этом не так уж трудно и в ошибку впасть, но у
Муссолини такой взгляд на вещи: известный процент ошибок во всякой
деятельности, все равно, неизбежен. "Молниеносные" решения едва ли
особенно увеличивают риск в этом отношении. А с другой стороны -
когда каждый день приносит с собой многое множество подлежащих
немедленному разрешению вопросов, - лучше делать дело с риском
впадать кое в чем и в ошибку, чем медлить и откладывать решение "до
наведения справок".
Работоспособность Муссолини - нечто феноменальное, и в деле
он наваливает на свои плечи такой огромный груз, что поневоле
дивишься - как ему удается справляться с работой. Ее хватило бы на
несколько человек...
* * *
В мои намерения отнюдь не входит писать историю фашистского
движения в Италии и рассказывать на страницах "Нашего Пути"
подробно все перипетии этого движения, ибо оно и сейчас живо, оно
продолжает развиваться, оно растет, пуская глубокие корни в почву и
давая свежие и полной жизненной энергии побеги. Значит, для "Истории"
еще не настало время.
Но иное дело - генезис этого движения, иное дело - вопрос о
психологических причинах, создавших возможность зарождения
фашизма и его победоносного движения, а равно и о тех путях, по
которым шел итальянский фашизм на первых порах своего
существования, или вернее, о тех путях, которые он прокладывал.
В предшествующих главах я очертил, и довольно подробно,
существовавшую на родине Муссолини обстановку и господствовавшие
настроения. Бросим же беглый взгляд на самое начало возникшего в этой
обстановке движения.
Еще в 1919 году, вслед за окончанием войны, мне частенько
приходилось слышать от знакомых итальянцев, принадлежавших к
разным лагерям, что парламентская система оказывается страдающей
каким-то органическим дефектом, который делает ее совершенно
бессильной бороться с разрушительными течениями слева.
Обнаруживались только первые симптомы банкротства, но так
называемое "общественное мнение" еще не понимало всего зловещего
значения этих симптомов, и баюкало себя мыслью, что речь идет о чем-то
случайном и преходящем, стоящим в прямой связи с только что
пережитыми страной в дни войны потрясениями и с изменениями, опять-
таки, чисто временными - психики народных масс.
Оптимистами вызывалась к жизни старая теория, по которой вся
суть была лишь в возбуждении, вызванном войной, в чисто временном
"поднятии температуры". Но бояться решительно нечего: с течением
времени "температура" должна опуститься до своей нормы, возбуждение
должно выдохнуться, улечься, и жизнь войдет в свои рамки. И все будет
хорошо...
Но этот взгляд присяжных оптимистов совершенно не
оправдывался обстоятельствами: то "общее возбуждение", та
"ненормально высокая температура", о которой твердили оптимисты, и
которым, по теории, надо было бы пойти на убыль сейчас же за
заключением мира, когда получилась возможность вздохнуть свободно и
вернуться к условиям мирного быта, на самом деле не только не шли на
убыль, но, напротив, с каждым днем увеличивались. "Неизбежные
эксцессы" и "вспышки" происходили все чаще и чаще, все гуще и гуще,
принимая все более и более зловещий характер.
И стоило только присмотреться к творившемуся мало-мальски
