безнаказанность, - стали открещиваться от солидарности с
социалистами, а потом и перебегая понемножку на сторону фашистов.
Как ни странно, - это движение проявилось в серьезных размерах и
среди самих рабочих, сначала, конечно, только тех, которые не входили в
ряды социалистической партии, а лишь шли за социалистами в так
называемых "профессиональных союзах". Оказалось, что в самой же
рабочей среде было немало людей, резко недовольных засильем
социалистов, отказывавшихся верить в возможность насаждения
социалистического строя, отчасти патриотически настроенных, но
запуганных и "затурканных" социалистами. Затрещали "красные
синдикаты". Затрещала и сама социалистическая партия. Утечка
"симпатизанов" и "зарегистрированных" скоро приняла очень большие
размеры. "Откалыванье" шло и направо, к фашистам, и налево, к
коммунистам. Но важным было то, что неимоверно распухшее за 1918-
1920 годы ядро социалистической партии неудержимо таяло, силы
раздроблялись, распылялись, убывали.
При министерстве Джолитти, социалисты устами своих парламентских
представителей, стали настойчиво требовать от правительства сначала просто
только обуздания, а потом и формального уничтожения фашистской партии.
Джолитти очень сухо ответил, что, не входя в обсуждение вопроса с
юридической точки зрения, не возбуждая вопроса о праве фашистской партии на
существование, все же, приходится считаться со следующим обстоятельством:
сейчас в партии состоит около 120 тысяч человек, в большинстве умеющих
владеть оружием и объединившихся в организацию военного характера. В
готовности фашистов отстаивать свои права на существование, хотя бы с
оружием в руках - не приходится сомневаться. Кроме того, у фашистов имеются
уже миллионы сочувствующих им среди населения, так как они, фашисты,
открыто выступают в защиту достояния граждан и порядка.
Это означает, что для осуществления попытки обезоруживания и потом
роспуска фашистских организаций придется прибегнуть к вооруженной
силе, пустить в ход армию. Иначе говоря социалисты требуют от
правительства, чтобы оно, в угоду им, врагам, существующего
государственного и общественного строя, вступило в обещающую быть
кровавой гражданскую войну с фашистами.
У правительства на это не хватает сил! А фашистское движение
все развивалось и развивалось. В самом Милане, еще недавно бывшем
цитаделью социалистической партии, организовался мощный
фашистский центр. В рядах социалистов все чаще и чаще начала
прорываться паника, порой дававшая почву прямо-таки комическим
эпизодам.
Когда, в конце первой половины XIX века, прародитель
современных большевиков, Фердинанд Лассаль, после одного из удачных
выступлений социалистов, вырвавших ряд уступок у растерявшейся
власти, говорил, проявляя изумительный цинизм:
- Нас, социалистов, было совершенно ничтожное количество.
Наши силы, в сравнении с силами наших противников, равнялись почти
нулю. Наше дело было, собственно говоря, безнадежным.
Но мы, вырядившись в львиные шкуры, принялись так страшно
рычать, и при этом так яростно били копытами о пол, вызывая
неописуемый грохот, - что наши противники дались в обман. Они
поверили, будто мы и впрямь - львы революции, да еще какие?! Они
поверили, что мы страшно сильны. И они сдали нам важнейшие позиции.
Эта же немудреная, но ловкая тактика оглушения противника
зычным ревом и грохотом, ослиных копыт его запугивания
скрежетанием, будто бы страшных львиных зубов, угрозы "стихийным
гневом пролетарской массы" - она применялась, и с неизменным
успехом., социалистами всех стран на протяжении почти семи десятков
лет, то есть, до прихода на сцену фашистов.
В истории итальянского фашизма имеется один удивительно
красочный эпизод, о котором недавно поведал вождь футуристов
Маринэтти.
В Милане социалисты решили произвести попытку революции и
в случае успеха - организации "Временного Правительства, стоящего
под контролем Совета рабочих и солдатских депутатов". По программе,
дело должно было начаться грандиозной забастовкой, потом на улицы
вываливается под предлогом "мирной демонстрации" вся "пролетарская
армия", она сметает слабые кордоны полиции, завладевает
муниципалитетом, и прокламирует социалистическую республику.
Первая часть этой программы была проведена, как по маслу:
произошла по пустому предлогу забастовка, жизнь огромного города
начала замирать, мирное население принялось прятаться в разные щели,
на улицу вылилось из социальных подвалов несколько десятков тысяч
"пролетарских бойцов", "мирная демонстрация" уже направилась в
центр, чтобы захватить почту, телеграф, банки, муниципалитет и
префектуру.
Но планы социалистов были известны фашистам. Фашисты наскоро собрали в
своем главном штабе, то есть, в помещении редакции руководимой Муссолини
газеты, триста человек решительно настроенной молодежи, вооружившейся
только увесистыми палками. И, вот, когда полицейские кордоны начали уже
поддаваться под напором "мирных демонстрантов", фашистская дружина
произвела вылазку и врезалась в ряды пролетарской армии. По признаниям
самих социалистов, в организованной ими "мирной демонстрации" участвовало
не меньше тридцати тысяч человек, и из них по меньшей мере у двенадцати
тысяч были револьверы, а у остальных - засапожные ножи, кастеты, кинжалы и
другие предметы из арсенала "пролетарского вооружения".
Но вся орава дрогнула, столкнувшись с кучкой фашистов,
пришла в замешательство, попятилась, расстроила свои ряды, а потом
ударилась в паническое бегство, сея по дороге тысячи револьверов,
кастетов, ножей и дубин... Попытка революции была сорвана...
* * *
Рассказанный в предшествовавшей главе эпизод разгрома 30.000
оравы "сознательных пролетариев" кучкой почти безоружных, но
умеющих жертвовать собой фашистов в 300 человек, срыв грандиозной
забастовки революционного характера действиями этой ничтожной
количественно, но сильного своей дисциплинированностью, храбростью
и решимостью кучки патриотов, оказал огромное влияние на дальнейший
ход событий. На глазах у населения наибольшего в Италии города и
первого по величине торгово-промышленного центра, на глазах у почти
миллиона обывателей, - с социалистов была сорвана грубо
размалеванная "ужасная маска". Фашисты содрали с плеч
социалистической оравы львиную шкуру, и показали населению, что под
этой шкурой прятался презренный шакал, кровожадный, наглый со
слабыми, а вместе с тем трусливый, как заяц.
"Миланские события" показали, как прав был Муссолини,
вышедший из социалистических же рядов, и знающий всю
социалистическую подноготную, когда он говорил обществу и
правительству:
- Напрасно вы, синьоры, думаете, что в лице социалистов вы
имеете дело с настоящими революционерами! Это вовсе не
революционеры, люди действия, а маргариновые революционеры,
презренные болтуны и демагогические краснобаи!
Вы слышите их дикий рев, - и думаете, что это - рычание
страшного льва. Но дайте себе труд прислушаться и вы поймете, что это
ревет дикий осел и визжит трусливый шакал!
Вы думаете, что социалисты страшно сильны. Разуверьтесь! Они
сильны только наглостью и напористостью, порождаемыми верой в свою
безнаказанность. Социалисты сильны только вашей пассивностью.
Вы не решаетесь вступить с ними в борьбу, думая, что за ними
несметная масса союзников и сочувствующих. Разуверьтесь! За ними
тащится огромный хвост не бойцов, а мародеров и маркитантов,
скупщиков награбленного!
Вы думаете, что в критический момент социалисты найдут
активную поддержку основной массы населения? Разуверьтесь! Эта
"основная масса" склоняется в сторону социалистов только до тех пор,
пока думает, что победа останется за социалистами. Но стоит
социалистам начать терпеть поражения, та же основная масса не только
отвернется от социалистов, но и набросится на них!
Еще раз и еще раз Муссолини взывал и к обществу, и через его
голову, ко власти, приглашая вступить в борьбу с социалистами.
Общество откликнулось на этот призыв притоком волонтеров и средств в
лагерь фашистов. Правительство же пошло другой дорогой. И если
дальновидный Джолитти отказывался вступить в угоду социалистам, в
открытую борьбу с фашистским движением, то пришедший ему на смену
безвольный и растерянный Факта, раб масонства, стал колебаться, и в
конце-концов, под влиянием Амэндола, начал склоняться к излюбленной
идее радикальной буржуазной демократии, по которой "у демократии нет
и не может быть настоящих врагов слева. Им страшны только враги
конституционно-парламентского строя". А фашисты - враги, ибо они не
слева.
Тем временем настроения в стране подвергались влиянию
эволюции. Симпатии к фашистам росли, а вместе с тем безудержно росли
и силы фашистской партии.
В этот именно период руководители фашистской партии
наткнулись на подводный камень, грозивший если не потопить, то, по
крайней мере, сильно повредить их несшийся по взбаламученному морю,
корабль. Этим "подводным камнем" был вопрос об отношении к
монархическому строю.
В первом периоде фашистского движения в рядах фашистов
было очень много элементов, все симпатии которых находились на
стороне республики. Объясняется это главным образом тем, что король
Виктор Эммануил III, гордящийся своей строжайшей
конституционностью, не нашел в себе энергии и решимости проявить
инициативу в деле защиты государственности от яростного напора
революционности, и в самые трагические моменты оставался на
положении человека, который хотя и "царствует", но совсем не
"управляет", ибо по закону "правит ответственное министерство", а
король только прикладывает свою королевскую печать к решениям совета
министров.
Строгая конституционность короля дошла до того, что однажды
он, при одном из министерских кризисов, обратился с предложением
сформировать новое министерство к лидеру социалистов, Филиппе
Турати, то есть, верховному вождю революционного движения и первому
кандидату на пост революционного Президента Республики.
Если, конечно, далеко не всеми, то очень многими молодыми
фашистами проводилась такая теория:
- Монархический строй связал себя с парламентаризмом.
Парламентаризм, придя в состояние полного разложения, предает страну
в руки социалистов. Мы самим ходом вещей вынуждены вступить в
борьбу с парламентаризмом, а, следовательно, и с санкционирующим его
монархическим строем. Значит, нет иного выхода, как республиканский
строй.
Однако, естественным союзником фашистской партии являлась
достаточно сильная партия националистов, созданная и руководимая
одним из талантливейших людей современной Италии, Федерцони, а
националисты заявляли себя решительно монархистами. Их влияние
парализовало влияние республиканцев, - но на том условии, чтобы
Корона по крайней мере не вступала в борьбу против фашистов.
Летом 1922 года социалисты сделали последнюю, отчаянную
попытку раздавить фашистское движение, для чего им надо было
захватить власть, а для захвата власти они рискнули прибегнуть к
испытанному оружию - ко всеобщей забастовке. Но эта попытка
позорно провалилась, обнаружив органическое бессилие социалистов.
Осенью 1922 года фашисты, произведя генеральный смотр своим
силам и подсчет силам противника, установили следующее:
- В распоряжении Муссолини имеется готовая армия в 300 тысяч человек
боевой молодежи, плюс еще тысяч полтораста резервистов. Социалисты же,
собственно говоря, разгромлены, и, во всяком случае, не могут оказать
мало-мальски серьезного сопротивления фашистам. Парламентское правительство
пребывает в состоянии глубокого маразма, но непрочь вступить в союз с
социалистами против фашистов, во имя спасения нарушаемой фашистами
конституционной законности. Население, взятое в целом, совершенно
равнодушно к участи парламентского правительства, а отчасти даже настроено
отрицательно по отношению к этой власти, как дискредитировавшей себя
позорной слабостью и подчинением социалистам. Во всяком случае, население и
не подумает выступать в защиту Парламента. Что касается Короны, то она
