стараетесь. Ниже) Так уже лучше, товарищ. А теперь вся группа вольно -
и следите за мной. Уинстона прошиб горячий пот. Лицо его оставалось
совершенно невозмутимым. Не показать тревоги! Не показать возмущения!
Только моргни глазом - и ты себя выдал. Он наблюдал, как
преподавательница вскинула руки над головой и - не сказать, что
грациозно, но с завидной четкостью и сноровкой,нагнувшись, зацепилась
пальцами за носки туфель.
- Вот так, товарищи! Покажите мне. что вы можете так же.
Посмотрите еще раз. Мне тридцать девять лет, и у меня четверо детей.
Прошу смотреть. Она снова нагнулась. - Видите, у меня колени прямые.
Вы все сможете так сделать, если захотите, - добавила она,
выпрямившись.- Все, кому нет сорока пяти, способны дотянуться до
носков. Нам не выпало чести сражаться на передовой, но по крайней мере
мы можем держать себя в форме. Вспомните наших ребят на Малабарском
фронте! И моряков на плавающих крепостях! Подумайте, каково приходится
им. А теперь попробуем еще раз. Вот, уже лучше, товарищ, гораздо
лучше, - похвалила она Уинстона, когда он с размаху, согнувшись на
прямых ногах, сумел достать до носков - первый раз за несколько лет.
IV
С глубоким безотчетным вздохом, которого он по обыкновению не
сумел сдержать, несмотря на близость телекрана. Уинстон начал свой
рабочий день: притянул к себе речепис, сдул пыль с микрофона И надел
очки. Затем развернул и соединил скрепкой четыре бумажных цилиндрика,
выскочивших из пневматической трубы справа от стола.
В стенах его кабины было три отверстия. Справа от речеписа -
маленькая пневматическая труба для печатных заданий; слева - побольше,
для газет; и в боковой стене, только руку протянуть, - широкая щель с
проволочным забралом. Эта - для ненужных бумаг. Таких щелей в
министерстве были тысячи, десятки тысяч - не только в каждой комнате,
но и в коридорах на каждом шагу. Почему-то их прозвали гнездами
памяти. Если человек хотел избавиться от ненужного документа или
просто замечал на полу обрывок бумаги, он механически поднимал забрало
ближайшего гнезда и бросал туда бумагу; ее подхватывал поток теплого
воздуха и уносил к огромным топкам, спрятанным & утробе здания.
Уинстон Просмотрел четыре развернутых листка. На каждом - задание в
одну-две строки, на телеграфном жаргоне, который не был, по существу,
новоязом, но состоял из новоязовских слов и служил в министерстве
только для внутреннего употребления. Задания выглядели так:
таймс 17.03.84 речь с. б. превратно африка уточнить
таймс 19.12.83 план 4 квартала 83 опечатки согласовать
сегодняшним номером
таймс 14.02.84 заяв минизо превратно шоколад уточнить
таймс 03.12.83 минусминус изложен наказ с. б. упомянуты
нелица переписать сквозь наверх до подшивки.
С тихим удовлетворением Уинстои отодвинул четвертый листок в
сторону. Работа тонкая и ответственная, лучше оставить ее напоследок.
Остальные три - шаблонные задачи, хотя для второй, наверное, надо
будет основательно покопаться в цифрах.
Уинстон набрал на телекране "задние числа" - затребовал старые
выпуски "Таймс": через несколько минут их уже вытолкнула
пневматическая труба. На листках были указаны газетные статьи и
сообщения, которые по той или иной причине требовалось изменить, или,
выражаясь официальным языком, уточнить. Например, из сообщения "Таймс"
от 17 марта явствовало, что накануне в своей речи Старший Браг
предсказал затишье на южноиндийском фронте и скорое наступление войск
Евразии в Северной Африке. На самом же деле евразийцы начали
наступление в Южной Индии, а в Северной Африке никаких действий не
предпринимали. Надо было переписать этот абзаца речи Старшего Брата
так, чтобы он предсказал действительный ход событий. Или, опять же, 19
декабря "Таймс" опубликовала официальный прогноз выпуска различных
потребительских товаров на четвертый квартал 1983 года, то есть шестой
квартал девятой трехлетки. В сегодняшнем выпуске напечатаны данные о
фактическом производстве, и оказалось, что прогноз был совершенно
неверен. Уинстону предстояло уточнить первоначальные цифры, дабы они
совпали с сегодняшними. На третьем листке речь шла об очень простой
ошибке, которую можно исправить в одну минуту. Не далее как в феврале
министерство изобилия обещало (категорически утверждало, по
официальному выражению), что в 1984 году норму выдачи шоколада не
уменьшат. На самом деле, как было известно и самому Уинстону, в конце
нынешней недели норму собирались уменьшить с тридцати граммов до
двадцати. Ему надо было просто заменить старое обещание
предуведомлением, что в апреле норму, возможно, придется сократить.
Выполнив первые три задачи, Уинстон скрепил исправленные варианты,
вынутые из речеписа, с соответствующими выпусками газеты и отправил в
пневматическую трубу. Затем почти бессознательным движением скомкал
полученные листки и собственные заметки, сделанные во время работы, и
сунул в гнездо памяти для предания их огни.
Что происходило в невидимом лабиринте, к которому вели
пневматические трубы, он в точности не знал, имел лишь общее
представление. Когда все поправки к данному номеру газеты будут
собраны и сверены, номер напечатают заново, старый экземпляр уничтожат
и вместо него подошьют исправленный. В этот процесс непрерывного
изменения вовлечены не только газеты, но и книги, журналы, брошюры,
плакаты, листовки, фильмы, фонограммы, карикатуры, фотографии - все
виды литературы и документов, которые могли бы иметь политическое или
идеологическое значение. Ежедневно и чуть ли не ежеминутно прошлое
подгонялось под настоящее. Поэтому документами можно было подтвердить
верность любого предсказания партии; ни единого известия, ни единого
мнения, противоречащего нуждам дня, не существовало в записях Историю,
как старый пергамент, выскабливали начисто и писали заново - столько
раз, сколько нужно. И не было никакого способа доказать потом
подделку.
В самой большой секции документального отдела - она была гораздо
больше той, где трудился Уинстон,- работали люди, чьей единственной
задачей было выискивать и собирать все экземпляры газет, книг и других
изданий, подлежащих уничтожению и замене. Номер "Таймс", который из-за
политических переналадок и ошибочных пророчеств Старшего Брата
перепечатывался, быть может, десяток раз, все равно датирован в
подшивке прежним числом, и нет в природе ни единого опровергающего
экземпляра. Книги тоже переписывались снова и снова и выходили без
упоминания о том. что они переиначены. Даже в заказах, получаемых
Уинстоном и уничтожаемых сразу после выполнения, не было и намека на
то. что требуется подделка: речь шла только об ошибках, искаженных
цитатах, оговорках, опечатках, которые надо устранить в интересах
точности. А в общем, думал он, перекраивая арифметику министерства
изобилия, это даже не подлог. Просто замена одного вздора другим.
Материал твой по большей части вообще не имеет отношения к
действительному миру - даже такого, какое содержит в себе откровенная
ложь. Статистика в первоначальном виде - такая же фантазия, как и в
исправленном. Чаще всего требуется, чтобы ты высасывал ее из пальца.
Например, министерство изобилия предполагало выпустить в четвертом
квартале 145 миллионов пар обуви. Сообщают, что реально произведено 62
миллиона. Уинстон же, переписывая прогноз, уменьшил плановую цифру до
57 миллионов, чтобы план, как всегда, оказался перевыполненным. Во
всяком случае. 62 миллиона ничуть не ближе к истине, чем 57 миллионов
или 145, Весьма вероятно, что обуви вообще не произвели. Еще
вероятнее, что никто не знает, сколько ее произвели, и, главное, не
желает знать. Известно только одно: каждый квартал на бумаге
производят астрономическое количество обуви, между тем как половина
населения Океании ходит босиком. То же самое - с любым
документированным фактом, крупным и мелким. Все расплывается в
призрачном мире. И даже сегодняшнее число едва ли определишь.
Уинстон взглянул на стеклянную кабину по ту сторону коридора.
Маленький, аккуратный, с синим подбородком человек по фамилии
Тиллотсон усердно трудился там, держа на коленях сложенную газету и
приникнув к микрофону речеписа. Вид у него был такой, будто он хочет,
чтобы все сказанное осталось между ними двоими - между ним и
речеписом. Он поднял голову, и его очки враждебно сверкнули Уинстону.
Уинстон почти не знал Тиллотсона и не имел представления о том,
чем он занимается. Сотрудники отдела документации неохотно говорили о
своей работе. В длинном, без окон коридоре с двумя рядами стеклянных
кабин, с нескончаемым шелестом бумаги и гудением голосов, бубнящих в
речеписы, было не меньше десятка людей, которых Уинстон не знал даже
по имени, хотя они круглый год мелькали перед ним на этаже и махали
руками на двухминутках ненависти. Он знал, что низенькая женщина с
рыжеватыми волосами, сидящая в соседней кабине, весь день занимается
только тем, что выискивает в прессе и убирает фамилии распыленных, а
следовательно, никогда ие существовавших людей. В определенном смысле
занятие как раз для нее: года два назад ее мужа тоже распылили. А за
несколько кабин от Уинстона помещалось кроткое, нескладное, рассеянное
создание с очень волосатыми ушами: этот человек по фамилии Амплфорт,
удивлявший всех своей сноровкой по части рифм и размеров, изготовлял
препарированные варианты - канонические тексты, как их называли, -
стихотворений, которые стали идеологически невыдержанными, но по той
или иной причине не могли быть исключены из антологий. И весь этот
коридор с полусотней сотрудников был лишь подсекцией - так сказать,
клеткой - в сложном организме отдела документации. Дальше, выше, ниже
сонмы служащих трудились над невообразимым множеством задач. Тут были
огромные типографии со своими редакторами, полиграфистами и отлично
оборудованными студиями для фальсификации фотоснимков Была секция
телепрограмм со своими инженерами, режиссерами и целыми труппами
артистов, искусно подражающих чужим голосам. Выли полки референтов,
чья работа сводилась исключительно к тому, чтобы составлять списки
книг и периодических изданий, нуждающихся в ревизии. Были необъятные
хранилища для подправленных документов и скрытые топки для уничтожения
исходных. И где-то, непонятно где, анонимно, существовал руководящий
мозг, чертивший политическую линию, в соответствии с которой одну
часть прошлого надо было сохранить, другую фальсифицировать, а третью
уничтожить без остатка.
Весь отдел документации был лишь ячейкой министерства правды,
главной задачей которого была не переделка прошлого, а снабжение
жителей Океании газетами, фильмами, учебниками, телепередачами,
пьесами, романами - всеми мыслимыми разновидностями информации,
развлечений и наставлений, от памятника до лозунга, от лирического
стихотворения до биологического трактата, от школьных прописей до
словаря новояза. Министерство обеспечивало не только разнообразные
нужды партии, но и производило аналогичную продукцию - сортом ниже -
на потребу пролетариям. Существовала целая система отделов,
занимавшихся пролетарской литературой, музыкой, драматургией и
развлечениями вообще. Здесь делались низкопробные газеты, не
содержавшие ничего, кроме спорта, уголовной хроники и астрологии,
