- тут Клавдия опять спохватилась и стала смотреть по сторонам, но вряд ли
кто, кроме Данилова и мелких бытовых муравьев, гулявших по столу, мог ее
услышать. - Один ученый, то ли Озямов, то ли Озимов, сделал открытие...
Все хотел получить искусственный изумруд, бился, бился - и ни с места.
Потом решил разобраться, как природа-мать создает изумруды, и действовать
ее способом. Понял: они из магмы, она остывает, что-то с ней происходит -
и она преобразуется в кристаллы изумрудов...
Дальше объяснять своими словами открытие Озямова стало для Клавдии
делом непосильным, она принесла записную книжку, показала Данилову
сделанный ею собственноручно рисунок разреза земли - разрез она назвала
стратиграфическим. Показала: и где именно пекутся, а потом и остывают
изумруды. Рядом на страничке был график движений температуры и давления.
- Ты тут все не поймешь, - заметила Клавдия. - В общем, кавитация...
Схлопывание пузырьков газа... А в газ надо перевести магму, то есть в
наших условиях остывшую лаву... Температуры - порядка полторы тысячи
градусов... давление - миллион атмосфер, а то и два... И пожалуйста -
изумруд!
- Откуда же твой Озямов, - удивился Данилов, - возьмет давление в два
миллиона атмосфер?
- Давление у нас найдется, - махнула рукой Клавдия.
- А зачем тебе лава именно от Шивелуча?
- Озямов бьется, бьется, сделал открытие, выбил оборудование для
опытной установки, но подходящей магмы не нашел. Какую лаву брать - не
знает. А я знаю.
- Откуда? Ах да... Хлопобуды...
- Да, хлопобуды, - прошептала Клавдия, и обреченные бриллианты
взблеснули на черной чалме, - они. Ясно, что не в порядке очереди, а...
Ну, а в общем, неважно Они и моду на изумруды мне предсказали, и открытие
Озямова учли, и на машинах из всех вариантов выбрали лаву от Шивелуча. А
Озямов о ней пока не знает... Я через верного человека наведу его мысль на
эту лаву, вот и получу тридцать семь изумрудов - материал-то мой!
- Начнут делать искусственные изумруды - они появятся у всех и станут
стоить копейки, как стекляшки.
- Свои изумруды я получу через четыре года. Все посчитают, что они из
горных пород. Но у Озямова-то это будут опытные изумруды! А по прогнозам
хлопобудов он еще три года походит в шарлатанах, потом перед ним
извинятся, станут внедрять открытие - на внедрение уйдет шесть лет А мне
камни уже надоест носить! Я их продам, пока они еще будут в цене... Понял
теперь, каково иметь дело с хлопобудами!
Данилова вся история с изумрудами очень заинтересовала, объяснения
Клавдии его не удовлетворили, даже и с высоты технических знаний Данилова
слова Клавдии показались ему подозрительными. А может, она передала и все
верно, да ученый Озямов бродил по ложным тропам. Так или иначе, Данилов
решил выяснить, каким образом появляются изумруды и имеет ли к ним
отношение лава от вулкана Шивелуч. Ведь ящиками с лавой Шивелуча владела
не только Клавдия, но и Камчатская экспедиция, а какие из них подлинные,
какие сотворенные им. Даниловым, он не знал, не запомнил в спешке
Камчатские экспедиторы тоже небось могли затеять опыты с лавой. С ящиками
следовало разобраться, и сейчас же. Но Клавдия взяла его за руку.
- Данилов, изумруды ладно! - сказала она с неким вдохновением и забыв
о шепоте. - Я добыла еще один долговременный прогноз! Подожди тут!
Она моментально принесла из комнаты сувенирный настольный сейф со
свежей еще краской и никелированной ручкой. Сейф был как настоящий.
"Бутылки три в него войдет", - отметил про себя Данилов. Ключом Клавдия
отворила бронированную дверцу сувенира и пригласила Данилова заглянуть в
его недра. Там стопкой лежали документы. Изнутри к дверце был приклеен
лист белой бумаги со словами "Операция "Лишние дипломы". Документы и были
дипломами. По большей части синими, лишь два из них, от отличников, имели
коричневые обложки. Данилов несколько дипломов осмотрел. Верхний
принадлежал Казематову Игорю Платоновичу, получившему в 1960 году
профессию врача-стоматолога. Другой - инженеру-металловеду Ципскому Олегу
Николаевичу. Узнал Данилов и о дипломной работе третьего специалиста -
Думного Виктора Петровича: "Плетение словес в житийном творчестве
последователей Епифания Премудрого". Виктор Петрович был учителем
литературы.
- Отдел кадров на дому? - осторожно спросил Данилов.
- Эти картонки - мои. Я имею и расписки... Все написавшие их
отказываются не только от дипломов, но и вообще от прежних своих
профессий. Честное слово дают.
- Зачем тебе все это?
- А-а-а! - протянула Клавдия.
Молчать она уже не могла, и, по ее словам, с дипломами выходило так.
По точным исследованиям хлопобудов, лет через пятнадцать - семнадцать
разведется у нас столько разных выпускников и так не станет хватать всяких
необходимых людей - санитаров, продавцов, мозолистов, мусорщиков,
полотеров, клейщиков обоев и афиш, садовников, домработниц, что общество
вынуждено будет просить лиц с дипломами, особенно неуверенных в своем
призвании, пойти в санитары, домработницы, садовники. Государство якобы
даже решит доброхотам платить компенсацию за годы учений.
- Какую компенсацию? - не понял Данилов.
- А такую... Кому девять тысяч, а кому и все четырнадцать. В
зависимости от затрат. Только чтобы пошли в санитары и в раздатчики пищи.
- Разве мы тратили деньги на образование?
- Государство и тратило. Ну и что? Если обществу так потребуются люди
в обслугу, оно хоть и свои затраты решит компенсировать. Сколько диплом
стоил, столько, с учетом школьного воспитания, и заплатят человеку, лишь
бы он согласился сдать диплом.
- Странно все это... - покачал головой Данилов.
- Так и будет... Припрет - и будет... И теперь ведь... Сколько людей,
что учились, изнуряли себя, спокойно работают - и вовсе не по
специальности, а где кому хочется, хоть бы и пожарниками или
ассенизаторами... И не нужны им никакие дипломы... Вот я уже сколько
приобрела... У кого за пятерку, у кого за двадцатку, у кого подороже, у
кого бесплатно... А придет срок, я по этим дипломам и по распискам их
владельцев соберу всю компенсацию!
- Нет, что-то тут не так.
- Что не так? Что? Ты, Данилов, далек от социальных проблем. Ты бы
лучше мне помог. Есть у тебя люди на примете, кому не нужны дипломы?
Только не старые и не больные, чтобы могли тянуть и через двадцать лет?
- Надо подумать... Один есть. Кончил консерваторию, был
контрабасистом. Теперь он пробочник.
- То есть?
- Люди, не имеющие штопора, обычно проталкивают пробки в бутылку.
Бутылка емкостью ноль семь стоит семнадцать копеек, а с пробкой внутри ее
берут на пунктах приема по десять копеек. И то как бы из жалости к
хозяину. А там у них за ящиками сидит пробочник и леской с петлей
вылавливает пробки, имеет за пробку две копейки. Мой знакомый играл
скверно, а пробочник, говорят, вышел из него виртуоз. Делом доволен, живет
хорошо.
Было похоже, что Клавдию заинтересовал не диплом пробочника, а способ
добывания им пробок.
- Надо запомнить, - сказала она. - Именно леской?
- Можно и не леской. Можно веревкой. Или проволокой.
- У тебя один такой знакомый?
- Не знаю... У твоего приятеля Ростовцева, - вспомнил Данилов, - два
диплома, из них один университетский, а сам он разводит попугаев, ты
обратись к нему.
- Ладно, - быстро сказала Клавдия. - Ты займешься переговорами по
моему списку. Там много кандидатов.
- Откуда я время найду? - жалобно произнес Данилов.
"Опять я ей поддаюсь, - подумал он, - опять малодушничаю... Эка ловко
она меня приручила снова..."
- Я пошел. Это и были твои сумасшедшие идеи?
- Нет. Главная моя идея иная.
- Ты ее уже получила от хлопобудов?
- Сегодня я тебе ничего не скажу.
- Ну, смотри, - сухо произнес Данилов и направился в прихожую.
Клавдия то ли подумала, что Данилов обиделся, то ли вообще не хотела
отпускать его, пошла за ним и заговорила так, словно в чем-то была перед
ним виновата:
- Володенька, я не могу все сразу... Ты и сам знаешь, что у
хлопобудов строгие порядки... И есть очередь... Я уж и так все время
норовлю заскочить вперед... Да и все хотят с черного хода... С черного-то
хода вся очередь перемешалась... Я имею лишь косвенные данные о своей
главной идее... Она и не сформулирована точно... Но мне сейчас хватит и не
главных дел...
Клавдия не лукавила, была искренней, говорила с полным к Данилову
доверием. Словно сейчас считала его равным себе. Это Данилова растрогало.
"Да нет, - тут же подумал он, - это она так, со сверхзадачей... Ей нужны
помощники в ее затеях, ящики таскать или выкупать дипломы, вот она и
желает меня, любопытного дурака, подцепить... А впрочем, ей надо и
выговориться перед каким-нибудь одушевленным предметом..." Но при всем при
этом отчего-то возникли вдруг у Данилова и некие теплые чувства к Клавдии.
Давно с ним не было такого. Будто старое время вернулось, когда Данилов
находился относительно Клавдии в заблуждении. Ее затеи были для Данилова
чужие и странные, но все же - к чему-то стремилась женщина, пламенем
пылала ее нетерпеливая натура! А это для Данилова многое значило. Он
ощущал, что и его бывшая жена смотрит на него сейчас если не с прежним
интересом, то во всяком случае как бы сожалея о чем-то. Клавдия и сказала:
- А может, зря у нас с тобой тогда так все вышло?
Данилов пожал плечами.
- Ты приятный человек... Если бы ты еще не вел себя рохлей. Или был
бы таким, как твой приятель из Иркутска Сомов...
- Сомов?
- Да... В нем было что-то демоническое...
- В Андрее Ивановиче?
- Да.
- Однако он вернулся от тебя подавленный.
- Он мог бы вести себя тогда и как джентльмен... Он не появится еще в
Москве?
- Не знаю, - сказал Данилов. - Мне надо идти. Меня ждет музыка.
- Ах, эта твоя оркестровая музыка! - с досадой сказала Клавдия. - Был
бы ты хоть по натуре солистом! Вот Сомов, он - да...
- Я пошел.
- Иди... Но ты запомни: твоя Наташа - совсем не простая. Хочешь, я
расскажу тебе...
- Я пошел, - сказал Данилов и закрыл за собой дверь.
Он нажал кнопку лифта, однако кабина вверх не поехала. Лишь через
минуту возник знакомый звук, кабина поднялась, и в то мгновение, когда она
проходила пятым этажом, Данилов увидел в кабине румяного злодея
Ростовцева. И Ростовцев заметил Данилова. Возможно, он был намерен выйти
на пятом этаже, но при виде Данилова раздумал и поехал выше. Данилов
махнул рукой, пошел вниз по лестнице. Когда он был на первом этаже, кабина
с Ростовцевым опустилась туда же. Данилов остановился, и тут кабина
понеслась вверх. "Ну ладно, его дело, - подумал Данилов. - Пусть
катается".
27
В театре Данилов узнал, что привезли несгораемые шкафы для
инструментов оркестра. Трубач Тартаковер исполнил "Славься" в честь
администрации и профсоюзов. Не один Данилов имел дорогой инструмент. Были
в оркестре замечательные скрипки, деревянные духовые, да и медные, редких
свойств и судеб. И их стоило холить и беречь, как Альбани. Данилов получил
ключ от именного шкафа, вбил гвоздь для плечиков фрака, подумал, что
инструменту в шкафу будет тепло и просторно, и как хорошо было бы, если бы
он, Данилов, устраивал теперь в несгораемом шкафу свой Альбани. Данилов
так и присел возле шкафа. В суете последних дней он почти не вспоминал об
Альбани. А вот теперь ему стало худо. Будто пропажа только что
