великолепны. Десять пчел слетелись к ним, приняв их за цветы.
"Ну как же мне быть? - мучилась Суок. - Разве куклы едят? Разные бы-
вают куклы... Ах, как мне хочется пирожного!"
И Суок не выдержала.
- Я хочу кусочек... - сказала она тихо. Румянец покрыл ее щеки.
- Вот хорошо! - обрадовался наследник. - А прежде ты не хотела есть.
Прежде мне было так скучно завтракать одному. Ах, как хорошо! У тебя по-
явился аппетит...
И Суок съела кусочек. Потом еще один, и еще, и еще. И вдруг она уви-
дела, что слуга, следивший издали за наследником, смотрит на нее; и мало
того: смотрит на нее с ужасом.
У слуги был широко раскрыт рот.
Слуга был прав.
Ему никогда не случалось видеть, чтобы куклы ели.
Суок испугалась и уронила четвертое пирожное, самое рассыпчатое и с
виноградиной.
Но дело обошлось благополучно. Слуга протер глаза и закрыл рот.
- Это мне показалось. Жара!
Наследник говорил без умолку. Потом, устав, он замолчал.
Было очень тихо в этот жаркий час. Вчерашний ветер, как видно, зале-
тел очень далеко. Теперь все застыло. Даже птицы не летали.
И в этой тишине Суок, сидевшая рядом с наследником на траве, услышала
непонятный, равномерно повторяющийся звук, подобный тиканью часов, спря-
танных в вату. Только часы делают "тик-так", а этот звук был такой:
"тук-тук".
- Что это? - спросила она.
- Что? - Наследник поднял брови, как взрослый человек в минуту удив-
ления.
- А вот: тук-тук... Это часы? У тебя есть часы?
Опять наступила тишина, и опять в тишине что-то тукало. Суок подняла
палец. Наследник прислушался.
- Это не часы, - сказал он тихо. - Это бьется мое железное сердце...
Глава 10
ЗВЕРИНЕЦ
В два часа наследника Тутти позвали в классную комнату. Это был час
уроков. Суок осталась одна.
Никто, конечно, не подозревал, что Суок - живая девочка. По всей ве-
роятности, настоящая кукла наследника Тутти, находящаяся теперь во влас-
ти учителя танцев Раздватриса, вела себя с не меньшей непринужденностью.
Должно быть, очень искусный мастер сделал ту куклу. Правда, она не ела
пирожных. Но, может быть, наследник Тутти прав: может быть, действи-
тельно у нее просто не было аппетита. Итак, Суок осталась одна.
Положение ее было затруднительное.
Огромный дворец, путаница входов, галерей, лестниц.
Страшные гвардейцы, неизвестные суровые лица в разноцветных париках,
тишина и блеск.
На нее не обращали внимания.
Она стояла в спальне наследника, у окна.
"Нужно выработать план действий, - решила она. - Железная клетка с
оружейником Просперо находится в зверинце наследника Тутти. Я должна
проникнуть в зверинец".
Вы уже знаете, что наследнику не показывали живых детей. Никогда, да-
же в закрытой карете, его не возили в город. Он рос во дворце. Его учили
наукам, читали ему книги о жестоких царях и полководцах. Тем людям, ко-
торые его окружали, запрещено было улыбаться. Все его воспитатели и учи-
теля были худые, высокие старики с плотно сжатыми губами и скулами цвета
пороха. Кроме того, все они страдали несварением желудка. А при такой
болезни человеку не до улыбок.
Наследник Тутти никогда не слышал веселого, звонкого смеха. Только
иногда до него доносился хохот какого-нибудь пьяного колбасника или са-
мих Толстяков, угощавших своих не менее толстых гостей. Но разве это
можно было назвать смехом! Это был ужасный рев, от которого делалось не
весело, а страшно.
Улыбалась только кукла. Но улыбка куклы не казалась Толстякам опас-
ной. И, кроме того, кукла молчала. Она не могла бы рассказать наследнику
Тутти о многих вещах, скрытых от него дворцовым парком и стражей с бара-
банами у железных мостов. И поэтому он ничего не знал о народе, о нище-
те, о голодных детях, о фабриках, шахтах, тюрьмах, о крестьянах, о том,
что богачи заставляют бедняков трудиться и забирают все себе, что сдела-
но худыми руками бедняков.
Три Толстяка хотели воспитать злого, жестокого наследника. Его лишили
общества детей и устроили ему зверинец.
"Пусть он смотрит на зверей, - решили они. - Вот у него есть мертвая,
бездушная кукла, и вот у него будут злые звери. Пусть он видит, как кор-
мят тигров сырым мясом и как удав глотает живого кролика. Пусть он слу-
шает голоса хищных зверей и смотрит в их красные дьявольские зрачки.
Тогда он научится быть жестоким".
Но дело сложилось не так, как хотели Толстяки.
Наследник Тутти прилежно учился, слушал страшные летописи о героях и
царях, смотрел с ненавистью на прыщавые носы воспитателей, но не стано-
вился жестоким.
Общество куклы он полюбил больше общества зверей.
Конечно, вы можете сказать, что двенадцатилетнему мальчику стыдно
развлекаться куклами. В этом возрасте многие предпочли бы охотиться на
тигров. Но здесь была некая причина, которая в свое время откроется.
Вернемся к Суок.
Она решила дождаться вечера. В самом деле, кукла, шатающаяся среди
бела дня в одиночестве по дворцу, могла бы возбудить подозрение.
После уроков они снова встретились.
- Ты знаешь, - сказала Суок, - когда я лежала больная у доктора Гас-
пара, мне приснился странный сон. Мне снилось, что я из куклы преврати-
лась в живую девочку... И будто я была цирковой актрисой. Я жила в бала-
гане с другими актерами. Балаган переезжал с места на место, останавли-
вался на ярмарках, на больших площадях и устраивал представления. Я хо-
дила по канату, я танцевала, умела делать трудные акробатические штуки,
играла разные роли в пантомимах...
Наследник слушал ее с широко раскрытыми глазами.
- Мы были очень бедные. Очень часто мы не обедали. У нас была большая
белая лошадь. Ее звали Анра. Я ездила на ней и жонглировала, стоя на ши-
роком седле, покрытом рваным желтым атласом. И лошадь умерла, потому что
целый месяц мы имели слишком мало денег, чтобы хорошо кормить ее...
- Бедные? - спросил Тутти. - Я не понимаю. Почему же вы были бедные?
- Мы представляли перед бедняками. Они бросали нам маленькие медные
монеты, а иногда после представления шляпа, с которой клоун Август обхо-
дил зрителей, оставалась совершенно пустой.
Наследник Тутти ничего не понимал.
И Суок рассказывала ему, пока не наступил вечер. Она говорила о суро-
вой нищенской жизни, о большом городе, о знатной старухе, которая хотела
ее выпороть, о живых детях, на которых богачи натравливают собак, о гим-
насте Тибуле и оружейнике Просперо, о том, что рабочие, шахтеры, матросы
хотят уничтожить власть богачей и толстяков.
Больше всего она говорила о цирке. Постепенно она увлеклась и забыла
о том, что рассказывает сон.
- Я очень давно живу в балаганчике дядюшки Бризака. Я даже не помню,
с каких пор я умею танцевать, и ездить верхом, и крутиться на трапеции.
Ах, каким я научилась чудесным штукам! - Она всплеснула руками. - Вот,
например, в прошлое воскресенье мы представляли в гавани. Я играла вальс
на абрикосовых косточках...
- Как - на абрикосовых косточках?
- Ах, ты не знаешь? Разве ты не видел свистка, сделанного из абрико-
совой косточки? Это очень просто. Я собрала двенадцать косточек и сдела-
ла из них свистки. Ну, терла о камень, пока не получилась дырочка...
- Как интересно!
- Можно свистеть вальс и не только на двенадцати косточках. Я умею
свистеть и ключиком...
- Ключиком? Как? Покажи! У меня есть чудный ключик...
С этими словами наследник Тутти расстегнул ворот своей куртки и снял
с шеи тонкую цепочку, на которой болтался небольшой белый ключ.
- Вот!
- Почему ты прячешь его на груди? - спросила Суок.
- Мне дал этот ключ канцлер. Это ключ от одной из клеток моего зве-
ринца.
- Разве ты прячешь у себя ключи от всех клеток?
- Нет. Но мне сказали, что это самый важный ключ. Я должен его хра-
нить...
Суок показала наследнику свое искусство. Она просвистела чудную пе-
сенку, держа ключ кверху дырочкой возле губ, сложенных в трубку.
Наследник пришел в такой восторг, что даже забыл о ключе, который ему
поручили хранить. Ключ остался у Суок. Она машинально сунула его в кру-
жевной розовый карман.
Наступил вечер.
Для куклы приготовили особую комнату, радом со спальней наследника
Тутти.
Наследник Тутти спал и видел во сне удивительные вещи: смешные носа-
тые маски; человека, несшего на голой желтой спине огромный, гладко об-
тесанный камень, и толстяка, ударявшего этого человека черной плеткой;
оборванного мальчика, который ел картошку, и знатную старуху в кружевах,
которая ехала верхом на белой лошади и насвистывала какой-то противный
вальс при помощи двенадцати абрикосовых косточек...
А в это время совсем в другом месте, далеко от этой маленькой
спальни, в одном из концов дворцового парка происходило следующее. Вы не
думайте, ничего особенного не происходило. Не только наследнику Тутти в
эту ночь снились удивительные сны. Сон, заслуживающий удивления, прис-
нился также гвардейцу, заснувшему на карауле у входа в зверинец наслед-
ника Тутти.
Он сидел на каменном столбике, прислонившись спиной к решетке, и
сладко дремал. Сабля его в широких блестящих ножнах лежала между его ко-
ленями. Пистолет очень мирно торчал из-за шелкового черного шарфа на его
боку. Рядом, на гравии, стоял решетчатый фонарь, освещавший сапоги гвар-
дейца и длинную гусеницу, которая упала прямо на его рукав с листьев.
Картина казалась совершенно мирной.
Итак, караульный спал и видел необыкновенный сон. Ему снилось, что
подошла к нему кукла наследника Тутти. Была она точь-в-точь как сегодня
утром, когда ее привез доктор Гаспар Арнери: то же розовое платье, бан-
ты, кружева, блестки. Только теперь, во сне, она оказалась живой девоч-
кой. Она свободно двигалась, оглядывалась по сторонам, вздрагивала и
прижимала палец к губам.
Фонарь освещал всю ее маленькую фигурку.
Гвардеец даже улыбался во сне.
Потом он вздохнул и сел более удобно, прислонившись к решетке плечом
и уткнув нос в железную розу в узоре решетки.
Тогда Суок, видя, что караульный спит, взяла фонарь и на цыпочках,
осторожно вошла за ограду.
Гвардеец храпел, а ему, спящему, казалось, что это в зверинце ревут
тигры.
На самом деле было тихо. Звери спали.
Фонарь освещал небольшое пространство. Суок медленно подвигалась,
вглядываясь в темноту. К счастью, ночь не была темной. Ее освещали звез-
ды и свет развешанных в парке фонарей, долетавший до этого отдаленного
места сквозь верхушки деревьев и строений.
От ограды девочка прошла по короткой аллее, между низкими кустарника-
ми, покрытыми какими-то белыми цветами.
Затем она сразу почувствовала запах зверей. Он был знаком ей: однажды
вместе с балаганчиком ездил укротитель с тремя львами и одним ульмским
догом.
Суок вышла на открытую площадку. Вокруг что-то чернело, как будто
стояли маленькие домики.
- Клетки, - прошептала Суок.
Сердце ее сильно билось.
Она не боялась зверей, потому что люди, представляющие в цирке, вооб-
ще не трусливы. Она опасалась только, что какой-нибудь зверь проснется
от ее шагов и света фонаря, зарычит и разбудит караульного.
Она подошла к клеткам.
"Где же Просперо?" - волновалась она.
Она поднимала выше фонарь и заглядывала в клетки. Все было неподвижно
и тихо. Свет фонаря разбивался о прутья клеток и слетал неровными куска-
ми на туши спящих за этими прутьями.
Она видела мохнатые толстые уши, иногда вытянутую лапу, иногда поло-
сатую спину... Орлы спали, раскрыв крылья, и походили на старинные гер-
бы. В глубине некоторых клеток чернели какие-то непонятные громады.
В клетке за тонкой серебряной решеткой сидели на жердочках, на разной
высоте, попугаи. И когда Суок остановилась у этой клетки, ей показалось,
что один из них, который сидел ближе всех к решетке, старый, с длинной
красной бородой, открыл один глаз и посмотрел на нее. А глаз его был по-
хож на слепое лимонное зерно.
