стороны его меланхолического темперамента.
- Идентификация?! - потребовала машина-начальник.
Она была уродлива, приземиста и чем-то неуловимо напоминала жабу.
- Я - Дж. Смитлао, психодинамист, прибыл к Чарльзу Ганпату, - ответил
Смитлао.
При каждом визите ему приходилось проходить через эту процедуру, и
каждый раз произнося эти слова он показывал свое лицо машине. Та что-то
хрюкала в ответ, сравнивала внешний вид и информацию своей памяти, и
наконец сообщала:
- Вы - Дж. Смитлао, психодинамист, прибыли к Чарльзу Ганпату. Цель?
Проклиная эту чудовищную медлительность, Смитлао каждый раз говорил
роботу:
- У меня назначена встреча с Чарльзом Ганпатом на десять часов для
проведения ненавистеукрепляющих процедур.
- У вас назначена встреча с Чарльзом Ганпатом на десять часов для
проведения ненавистеукрепляющих процедур, - после паузы повторял робот. -
Следуйте вот этим путем.
Он отъехал в сторону с неожиданной грациозностью и заговорил с двумя
другими роботами, успокаивая их, механически повторяя:
- Это Дж. Смитлао, психодинамист, прибыл к Чарльзу Ганпату. У него
назначено свидание с Чарльзом Ганпатом на десять часов для проведения
ненавистеукрепляющих процедур.
Повторение продолжалось до тех пор, пока они не усвоили эти сведения.
Тем временем Смитлао обратился к своему летуну. Та часть кабины, в
которой он находился, сдвинулась с места и колесами опустилась на землю.
Неся в себе Смитлао, она в окружении роботов направилась в сторону
главного здания.
Поднялись автоматические шторы, закрывая окна. Смитлао всегда
поступал так в присутствии других человеческих существ. Теперь он мог
видеть, и быть видимым только на экранах. Такова уж была людская ненависть
(эквивалент страха) испытываемая ими к своим сородичам, что он не смог бы
вынести непосредственного общения с ними.
Одна за другой машины взбирались на террасу, преодолевая массивное
крыльцо, где их окутывал туман дезинфекторов, проезжали по лабиринту
коридоров и оказывались, наконец, в непосредственной близости от Чарльза
Ганпата.
Темное лицо Ганпата, появившееся на экране экипажа, казалось отделяло
от психодинамиста совсем небольшое расстояние. И как всегда он сохранял
самообладание, что плохо свидетельствовало о мастерстве Смитлао, поскольку
задача как раз и заключалась в том, чтобы один из собеседников довел
второго до великолепнейшего приступа ярости. Исходя из этих соображений
социодинамист уже собирался приступить к ненавистеукрепляющим процедурам,
когда нечто более важное туманно замаячило на сегодняшней повестке дня.
Машина Смитлао задержалась приблизительно в ярде от изображения
пациента, что было намного ближе, чем разрешали правила приличия.
- Я запоздал, - деловито начал Смитлао, поскольку не мог заставить
себя появиться в твоем обществе, которое так омерзительно, ни минутой
ранее. Я надеялся, что если я запоздаю как следует, то какой-нибудь
счастливый несчастный случай заставит твой мерзостный нос убраться с
твоего - как бы это поточнее назвать? - рыла. Увы, он на месте, да еще и с
ноздрями, так напоминающими крысиные норы, ведущие прямо в череп.
Внимательно следя за выражением лица своего пациента, Смитлао отметил
лишь слабую тень раздражения. Вне сомнения, Ганпат был человеком, которого
нелегко вывести из себя. Но, к счастью, Смитлао был специалистом в своей
области, он решил прибегнуть к более утонченному оскорблению.
- Да, когда ты обратился в Геноцентр с просьбой, тебе даже в голову
не пришло, что хотя бы в этом одном-единственном случае человек вынужден
обходиться без помощи экранов. А то-то, наверное, думал, что даже любовью
можно заниматься по телевизору! Последствия? Одна дочка, да и то
чокнутая... дочка-то у тебя рехнувшаяся, Ганпат! И ты не рыдаешь? Ты
только подумай, как хихикают над тобой твои конкуренты по авторазработкам.
"Помешанный Ганпат и его рехнувшаяся дочка, - только и говорят они. - Да
он даже гены-то свои не контролирует!" Вот, что они думают о тебе.
Насмешки достигли своего желаемого эффекта. Кровь прилила к лицу
Ганпата.
- С Плойплой все в порядке, - отрезал он, - разве что она только
изолирована, и ты же мне сам это говорил!
То, что он начал отвечать на вопросы было добрым знаком. Дочь всегда
была слабым местом в его броне.
- Изолирована! - презрительно усмехнулся смитлао. - А куда же ты ее
мог еще подевать? А она ничего, славненькая, слышишь меня, ты,
волосатоухий! Ей хочется любви!
Психодинамист иронически хохотнул.
- Ах, как это непристойно, друг мой: она не может ненавидеть и тем
спасти свою жизнь. Она ничем не отличается от дикарки, даже гораздо хуже
дикарки, ведь она попросту ненормальная!
- Она не сумасшедшая, - злобно произнес Ганпат, вцепившись обеими
руками в экран от ярости: через десять минут ему было необходимо
руководить важным совещанием.
- Не сумасшедшая? - переспросил психодинамист, голос его принял тон
добродушного подшучивателя. - Да, Плойплой просто сумасшедшая, а бывает
попадает так, что не поздоровится, говоришь "несумасшедшая": просто
геноцентр лишил ее права на потомство, всего-навсего. Имперское
правительство запретило ей пользоваться телепатией. Объединение торговцев
вычеркнуло ее уже давно из списков потребителей, ничего более совсем.
Управление культуры причислило ее увлечения к классу "бета", только лишь.
И она пленница этой усадьбы, потому что гений, верно? И ты - просто псих
Ганпат, если не замечаешь, что твоя дочка - ненормальная настолько, что
это каждому бросается в глаза. Того и гляди, как ты захлюпаешь своими
погаными губами и начал меня убеждать, что у нее не белое лицо.
Ганпат издал сдавленный звук, потом с трудом выдавил:
- И ты осмелился упомянуть об этом! К тому же, какое дело, что ее
лицо... такого цвета?
- Ты задаешь настолько глупые вопросы, что трудно решить, стоит ли
тратить на тебя силы, - спокойно сказал Смитлао. - Твоя беда, Ганпат,
состоит в том, что ты полностью не согласен с одним историческим фактом:
Плойплой белая потому, что она - лишь маленький непристойный атавизм, наши
враги в древности были белыми. Они захватили эту часть земного шара, и до
тех пор пока наши предки не нагрянули с востока и не отобрали у них все
привилегии, они долго наслаждались жизнью за наш счет. Наши предки
переженились на тех побежденных, кто выжил, не так ли? Несколько поколений
спустя племя белых было практически полностью обескровлено, уничтожено и
забыто. И с тех пор белые лица перестали встречаться на Земле до самой
ужасной эры перенаселения... будем великодушными, скажем пятнадцать веков.
А теперь - как вам это нравится? - маленький наш богоотступник Ганпат
неожиданно выкинул перед нами такую вот штучку? Интересно, чем это они
наградили тебя там, в Геноцентре, Ганпи, малыш - п_е_щ_е_р_н_о_й
д_е_в_и_ц_е_й?
Ганпат задрожал от ярости, тыкая пальцем в экран.
- Чтоб тебе сгореть, Смитлао, - прорычал он. - На этот раз ты зашел
уже слишком далеко, даже среди ваших грязных и гнусных психов. Убирайся
прочь! Убирайся, уматывай, не смей больше появляться!
Резко повернувшись, он приказал соединить себя с совещанием
автооператору. Теперь у него было самое подходящее настроение, чтобы иметь
дело с авторазработчиками.
Когда изображение разгневанного Ганпата исчезло с экрана, Смитлао
глубоко вздохнул и расслабился. Сеанс ненавистеукрепляющей терапии был
завершен. Высшим комплиментом его профессиональному мастерству служило то,
что к концу собеседования пациент сам прервал связь, в следующий раз
Ганпат обрушится на него с гораздо большим запалом ярости. Однако же
Смитлао не испытывал удовлетворения. В его профессии целенаправленное
использование человеческой психологии являлось необходимостью: он мог
точно определить болезненные точки людской натуры, и достаточно умело
играть на этих точках, побуждая людей к решительным действиям.
Без этого подстегивания люди оказались бы беспомощными перед
летаргией и сделались бы тряпичными куклами в окружении суетящихся машин.
Древняя напористость, конечно же, не допустила бы этого, но она давно
заглохла.
Смитлао продолжал сидеть на своем месте, но его мысли устремились
далеко в прошлое и будущее.
Истощив почву люди истощили самих себя. Здоровая психика и
исчерпавший себя пахотный слой не могли существовать одновременно, ничего
не было проще и логичнее этого.
И только ослабевающие с каждым днем приливы ненависти и ярости
придавали человеку новые силы, для того, чтобы он смог продолжить начатое
дело, иначе бы он просто-напросто оказался бы живым мертвецом в окружающем
механизированном мире.
"Вот так и вымирали биологические виды", - подумал Смитлао, он был бы
удивлен, если бы кто-нибудь еще предавался подобным размышлениям.
Возможно, имперское правительство и знает, но оно бессильно что-либо
предпринять, в конце концов, чего еще можно добиться от жизни, кроме
возможности просто выжить?
Смитлао был поверхностным мыслителем - это неизбежно в кастовом
обществе, нерешительном настолько, что неспособном даже взглянуть в лицо
правде. Сталкиваясь с наболевшей проблемой, он заставлял себя позабыть о
ней, уклонялся от любого соприкосновения с ней, от малейшей могущей
возникнуть лишней ответственности. Он заворчал на свой экипаж, развернулся
и приказал везти себя домой.
Поскольку роботы Ганпата уже удалились, он возвращался тем же путем,
что и прибыл сюда, кабина выкатила наружу и направилась к летуну, который
спокойно ожидал хозяина в тени вязов.
Прежде чем экипаж успел воссоединить себя с летуном, чье-то движение
привлекло к себе внимание Смитлао. Наполовину скрытая террасой, напротив
угла дома стояла Плойплой. Побуждаемый внезапно вспыхнувшим любопытством,
Смитлао выбрался из кабины. Открытый воздух провонял розами, облаками,
разной зеленью, потемневшей при мысли об осени Смитлао был напуган, но
предвкушения приключения гнало его вперед.
Девушка не смотрела в его направлении, она что-то разглядывала сквозь
баррикаду листьев, отгораживающую ее от остального мира. Смитлао подошел
по-ближе. Девушка тем временем направилась к тыльной стороне здания, все
еще во что-то пристально и изумленно вглядываясь. Психодинамист
настороженно последовал за ней, пользуясь тем преимуществом, что рядом
находилась небольшая плантация, которая давала ему возможность оставаться
незамеченным. Металлический садовник продолжал орудовать ножницами на краю
газона, даже не подозревая о его существовании.
Позади дома Плойплой не остановилась. Ветер, шелестящий ее длинным
платьем, шевелил листьями перед ней. Он тосковал по дикому, запущенному
саду, как священник, мечтающий о крещении, и обрывал последние розы.
Позже, эти упавшие лепестки металлический садовник всосет в себя с
дорожек, газонов, плит двора, а пока что они крошечными волнами
разбегались под его ногами.
Экстравагантная архитектура скрывала Плойплой в тени. Причуды рококо
здесь смешивались с гениальностью фантастических портале и крыше.
Балюстрады взмывали и опадали, лестницы уходили в округлые арки, серые
лазурные карнизы почти касались земли. И все это пребывало в печальном
запустении. Дикий виноград, уже ощущавший свою победу, силился сбросить
мраморные статуи с постаментов, скрытый лепестками роз, цеплялся за каждый
выступ мраморных ступеней. И все это создавало идеальную декорацию для
одинокой фигуры Плойплой.
Если не считать легкого румянца на нежных щеках, лицо девушки было
