могучего звездного флота. Подобное самовозвеличивание - характерный
признак безумия.
Дэви молчал, опасаясь нарушить звучание голоса собеседника. Он
чувствовал, что его уверенность блекнет, что ему крайне важно снова
встретиться с Израилем, ощутить поддержку этой неувядаемой личности.
Взгляни эти глупцы на него хоть однажды, они сразу бы поняли, что Израиль
просто не может быть кем-то меньше адмирала.
- Следующий пункт, - продолжал Шансфор, - еще более многозначителен.
Как вы должны помнить, в ходе этой причудливой войны Израиль был якобы
взять в плен противником, то есть враги взяли над ним верх. Так вот,
случалось ли Израилю произносить при вас название победившей его расы? Так
вот - название ее Израиль! Израиль, покоренный Израилем!!!
- Что из того? - недоуменно спросил Дэви.
Для Инальда это оказалось чрезмерным. Он подался вперед, стиснув в
руке бокал, чуть ли не защелкав зубами.
- Что из этого, осмелились вы спросить? - поинтересовался он. - Если
вы намерены довести нас своей тупостью до инфаркта, то что ж, попробуем
растолковать для вас это подоступнее. Если выражаться понятиями, которые
вы, может быть, способны усвоить, то Израиль страдает расщеплением
личности. Он - это он сам по себе, но он одновременно и его злейший враг.
Израиль против Израиля - человек, борющийся против себя самого. Это
доступно даже для неспециалиста.
- Не вполне, - произнес Дэви, силясь унять растущую в нем злость.
- Черт побери, да куда же яснее?!
- Не вполне, - повторил Дэви. - Господь Милосердный, в последней
войне Бергхарра сражалась с Гораггом. Одним из заслуженнейших наших людей
был пехотный капитан Горагг, но мы же не стали запирать его в барже для
интернированных из-за его злополучной фамилии!
Установилось ледяное молчание.
- Я верю, - заявил Уатт, - что даже наиболее вульгарные для экипажа
ментально-оздоровительные выражения, которые вы осмелились допустить, все
же заслуживают вежливого ответа, пусть даже изложенного на примитивнейшей,
смехотворной высоте.
- Не следует все сводить к совпадению, мистер Дайл, - торопливо
пробормотал Шансфор, взметнув руки, словно намереваясь огородить ими
своего предводителя. - Вы должны попытаться усвоить эту точку зрения
службы умственного здоровья. Позвольте мне перейти к последнему,
заключительному пункту, после чего все неувязки в данном вопросе можно,
так сказать, оставить в покое.
Согласно Израилю, этикет этой невероятной галактической свары
предусматривает, что для адмирала, что для любой сошки по-мельче право на
пожизненное изгнание - довольно сложная процедура, мы можем наблюдать
смесь милосердия и жестокости. Изгнание означает, тут нам приходится
основываться на словах Израиля - что имя этого человека вычеркивается из
движения цивилизации, а сам он доставляется на дикую планету в голом виде
и с пустыми руками. Перед высадкой его подвергают гипнотическому
воздействию, чтобы он мог бегло пользоваться языком той планеты или той
страны, куда его высаживают. А это изящно освобождает Израиля от трудности
с необходимостью говорить со странным акцентом.
- Вы выставляете Израиля полнейшим лжецом! - с горечью произнес Дэви.
- Нет, - возразил Шансфор, - это полнейшее недопонимание. Мы считали,
что он искренне верит во все, что говорит. Но не забудьте - и это еще одна
его уловка - что он не может говорить на галактическом языке, потому что
тот был стерт, когда ему вдалбливали наш язык.
Но бог с ним, со всем этим - это меньшая часть кодекса об изгнании.
Но опять же по израилю, там же указывается, что изгнанники могут быть
высажены только на планеты, не входящие в состав Галактической федерации,
планеты достаточно примитивные, чтобы могли располагать разве что
рудиментами того, что он сам определил как "механические" космические
путешествия, и их умение выжить среди враждебно настроенных туземцев
зависит только от них самих. Другими словами, для Израиля Бергхарра, Земля
- это идея галактического ада.
- Но почему вы все это так критически воспринимаете? - не выдержал
Дэви.
- Почему? Потому, что все это просто измышления преступного разума,
пытающегося избежать наказания путем полнейшей потери собственной
личности. Симптомы наказания мы здесь то и дело обнаруживаем.
Прежде чем Дэви успел в достаточной степени обдумать услышанное и
приготовиться к ответу, Уатт поднялся на ноги, пригладил на лысой голове
воображаемые волосы и заговорил:
- Вот таким нам представляется случай с Израилем, мистер Дайл. Это
ущербная личность страдающая манией преследования. Я доверяю вашему
мнению, хотя, боюсь, не должен был этого делать, и потому рассказываю вам
о тех ужасных страданиях, которые вы претерпели при разбирательстве этого
дела, но это - единственное решение, позволяющее нам свести концы с
концами.
- Что же касается Израиля, - добавил Шансфор, тоже поднимаясь и
застегивая тунику в знак завершения разговора, - то он, вероятнее всего,
безнадежно, и даже в опасной степени, дезориентирован. Если говорить
честно, то ориентироваться в записях довольно трудно, потому что в них все
путано-перепутано. Мы так и не проследили все до конца. Такого рода работа
требует времени и терпения.
- Пусть полиция еще порыщет по его следу, - с видимым удовольствием
произнес Старший Брат, - и вполне может оказаться, что он - самый
обыкновенный убийца, наказанный за это амнезией.
О, Израиль! Ты - обыкновенный убийца! Злобные туземцы поймали тебя в
свои тенета! Лучше бы тебе прибыть к нам пятьдесят миллионов лет назад -
неандертальцы проявили бы к тебе больше внимания и милосердия!
Дэви прищурился и медленно поднес к лицу стиснутые кулаки. Кровь
кипела и бурлила в его венах подобно водопаду. Мгновение он боролся с
желанием наброситься на Инальда Уатта, но тут осознание полнейшей
безысходности камнем обрушилось на него. Руки упали.
- Я должен повидаться с Израилем, - тупо произнес он.
- Сейчас это не представляется возможным, - ответил Уатт. - Дело в
том, что нам пришлось перевести вашего подопечного в более тихое место,
здесь грозили начаться припадки буйства.
- И вы удивляетесь этому? - спросил Дэви.
Заученными ритуальными движениями он застегнул свою тунику.
Старший Брат и Шансфор стояли по обе стороны от камина, вежливо
ожидая его ухода. Дэви, единственный человек, поверивший Израилю, стоял
перед ними сокрушенный, неинтеллигентно переминаясь с ноги на ногу, с
приоткрытым ртом. Наконец он тяжело вздохнул и повернулся к выходу, не
произнося ни слова благодарности. Бросив взгляд на увядшие на его груди
лютики, он подумал: "Как же они, должно быть, забавляли этих людей!" И еще
он подумал, что в них воплотилась вся его слабая связь со здравомыслием и
с Галактикой.
Внезапно он осознал всю жестокость изгнания Израиля, всю горечь
неординарной личности, обреченной жить среди людей, не способных тебя
понять.
- Я буду вынужден обратиться к новостистам из Нового Союза, посмотрю,
может быть они смогут помочь мне! - решительно заявил он.
- Изумительная идея! Эмоциолизм и сенсациолизм - это же их хлеб
насущный, - бросил в след Старший Брат, но Дэви уже не было.
Он слепо спускался по сходням, повернув голову в сторону города.
Дохнуло холодным ветром, и он понял, что забыл на корабле свою меховую
накидку. Но возвращаться теперь за ней было уже слишком поздно.
А над головой, пробиваясь сквозь тонкие облака, с ужасающей
назойливостью сверкали звезды галактики.
5. ЭРА ЗВЕЗД
Сколько раз вся история мира могла бы измениться благодаря
одному-единственному, кажущемуся на первый взгляд, совсем незначительному
событию! Но, разумеется, рассчитать это, выходит за пределы возможного. У
Удачи без числа скрытых лиц. Дайлу - а благодаря Дайлу и Земле - повезло.
Он нашел людей, которые уверовали так же как и он, которые тоже считали,
что дело Израиля требует нового расследования. Благодаря их совместным
усилиям Израиль был освобожден. Он был признан - но, к сожалению, не всеми
- нормальным человеком, в его рассказы верили. Отчет о его жизни, таково
было его собственное определение, стал одним из наиболее драгоценных
документов в мире, а пять содержащих его томов - новым евангелием надежды.
Так странствующее человечество вернулось на Землю. Израиль, хотя он
сам даже не подозревал об этом, был отдаленным потомком одного из тех
исследователей, что нашли в себе мужество отправиться в путешествие к
звездам, много лет назад, еще во времена Эры Роботов.
Мы лишены возможности рассказать о постепенном распространении
человечества по Галактике, мы вынуждены постоянно ограничивать себя
сжатыми и мимолетными взглядами на Землю. Однако, кое-что об этой
экспансии все-таки сообщить необходимо, поскольку иным способом сделать
приводимый далее фрагмент более читабельным и легким для восприятия
невозможно.
Одним из первых межзвездных кораблей, гигантских судов-ковчегов,
отправился в экспериментальный рейс еще в двадцать третьем веке,
получивший имя "Большой пес", он был нацелен на Порцион, но судьба его
оказалась трагической. После этого, вплоть до восьмидесятого столетия
стартовало не особенно много кораблей данного образца, но в некоторых
случаях их полеты увенчались успехом.
На новооткрытых планетах, разбросанных на огромные расстояния друг от
друга, переселенцы создавали колонии, сражались с окружающей средой,
встречаться с которой лицом к лицу они вовсе не были предназначены. Это -
неизбежно, служило стимулом. Колонии начинали процветать. Шли века, и
колонии понемногу начинали запускать свои щупальца в неведомое. Мир за
миром заполнялся энергичными двуногими.
Задумайтесь о судьбах этих миров. Задумайтесь о судьбах этих миров.
Задумайтесь о судьбе Галкондара. Галкондар был колонизирован выходцами с
Короманделла через две тысячи лет после того, как сам он был заселен
первой волной колонистов с Луггата 111. Переселенцы с Галкондара были
намерены устроиться на чужой планете вдоль удобно вытянутой линии в поясе
саваны, но были вынуждены отступить из-за активных и высокоскоростных
летающих рыб.
Эта порода рыб, прибрежные ассатаси, была наделена острой,
стрелоподобной головой, вполне способной пробить грудную клетку человека,
когда рыба двигалась на полной скорости. Большую часть Галкондарского года
прибрежные ассатаси вели себя как обыкновенные летающие рыбы, пользующиеся
своими крыльями при попытке ускользнуть от морских хищников. Но в период
нереста их поведение подвергалось заметным изменениям. Ассатаси -
гермафродиты, способные оплодотворить собственные икринки, из икринок
вырастают крохотные червячки, проникающие в кишечник рыбы-родителя.
Раздраженные и возбужденные этим процессом, ассатаси собираются милях в
пяти от берега - расстояние зависит от рельефа морского дна - выполняют
странные неестественные движения, называемые также "балдежом", как над
поверхностью воды, так и в глубине моря. Такие плотно сбившиеся,
возбужденные косяки могут занимать по площади несколько акров морской
поверхности и насчитывать сотни тысяч рыб. Их "веселье" привлекает
различные породы чаек и бакланов, кружащих над морем, которые на досуге
набивают себе брюхо.
Когда же плотность косяка достигает максимума "балдеж" прекращается.
Ассатаси стартуют с поверхности воды тысячами и поворачивают свои крылья в
