ментальные характеристики, - но так или иначе я почувствовал её
присутствие. Обычно в таких случаях испытываешь неловкость и
даже отвращение; я же напротив, был в восторге... Нет, не то
слово. Тогда у меня было состояние близкое к наркотическому
трансу. Говоря на жаргоне наркоманов, я проторчал. В самом деле,
Артур! Потом я увидел её, услышал её голос, а позже, после нашей
вечеринки... Дело в том, что большая доза алкоголя вызывает у
меня парадоксальную реакцию. Сначала я веду себя как нормальный
пьяный человек, а затем в одночасье трезвею - но как-то странно
трезвею, становлюсь излишне сентиментальным и мнительным. Когда
вы отправились спать, я вышел из дома и целый час простоял возле
той лужи, а в голову мне лезли разные мысли... всякие мысли.
- Например?
- Например, я думал о том, что ей будет к лицу алая туника и
золотой венец королевы Света.
- Ого! - сказал я. - Это уже серьёзно!
- Ещё как серьёзно, - подтвердил Брендон. - Уж если мне суждено
сидеть на троне отца, то я хочу, чтобы рядом со мной была она.
- Но ведь ты совсем не знаешь Дану.
Брендон покачал головой.
- Это не так, Артур. Я знаю её; вернее, знаю, какая она. Может
быть, я не совсем точно выразился, когда сказал, что ощутил
прикосновение её мыслей. На самом деле я не слышал, о чём она
думала; это был контакт иного рода, более глубокий. Я на
мгновение прикоснулся к самому её существу. Чувствуешь разницу?
- Теперь чувствую, - ошеломлённо пробормотал я, поняв, наконец,
что имеет в виду мой брат.
- Подобное случалось со мной несколько раз, - продолжал Брендон.
- По неосторожности, во время гипнотических сеансов с
пациентами. И всякий раз мне становилось противно, а однажды
меня чуть не стошнило; но в том случае всё было иначе. Я...
Впрочем, я уже говорил, что я тогда испытал.
- М-да, - только и сказал я. На память мне пришло одно
пренеприятнейшее происшествие времён моей юности. Я стараюсь как
можно реже вспоминать об этом, ибо воспоминания мои горьки, их
горечь густо замешана на отвращении, которое я чувствую до сих
пор, спустя много-много лет, а над всем этим довлеет чувство
вины и глубокое раскаяние...
Её звали Ребекка или просто Бекки. Она была неодарённой и мало
того - еврейкой, однако я любил её, по крайней мере, был
искренне убеждён, что люблю её. Я страстно желал, чтобы она
подарила мне сына или дочь - тогда я мог бы привести её в
Солнечный Град и назвать своей женой. Бекки, глупышка,
употребляла контрацептивные препараты, она считала, что ещё
слишком молода для материнства, но на сей счёт у меня имелись
другие соображения, поэтому я загодя превращал её
противозачаточные таблетки в стимулирующие витамины... Впрочем,
все мои старания ни к чему не привели, и я говорю об этом лишь
затем, чтобы вы поняли всю серьёзность моих намерений.
А потом произошла катастрофа. Как-то я проснулся среди ночи и
долго смотрел на мою любимую, которая безмятежно улыбалась во
сне; смотрел нежно и ласково, забыв обо всём, в том числе и об
элементарной осторожности. Среди Властелинов выражение "залезть
в душу" употребляется не в переносном, а в самом прямом смысле;
сделать это сознательно - все равно что совершить преступление,
и прежде всего - против себя. Это гнусный акт насилия над
собственной сущностью; залезть кому-нибудь в душу, значит
плюнуть в свою. И я наплевал себе в душу, когда нечаянно увидел,
что творится в душе Ребекки.
Моя нежность мгновенно сменилась брезгливостью, а к горлу
подступила тошнота. Огонь любви, спокойно горевший в моём
сердце, внезапно вспыхнул всепоглощающим пламенем жгучей
ненависти. Объятый ужасом, преисполненный отвращения, весь в
панике, я нырнул в Тоннель и в чём мать родила с
головокружительной скоростью помчался сквозь миры.
Это путешествие я помню очень смутно. Вряд ли тогда я управлял
своими перемещениями сознательно; скорее, сработал приказ,
внушённый мне в детстве: "Если ты смертельно ранен, если ты
беспомощен, ищи приют в стенах родного Дома". Приказ сработал,
командование взяло на себя подсознание, и очевидно, именно оно
привело меня в Сумерки, которые я называл своей второй родиной,
но на самом деле любил их больше, чем Царство Света.
Я вышел... нет - вывалился из Тоннеля под Аркой в Зале Перехода
Замка-на-Закате. Меня знобило, я обливался холодным потом, я был
совершенно голый и еле держался на ногах. Словно в тумане я
увидел глазеющих на меня стражников и открыл было рот, чтобы
позвать их, как вдруг желудок мой скрутило от нового приступа
тошноты; я согнулся пополам, меня вырвало, после чего я рухнул
на пол и потерял сознание.
Очнулся я лишь через десять часов, разбитый и опустошённый,
однако кризис уже миновал. С физическими и психическими
последствиями пережитого мной нравственного шока мне помогла
справиться моя маленькая тётушка Диана - тогда ещё не моя
любимая, а просто моя лучшая подруга, моя младшая сестричка. Ей
и только ей я рассказал о том, что случилось; у неё я нашёл
поддержку, сочувствие и понимание.
С тех пор я не виделся с Бекки и старался не думать о ней, но
полностью забыть её я не смог. То, что я совершил, пусть и
невольно, было самым гадким поступком всей моей жизни, и любое
напоминание о нём вызывало у меня стыд. Дети Света, мягко
говоря, не питали тёплых чувств к детям Израиля, поскольку
последние в период становления нашего Дома чуть не сокрушили все
планы моего прадеда, короля Артура. И хотя официально
антисемитизм у нас не поощрялся, он всё-таки присутствовал и
присутствовал ощутимо. Однако после случая с Бекки я стал одним
из тех немногих Светозарных, кто относился к израильтянам без
тени враждебности; а яростные борцы с мировым сионизмом,
невзирая даже на то, что я был принцем, сыном короля, занесли
меня в свои чёрные списки. И никто, кроме Дианы, понятия не
имел, что моя расовая терпимость - дитя любви, закончившейся
ненавистью, и рождена она в тяжких муках раскаяния...
Я тряхнул головой, прогоняя прочь воспоминания. Брендон, всё это
время смотревший на меня, истолковал моё поведение по-своему.
- Я понимаю, Артур, тебе трудно в это поверить. Внутри каждого
человека столько грязи, что лишь он сам может терпеть её, да и
то не всегда. А для постороннего увидеть её, прикоснуться,
попробовать - в лучшем случае противно. Всё это так; но ведь
должны же быть исключения. Те самые исключения, которые
подтверждают общее правило, исключения, без которых это самое
правило становится бессмысленным. В случае с Даной как раз имело
место такое исключение, и вместо всего наихудшего, что в ней
есть, что есть в каждом человеке, я увидел самое прекрасное.
Может быть, мне помог опыт общения с Брендой. Мы научились
терпеть грязь друг друга, как свою собственную; в некотором
смысле, она у нас общая. И отношения между нами сродни отношению
других людей к самим себе: толика презрения, изрядная доля
скепсиса и безграничная самовлюблённость.
- Похоже, вы не мыслите себя друг без друга, - сказал я.
- Ещё бы, - кивнул Брендон. Затем он подозрительно покосился на
меня и добавил: - Но если ты намекаешь...
- Ни на что я не намекаю, - поморщившись, произнёс я. - И
знаешь, брат, мне кажется, что вы с Брендой отчасти сами
виноваты в том, что вас подозревают в кровосмешении. Ваши
настойчивые утверждения, что между вами ничего нет, не было и
быть не может, производят обратный эффект. Я-то, положим, верю
вам, потому что хочу верить, однако вынужден признать, что ваш
излишний пыл настораживает. Будь я объективен по отношению к
вам, я бы, пожалуй, припомнил пословицу, которая гласит, что
дыма без огня не бывает. Или другую, ещё более меткую - на воре
шапка горит.
Брендон был явно обескуражен моим ответом. Несколько секунд он в
недоумении смотрел на меня, потом смущённо отвёл взгляд, достал
из кармана сигарету и закурил. Сделав глубокую затяжку и
выдохнув дым, он сказал:
- Хорошо, Артур, мы с Брендой учтём твоё замечание. И кстати, о
горящих шапках. Всякий раз, когда речь заходит о Дане, у тебя
слегка дрожит голос, а порой краснеют щёки. С чего бы это?
Сначала я почувствовал лёгкое раздражение и хотел было
посоветовать Брендону не совать свой нос в чужие дела. Но потом
я сообразил, что он вовсе не поддевает меня, и его вопрос
продиктован не праздным любопытством. Моё раздражение мигом
улетучилось.
- Да никак ты ревнуешь, братец! - сказал я.
- Ревную, - честно признался Брендон. - Я же говорил, что у меня
серьёзные намерения. Поэтому мне небезразлично всё, что между
вами происходит. А между вами что-то нечисто - это и ослу
понятно. Вы любовники?
Я вздохнул, забрал у Брендона сигарету, в три затяжки докурил её
и выбросил окурок за борт.
- Нет, - ответил я. - Мы не любовники и никогда не станем
любовниками. - Боясь, что мои слова прозвучали не слишком
убедительно, я поспешил добавить: - Ты ошибаешься, считая меня
своим соперником, Брендон. Не я твой соперник.
- А кто же?
- Морган Фергюсон. Относительно Даны у него тоже серьёзные
намерения. Он собирается развестись с женой, чтобы жениться на
ней.
- Ага, - сказал Брендон, нахмурившись.
- Вот то-то же. И я считаю своим долгом предупредить вас обоих -
во избежание возможных недоразумений.
Пока мой брат переваривал полученную информацию, я сунул руку за
отворот камзола и извлёк оттуда небольшое круглое зеркальце.
Брендон собирался встать и отойти в сторону, но я жестом велел
ему оставаться на месте.
Рябь... Туман... Контакт.
Я увидел лицо Даны в обрамлении золотисто-рыжих волос, которые
беспорядочно разметались по подушке. Она смотрела на меня, сонно
улыбаясь, и часто моргала своими большими зелёными глазами.
Лично для меня нет зрелища прекраснее, чем вид нежащейся в
постели девушки, и мне стоило больших усилий не залюбоваться ею
в присутствии Брендона.
- Доброе утро, Дана, - сказал я. - Извини, если разбудил тебя.
- Привет, Артур, - ответила она. - Не беспокойся, я уже давно
проснулась. Вот только никак не могу заставить себя встать.
- Почему? Ты заболела?
- Слава богу, нет. Просто мне скучно. После твоего возвращения
мы с Дейрдрой ни разу не ссорились по-настоящему.
- Так это же великолепно!
Дана вздохнула.
- Может быть. Но, признаться, я так привыкла к нашим утренним
ссорам, что теперь скучаю без них.
(Каково, а?! Нет, женщины - это что-то с чем-то!)
- Между прочим, - сказал я. - Ты помнишь моего брата Брендона?
- Такой невысокий, очень симпатичный, с голубыми глазами и
светлыми волосами?
- Он самый.
- Дейрдра сказала, что он прибыл вместе с тобой.
- Да. И сейчас он тоже скучает. Ты не хочешь поскучать вместе с
ним?
Дана удивлённо подняла брови.
- Как это?
- Очень просто, - ответил я и сунул в руки растерянному Брендону
зеркальце. - Думаю, нет нужды представлять вас друг другу?
Не давая им времени опомниться, я встал со скамьи и быстрым
шагом направился к кормовой части корабля, где находились наши
каюты. На полпути до меня донёсся сбивчивый голос Брендона:
- Здравствуйте, Дана... Вы не против, если я буду называть вас
просто по имени?
Что ответила Дана, я уже не расслышал; но вряд ли она стала
возражать.
В просторной каюте, которую занимали наши девочки, я застал
только Бренду. Одетая в розовую пижаму, сестра сидела на широкой
койке, поджав под себя ноги, и возилась со своим портативным
компьютером.
- Привет, Артур, - сказала она, не переставая нажимать на
клавиши. - Как спалось?
- Спасибо, хорошо, - ответил я. - Только немного озяб ночью... -
Тут я растерянно умолк, обнаружив, что в каюте жарко, как в
печке. Источником тепла был невесть откуда взявшийся
электрический камин, подключенный к небольшому генератору,
который черпал энергию из Формирующих. - Чёрт побери! Как это мы
с Брендоном не додумались?..
Бренда отложила в сторону компьютер, вытянула ноги и
рассмеялась.
- Мужчины! При всей вашей изобретательности, вы ужасно
