спотыкаясь, хрипло крича:
- Геракл! Я здесь!.. здесь я... Геракл, оружие!..
"Совсем ошалел малый, - пробормотала старая повариха, равнодушно
наблюдавшая за происходящим. - Ох, надорвется... к Гераклу взывает, а где
он, этот Геракл?.." Она нагнулась и отцепила котомку, веревкой
захлестнувшую один из сучков дубины и волочившуюся следом - но Лихас не
заметил этого и слов поварихи не услышал; он плакал и тащил, тащил и
плакал, пока дубина вдруг не взлетела в воздух, а Лихас стал
сильным-сильным, а потом - слабым-слабым, потому что дубина обожгла
ладони, вырвавшись из рук и улетев в небо...
- Спасибо, малыш! - выдохнул Ификл - или это только послышалось
съежившемуся Лихасу? - и с ревом кинулся на помощь брату, топча
разбросанные тела; но тут, перекрывая шум, царивший во дворе, от ворот
коротко и страшно прозвенело:
- Стоять! Всем стоять!
И медным гулом, словно Сторукие разом ударили в стены Тартара:
- Я кому сказал?!
На миг все замерло; раскрытые в беззвучном вопле рты, взметнувшиеся
вверх палки, выставленные перед собой мечи и копья, занесенная над головой
дубина...
И в наступившей тишине, вжимая вихрастый затылок в тощие плечи, Лихас
обернулся.
У ворот, рядом с долговязым, нарядно вырядившимся ойхаллийцем лет
сорока пяти - рядом с этим ничуть не заинтересовавшим Лихаса человеком
стоял Иолай. По сравнению с ойхаллийцем Иолай выглядел нелепо молодым и
низкорослым, но Лихас ни на мгновение не усомнился, кто остановил побоище.
- Из-за чего шум? - уже спокойнее проговорил Иолай, вразвалочку
выходя на середину двора; но в горле его еще клокотали отзвуки недавнего
крика.
Так вибрирует стрела, вонзившаяся в цель.
Тишина.
Не та, лесная, безмятежная - другая.
- Из-за меня, - виновато сообщил Лихас во второй раз, бочком подходя
к Иолаю и ожидая неминуемой затрещины.
"Этот не промахнется", - мелькнуло в голове.
Иолай посмотрел на понурившегося мальчишку, на приходящего в себя
Алкида, на Ификла с дубиной на плече, на кольцо солдат, топорщившееся
бронзовыми шипами...
- Ладно, - буркнул он. - Размялись - и будет. Где поклажа?
- Там, - руки братьев и Лихаса дружно вытянулись по направлению к
дальнему концу двора.
- Берите и тащите за мной, - Иолай с хрустом потянулся всем телом,
словно после долгой и утомительной работы. - Сейчас нам покажут наши
покои. А дубину... ее, пожалуй, сдайте в оружейную. Вот Лихас пусть и
отнесет. Ну что, двинулись?
Уже у дверей выделенных им покоев - самых дальних в восточном крыле
первого этажа, куда вела галерея - Иолая догнал запыхавшийся
Ифит-ойхаллиец.
- Все в порядке, - ответил он на невысказанный вопрос. - Когда
узнали, с кем дрались и живы остались - распухли от гордости, как жабы
перед дождем. Теперь квакают. Твои отец с дядей - они как, пьют много?
- А что? - не понял Иолай.
- Ничего. Каждый с Гераклом выпить хочет. Чтобы было о чем детям в
старости рассказывать. А тебя басилей Эврит просит ближе к вечеру зайти в
мегарон. Хорошо?
- Хорошо, - несколько недоумевая, ответил Иолай.
А скоро настал и вечер.
6
Пятеро немолодых людей сидели перед Иолаем, на миг задержавшимся на
пороге прямоугольного, слегка вытянутого мегарона, в открытую прихожую
которого вела колоннада из дворцового двора.
Пятеро владык.
Старый знакомец Эврит-стрелок, басилей Ойхаллии и негласный хозяин
всей Эвбеи; схваченные на лбу ремешком белоснежные волосы обильно падают
на плечи, дубленая кожа лица собрана в многочисленные складки, костистые
руки тяжко легли на подлокотники кресла, и скамеечка для ног отброшена за
ненадобностью - даже сидя, Эврит Ойхаллийский кажется выше всех, так что
острые колени басилея торчат неприлично высоко, словно взрослый человек по
ошибке уселся в детское креслице.
Это было бы смешно, если бы касалось кого-нибудь другого.
Еще один знакомец, но уже не столь давнего времени - скупердяй Авгий,
зажавший в цепком кулачке плодородную Элиду; рыхлый, приземистый плешивец
с нездоровым цветом лица, чья душа вряд ли чище его знаменитых конюшен. Не
раз элидский басилей пытался доказать свое происхождение то от Гелиоса, то
от Посейдона - но весь Пелопоннес слишком хорошо помнил разбойные выходки
подлинного отца Авгия, беспутного Форбанта-лапифа, который со товарищи
обирал паломников на дорогах Фокиды и однажды даже поджег Дельфийский
храм, за что был ранен стрелой Аполлона.
А проще сказать - тяжело заболел, но почему-то выжил.
Рядом со скособоченным Авгием сидел спартанец Гиппокоонт, силой
отобравший власть у родных братьев Икария и Тиндарея, изгнав последних из
Спарты. Иолай видел Гиппокоонта впервые, но надменно-окаменевшая фигура
басилея, сухой, мускулистый торс, обжигающий лед взгляда - все сразу
выдавало в нем уроженца Лаконии, которого легче убить, чем убедить.
Да и убить, в общем-то, тоже непросто.
Лаомедонт-троянец стоял у очага и бездумно щурился, глядя в
сердцевину огненного цветка. Багровые сполохи зыбко бродили по его белому,
холеному лицу (борода у Лаомедонта росла плохо; верней, не росла вовсе), и
Иолай вдруг остро вспомнил ту багровую мглу, которую живым вспоминать не с
руки - мрак Аида, зарницы Острова Блаженства... Вот троянец потер руки,
повернулся, приветливо кивнув Иолаю - нет, не так он смотрел в свое время,
когда гнал спасителя своей дочери прочь от Трои, понадеявшись на крепость
стен и на то, что Геракл спешит вернуться в Микены после похода на
амазонок.
"Не здесь", - напомнил себе Иолай.
И совсем с краю, на низеньком табурете, полускрытый спинкой Эвритова
кресла и одной из четырех колонн, окружавших очаг мегарона, примостился
Нелей, ванакт торгового Пилоса.
Серое на сером.
Тень, не человек.
Взглянешь - не заметишь.
Эврит, не вставая, подхватил со столика - гнутые ножки в виде львиных
лап неприятно напомнили Иолаю о былом - два чеканно-мерцающих кратера с
вином и воздел руки вверх, недвусмысленно предназначая одну из чаш гостю.
- Войди, о достойнейший Иолай, и присоединись к нам с открытым
сердцем, совершив возлияние в честь богоравного Геракла, Истребителя
Чудовищ! - звучным не по-стариковски голосом провозгласил басилей
Ойхаллии.
"Умно, - оценил Иолай, приближаясь к столу и с поклоном беря
предложенный кратер. - Собравшихся не представил: и им польстил - кто ж
вас, владыки, не знает?.. и мне - входи запросто, как равный к равным; и
Гераклу - вот мол, несмотря на досадное недоразумение, совершаем
возлияние, хвалу возносим... что же ты не Алкида позвал-то, а меня?!"
Вино пряным потоком обожгло горло, чаша опустела - и Иолай поставил
ее обратно на столик.
Незаметно огляделся.
- Хорош ли был путь сюда из Тиринфа? - даже радушные слова
Авгий-элидянин умудрялся произносить так, что они казались жирными. - Да
ты садись, садись, Иолай, вон и кресло свободное...
- Хорош, - коротко ответил Иолай, садясь. - Хвала богам.
Владыки переглянулись.
- И героям, - тихо добавил Эврит, и пальцы его, сухо хрустнув, цепко
охватили подлокотники.
- Вот уж кому низкий поклон за дороги наши, - Авгий пригладил
ладошкой вспотевшую плешь, - так это героям. И в первую голову -
богоравному Гераклу, лучшему из людей. Чудищ-то под корень повыбил,
разбойничков приструнил, кентавров да лапифов - к ногтю... те, которые
остались - пакость мелкая, все между собой грызутся, им не до нас! Торгуй
не хочу! Добрые соседи, я тебе, ты мне, они нам...
- И все - Микенам, - неожиданно отрубил прямолинейный Гиппокоонт, для
убедительности припечатав колено огрубелой ладонью.
Шевельнулась на табурете тень Нелея Пилосского - сказать что-то
хотел? Нет, промолчал - а багровые блики на лице троянца сложились в
улыбку.
Дескать, не все - Микенам.
Так и имейте в виду, досточтимые.
- Здесь все свои, - Эврит резко наклонился вперед и просто-таки
вцепился взглядом в лицо Иолая. - И говорим, как свои, без обиняков.
"Ну-ну, смотри, лучник, - усмехнулся про себя Иолай (на всякий случай
расплываясь в тщеславной гримасе - как же, большие люди к своим
причислили!). - Много ты высмотришь, чего я не захочу... И все-таки, что ж
вам нужно от меня, правители? Здравицу Гераклу подпеть?.. Шестым голосом?"
Видимо, басилей Ойхаллии удовлетворился осмотром - потому что вновь
откинулся на спинку кресла и поиграл в воздухе длинными сухими пальцами.
Словно птенца ловил.
- Почему твой дядя Геракл по окончании службы не сел вместо Эврисфея
на микенский трон? - мягко, почти ласково спросил Эврит-лучник. - Каждый
от Эвбеи до Пилоса ждал этого... дождемся ли?
И снова улыбнулся Лаомедонт.
От Эвбеи до Пилоса - а мы, троянцы, много восточнее...
"Кто я для них? - Иолай потянулся к кратеру, будто забыв, что чаша
пуста. - Нечто вроде Лихаса?.. Ума мало, шрамов много, гордыня не по
годам; на право наследования купить хотите, владыки? Сказать бы вам,
каково оно, мое право - небось, вино бы поперек глотки встало!"
- Вряд ли, - он взял крутобокий кувшин, расписанный изображениями
стилизованных осьминогов, накренил его, и багровая струя полилась в
кратер. - Вы вот Геракла больше по басням слепых рапсодов знаете, а я с
пеленок за ним... Герой? Да, герой. Великий? Да, великий. Ве-ли-чай-ший!
Но в первую очередь он - сын Зевса! - для пущей убедительности Иолай ткнул
чашей в потолок, расплескав вино на себя. - Сын Зевса! Что отец небесный
повелит, то и делает! Скажете - неправильно?
- Правильно! - поспешно согласился Авгий; остальные промолчали.
- И я говорю, что правильно! Но иногда - жалко, - Иолай залпом осушил
кратер, мельком отметив отсутствие слуг в мегароне и закуски на столе. Ну
что ж, будем считать дело сделанным - вино ударило в голову молодому
герою, развязав язык; а посторонних ушей, раз все свои, можно не
опасаться.
Этого добивались, владыки?
- Жалко! - но правильно. Мы не Эврисфею служим! Мы - руки
Громовержца, его земные молнии! Мы - я и Геракл... в смысле, Геракл и я. И
наша служба, наша почетная и многоопасная служба...
- Окончена, - спокойно завершил Эврит. - Двенадцать лет, день в день.
Если верить Зевсу, бессмертие Гераклу обеспечено. Но ведь он еще и здесь,
на земле поживет... или я не прав? Отчего б не пожить Гераклу, богоравному
герою, сыну Зевса - не пожить еще и ванактом Микенским?! А потом удалиться
на Олимп, оставив ванактом Микенским - ну, допустим, Иолая, племянника и
друга?
- А Зевс? - тупо спросил Иолай, методично наполняя вином все чаши, до
которых смог дотянуться.
Потом выбрался из кресла и, пошатываясь, разнес кратеры
присутствующим.
- А Зевс?! - еще раз возгласил он на весь мегарон и поднял чашу к
закопченным балкам потолка, словно это был священный ритон [священный
сосуд для возлияния богам], спустя мгновение осушив ее до дна.
Остальным волей-неволей пришлось последовать его примеру.
- А... что, собственно, Зевс? - слегка охрипнув, поинтересовался
Авгий, зябко передергиваясь.
- Как это что?! Кто тридцать шесть лет назад возгласил: "Быть
новорожденному ванактом Микенским и владыкой над всеми Персеидами!" Он
возгласил, Зевс, Дий-отец... про Эврисфея, между прочим! Значит, так тому
и быть!
- Да Зевс же Геракла, дядю твоего родного, в виду имел! - Авгий
замахал на Иолая пухлыми ручками. - А Гера Никиппе, Эврисфеевой мамаше,
роды ускорила - вот и вышла ошибочка! Кому, как не нам, ее исправить?
