сомневаюсь, что у тебя хватит мужества покончить с собой. Жертвуя
чужими жизнями, ты будешь жить и надеяться, что я умру раньше тебя.
Ну что ж, живи и надейся.
С этими словами он развернулся, вышел из дома и не спеша
направился к своему летательному аппарату - скорее всего,
космическому кораблю. Некоторое время я неподвижно сидел в кресле,
борясь с оцепенением, затем резко вскочил на ноги, сорвал со стены
лазерное ружье и выпустил в спину Александра длинную очередь.
Смертоносные лучи прошли сквозь него, не причинив ему ни малейшего
вреда. Он не остановился, не сбавил шаг и даже не оглянулся, а
продолжал свой путь, как будто вовсе ничего не произошло.
Эта пренебрежительность добила меня окончательно. Я швырнул на
пол ружье, взбежал на второй этаж в свою спальню, бухнулся ничком на
кровать и так пролежал несколько часов в полной прострации. Если бы
я мог заплакать, рассмеяться или в какой-нибудь другой форме
закатить истерику, мне было бы гораздо легче. Но я не мог. И
продолжал страдать молча, беззвучно.
В моем персональном аду обстановка изменялась по классическому
инфернальному сценарию - чем дальше, тем хуже. Даже тогда, когда,
казалось бы, хуже быть не может...
* * *
На закате того же дня я похоронил незадачливых слуг Александра в
одной братской могиле (на три отдельных меня не хватило) позади
дома. Насыпав сверху холмик, я после некоторых колебаний увенчал его
наспех сработанным деревянным крестом. Усопшие, по крайней мере двое
из них, явно принадлежали к белой расе, к тому же Александр, будучи
религиозным фанатиком, вряд ли потерпел бы в своем окружении людей,
почитавших иного бога, кроме Иисуса. Затем я прочел над могилой
короткую заупокойную молитву и вернулся в дом - мне предстояла
кропотливая работа по уборке холла и ремонту изуродованного взрывом
фасада.
Весь следующий год прошел в тревожном ожидании очередного визита
Александра. Под конец я уже не находил себе места от нетерпения и
даже испытал какое-то противоестественное удовлетворение, когда мой
злой гений явился точно в срок.
Увы, он выполнил свою угрозу и опять привел с собой троих
человек, причем на этот раз одна из них была женщина. Ее звали Рут
Якоби - позже я нашел при ней удостоверение медицинской сестры,
выданное департаментом здравоохранения Нового Хеврона. Очевидно,
Александр сказал ей, что я свихнувшийся мизантроп и остро нуждаюсь в
дозе успокоительного. Возможно, он предъявил ей фальшивое заключение
психиатра. А может, ничего не предъявлял - если она находилась у
него на службе, - просто сказал, что так нужно, без объяснений.
Я не пытался сопротивляться и безропотно позволил вколоть себе
очередную годовую дозу дьявольского зелья, нивелирующего мой Дар.
Пока женщина выполняла свою нехитрую работу, мужчины держали меня за
руки - на всякий случай. Александр наблюдал за происходящим с
полнейшим равнодушием и даже несколько отрешенно. Казалось, его
мысли витали очень далеко отсюда.
Когда инъекция была сделана, он подошел ко мне ближе и спросил:
- Кстати, ты знал, что Кевин нашел мою дочь?
Я ничего не ответил и подумал лишь, что Диана, как всегда,
оказалась права. Та Дженнифер, о которой упоминал Кевин в
подслушанном нами разговоре, на самом деле дочь Александра и,
похоже, ожидает ребенка от сына его злейшего врага. Вот уж
действительно ирония судьбы!
Так и не дождавшись ответа, Александр внушительно произнес:
- Если ты знал об этом, то совершил роковую ошибку, ничего не
рассказав Морису. Тогда я не стал бы трогать тебя и уступил бы вашей
семейке Софи, чтобы без проблем заполучить дочь. А теперь мне
придется рискнуть.
Чуть ли не целую минуту я соображал, что он имеет в виду. Наконец
понял: Александр собирается похитить дочь, подстроив, как и в случае
со мной, ее "гибель". Естественно, ее тело найдено не будет. Такое
совпадение, ясное дело, не может не вызвать подозрений наших родных.
Особенно параноика Кевина. В этот момент я был искренне рад, что у
меня есть такой психованный кузен. Это был мой шанс на спасение -
крохотный, почти невероятный, и все же шанс...
Вместе с тем, мне было заранее жаль эту девушку, Дженнифер. Я не
знал ее и никогда не видел, но почему-то был уверен, что она не
обрадуется такому папаше...
Папаше, который только что хладнокровно прикончил еще троих
человек, в том числе женщину, и лениво, вразвалочку направился к
своему кораблю.
Корабль не взлетел. Он просто исчез вместе с Александром. До
следующей встречи через год...
В моем комфортабельном и кошмарном аду.
Глава 3. АРТУР ТРУДНО БЫТЬ КОРОЛпМ
Неладно что-то в королевстве Датском. Явно неладно. И давно
неладно...
Я так часто повторяю в мыслях эти слова, что порой мне начинает
казаться, будто я и есть принц Гамлет с его вечным вопросом: "Быть
или не быть?.." Правда, у меня нет дяди-злодея, и тень коварно
убиенного отца не тревожит меня по ночам, требуя отмщения. Зато мне
хватает забот с двумя Офелиями и целым выводком детей, которыми
шекспировский Гамлет, по причине ранней смерти, обзавестись не
успел.
Да и мое королевство побольше Датского. У меня целый Дом - с
большой буквы, - причем единственный сущий в Срединных мирах, что
только добавляет проблем, ибо нельзя списать внутренние неурядицы на
происки других Домов. К тому же, в отличие от Гамлета, я не
наследный принц, с которого, в сущности, взятки гладки. Я
царствующий король, абсолютный монарх, обладающий всей полнотой
власти в Доме и, следовательно, всей полнотой ответственности за
власть.
Впрочем, государственные дела донимают меня гораздо меньше,
нежели личные. Но это еще не значит, что я плохой король; надеюсь,
что нет. Просто в моем королевстве дела идут в целом неплохо, а если
случаются какие-нибудь досадные эксцессы, то большей частью это
издержки роста. Дом у Источника очень молод, совсем недавно мы
отметили четвертьвековой юбилей со дня его основания - короткий срок
для любого государства, а что уж говорить о Домах Властелинов, иные
из которых насчитывают десятки тысячелетий своей истории. Поэтому,
когда назревает очередной кризис, я стараюсь не драматизировать
ситуацию, а, засучив рукава, берусь за решение проблемы, походя
убеждая всех и каждого, что никаких причин для беспокойства нет.
Зачастую одной лишь непоколебимой уверенности в благоприятном исходе
дела (умноженной, разумеется, на авторитет) оказывается вполне
достаточно, чтобы предрешить оный исход. Нужно только уметь заразить
своих сторонников оптимизмом, а противникам с самого начала внушить
чувство обреченности. Я это умею.
Что ж до моей личной жизни, то, увы, она неотделима от жизни
всего государства. И нелады в семье правителя не лучшим образом
влияют на имидж верховной власти в Доме, олицетворением которой
являюсь я, король Артур II Кевин Пендрагон, император Авалонский,
владыка Земли Артура, покровитель Срединных миров, Главный Страж
Источника - и так далее.
Нельзя сказать, что я привык к тому, что люблю двух женщин
одновременно. Боюсь, к этому привыкнуть невозможно... во всяком
случае, человеку моего склада - пусть и любвеобильному, но по натуре
своей убежденному приверженцу моногамии. Последние двадцать восемь
лет я будто хожу по лезвию бритвы. Это сущая каторга, но при всем
том я отнюдь не считаю себя несчастным страдальцем. По-своему я даже
счастлив... правда, только по-своему.
Так уж получилось, что Диана - женщина, которую я любил и которую
давно считали погибшей, - была чудом возвращена к жизни. Чудо это
сотворила Дэйра, Хозяйка Источника, - женщина, которую я любил после
Дианы и которую бросил, когда влюбился в Дану, мою нынешнюю жену. Не
знаю, чем был продиктован поступок Дэйры - милосердием или жаждой
мести, а может, и тем, и другим, - но я на нее не в обиде. У меня
просто язык не поворачивается упрекнуть ее в этом. Я искренне, всей
душой благодарен ей за то, что она разрушила нашу с Даной семейную
идиллию и превратила мою жизнь в нескончаемую пытку.
Да и вообще, с какой стороны ни глянь, Дэйру не в чем винить. В
моих мучениях повинен лишь я сам, и только я один. Когда Диана
вернулась из царства теней, я оказался перед выбором - она или Дана.
Но я не смог выбрать. Не могу это сделать и по сей день - обе равно
дороги мне, хоть и по-разному, обеих я одинаково сильно люблю. А
обвинять в моих бедах Дэйру, значит перекладывать с больной головы
на здоровую. Это не в моих привычках.
Еще одна моя головная боль - дети. В общей сложности, их у меня
тринадцать - семь дочек и шесть сыновей - чертова дюжина. Впрочем, я
не суеверен, и меня не смущает зловещая магия этого числа. К тому же
три года назад, еще до рождения Дункана, дела обстояли ничуть не
лучше. И все-таки я нет-нет да задумываюсь: какой же сюрприз
преподнесет мне мой тринадцатый отпрыск, когда вырастет? А что
сюрприз будет, я почти не сомневаюсь. С каждым взрослым сыном у меня
полно хлопот. С дочками тоже, но сыновья... сыновья...
Джона. Он так жаждал моей крови, что пролил кровь десятков ни в
чем не повинных людей и едва не спровоцировал войну между Израилем и
Царством Света. Я признаю, что Джона имел полное право мстить мне за
разбитую жизнь своей матери Ребекки, но, ослепленный ненавистью, он
перешел все допустимые границы и из мстителя превратился в
преступника.
Шон. Мой сын - мой соперник. Живой упрек моей совести. Он тоже
любит Диану и этим причиняет мне страдания. Мне больно не за себя, а
за него. Будь у Шона хоть малейший шанс, я ушел бы с его пути, но -
увы. Извини, сынок, в этом нет ни твоей, ни моей вины, это наша
общая беда. Надеюсь, ты еще встретишь свое счастье...
Артур. Мой тезка. Рыцарь без страха и упрека. Ярый поборник
справедливости, защитник слабых и угнетенных. Он странствует по
мирам, беспощадно искореняя зло, учит людей жить в мире и согласии
друг с другом, а если темные и невежественные людишки не желают
добровольно встать на праведный путь, то он силой принуждает их
возлюбить ближнего, как самого себя. Ему невдомек, чем стелится
дорога в ад...
Марвин. Мое разочарование. Ему только пятнадцать лет, а он уже
твердо решил стать священником. В принципе, нет ничего плохого в
том, что человек решил посвятить себя целиком служению Богу, в
которого искренне верит. Но Марвин слишком резок, нетерпим и
обладает чересчур бурным темпераментом для будущего пастыря
человеческих душ. К тому же его одержимость религией живо напоминает
мне фанатизм Александра. Я очень за него беспокоюсь...
И, наконец, Кевин. Мой наследник. Моя гордость - и моя боль. Он
так похож на меня - и внешне, и характером, и складом ума, и даже
комплексами, - что это приводит его в бешенство. И вовсе не потому,
что он видит во мне плохой пример для подражания, дело в другом. Как
и любая незаурядная личность, Кевин стремится к самоутверждению, он
хочет быть похожим только на себя, и, ясное дело, его раздражают
постоянные, а порой неуместные, сравнения со мной. Я прекрасно
понимаю, что он чувствует, когда слышит умиленное: "Ах, вылитый
отец!". Я понимаю, почему он всячески отмежевывается от меня, по
малейшему поводу и без всякого повода идет на конфронтацию, при
любом удобном случае подчеркивает наши разногласия. Все это я
понимаю - но от понимания мне легче не становится...
Особенно сильно меня огорчает, что целых четырнадцать лет Кевин
ни единым словом не обмолвился о своем открытии, которое коренным
