Игра в <святое>, достигшая здесь такой гениальности, какой не
достигала она нигде в другом месте - ни в книгах, ни среди людей, -
жульничество в словах и жестах, как искусство, - это не есть
случайность какой-нибудь единичной одарённости, какой-нибудь
исключительной натуры. Это принадлежность расы. В христианстве, как
искусстве свято лгать, всё иудейство, вся наистрожайшая многовековая
иудейская выучка и техника доходят до крайних пределов мастерства.
Христианин, этот ultima ratio лжи, есть иудей во второй, даже
третьей степени... Основная воля, направляемая только на то, чтобы
обращаться с такими понятиями, символами, телодвижениями, которые
доказываются из практики жреца, инстинктивное уклонение от всякой
другой практики, от перспектив всякого иного рода оценок и
полезностей - это не только традиция, это наследственность: лишь как
наследственное действует оно, как природа. Все человечество, даже
лучшие умы лучших времен (исключая одного, который, может быть,
единственный - не человек) позволяли себя обманывать. Евангелие
читали как книгу невинности... ни малейшего указания на то, с каким
мастерством ведётся здесь игра. - Конечно, если бы мы видели их,
даже хотя бы мимоходом, всех этих удивительных лицемеров и
фокусников-святых, то с ними было бы покончено - и именно потому,
что я не читаю ни одного слова без того, чтобы не видеть жестов, я и
покончил с ними... Я не выношу по отношению к ним известного способа
смотреть снизу вверх. - К счастью, книги для большинства есть только
литература. Нельзя позволять вводить себя в заблуждение: <не
судите!> - говорят они, но сами посылают в ад всё, что стоит у них
на пути. Препоручая суд Богу, они судят сами; прославляя Бога, они
прославляют самих себя; требуя тех добродетелей, которые как раз им
свойственны, - даже более, которые им необходимы, чтобы вообще не
пойти ко дну, - они придают себе величественный вид борьбы за
добродетель, борьбы за господство добродетели. <Мы живём, мы
умираем, мы жертвуем собою за благо> (<Истина>, <Свет>, <Царство
Божье>); в действительности же они делают то, чего не могут не
делать. Сидя в углу, ёжась, как крот, живя в тени, как призрак, -
они создают себе из этого обязанность: по обязанности жизнь их
является смирением, как смирение она есть лишнее доказательство
благочестия... Ах, этот смиренный, целомудренный, мягкосердый род
лжи! - <За нас должна свидетельствовать сама добродетель>... Читайте
Евангелия, как книги соблазна при посредстве морали: эти маленькие
люди конфискуют мораль, - они знают, как нужно обращаться с моралью!
Люди всего лучше водятся за нос моралью! - реальность заключается в
том, что здесь самое сознательное самомнение избранников разыгрывает
скромность: себя, <общину>, <добрых и справедливых> раз навсегда
поставили на одну сторону, на сторону <истины>, а всё остальное,
<мир>, - на другую... Это был самый роковой род мании величия, какой
когда-либо до сих пор существовал на земле: маленькие выродки святош
и лжецов стали употреблять понятия <Бог>, <истина>, <свет>, <дух>,
<любовь>, <мудрость>, <жизнь> как синонимы самих себя, чтобы этим
отграничить от себя <мир>; маленькие евреи в суперлативе, зрелые для
любого сумасшедшего дома, перевернули все ценности сообразно самим
себе, как будто <христианин> был смыслом, солью, мерой, а также
последним судом всего остального... Вся дальнейшая судьба
предопределилась тем, что в мире уже существовал родственный по расе
вид мании величия, - иудейский: коль скоро разверзлась пропасть
между иудеем и иудейским христианином, последнему не оставалось
никакого иного выбора, как ту же процедуру самоподдержания, которую
внушал иудейский инстинкт, обратить против самих иудеев в то время,
как иудеи обращали её до сих пор только против всего не иудейского.
Христианин есть тот же еврей, только <более свободного> исповедания.
45
- Я дам несколько примеров того, что засело в голову этих маленьких
людей, что вложили они в уста своему учителю: это настоящее
признание <прекрасных душ>. -
<И если кто не примет вас и не будет слушать вас, то, выходя оттуда,
отрясите прах от ног ваших, во свидетельство на них. Истинно говорю
вам: отраднее будет Содому и Гоморре в день суда, нежели тому
городу> (Марк 6, 11). - Как это по-евангельски!..
<А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше
было бы, если бы повесили ему жерновный камень на шею и бросили его
в море> (Марк 9, 42). - Как это по-евангельски!..
<И если глаз твой соблазняет тебя, вырви его: лучше тебе с одним
глазом войти в Царствие Божие, нежели с двумя глазами быть ввержену
в геенну огненную, где червь их не умирает и огонь не угасает> (Марк
9,47). - Не глаз только здесь подразумевается...
<И сказал им: истинно говорю вам: есть некоторые из стоящих здесь,
которые не вкусят смерти, как уже увидят Царствие Божие, пришедшее в
силе> (Марк 9, 1). - Хорошо солгал, лев.
<Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и
следуй за Мною. Ибо...> (Примечание психолога. Христианская мораль
опровергается этим <ибо>: опровергать её <основы> - это
по-христиански) (Марк 8, 34). -
<Не судите, да не судимы будете. Какою мерою мерите, такою и вам
будут мерить> (Матф. 7, 1). - Какое понятие о справедливости, о
<праведном судии!..>
<Ибо, если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же
ли делают и мытари? И если вы приветствуете только братьев ваших,
что особенного делаете? Не так же ли поступают и мытари?> (Матф. 5,
46). - Принцип <христианской любви>: она хочет быть в конце концов
хорошо оплаченной...
<А если не будете прощать людям согрешений их, то и Отец ваш не
простит вам согрешений ваших> (Матф. 6, 15). - Очень компрометирует
вышеназванного <Отца>:
<Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это всё приложится
вам> (Матф. 6, 33). - Всё это: т. е. пища, одежда, все насущные
потребности жизни. Заблуждение, скромно выражаясь... Незадолго перед
этим Бог является портным, по крайней мере в известных случаях...
<Возрадуйтесь в тот день и возвеселитесь, ибо велика вам награда на
небесах. Так поступали с пророками отцы их> (Лука 6, 23). -
Бесстыдное отродье! Они сравнивают себя уже с пророками!..
<Разве не знаете, что вы храм Божий, и Дух Божий живёт в вас? Если
кто разорит храм Божий, того покарает Бог, ибо храм Божий свят; а
этот храм - вы> (Павел 1 к Коринф. 3, 16). - Для подобного нет
достаточной меры презрения...
<Разве не знаете, что святые будут судить мир? Если же вами будет
судим мир, то неужели вы недостойны судить маловажные дела?> (Павел
1 к Коринф. 6, 2). К сожалению, не только речь сумасшедшего... Этот
ужасный лжец продолжает: <разве не знаете, что мы будем судить
ангелов, не тем ли более дела житейские!..>
<Не обратил ли Бог мудрость мира сего в безумие? Ибо когда мир своею
мудростью не познал Бога в премудрости Божией, то благоугодно было
Богу юродством проповеди спасти верующих... не много из вас мудрых
по плоти, не много сильных, не много благородных. Но Бог избрал
немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог,
чтобы посрамить сильное; и незнатное мира и уничиженное и ничего не
значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее, - для того, чтобы
никакая плоть не хвалилась перед Богом> (Павел I к Коринф. 1, 20 и
далее). - Чтобы понять это место - перворазрядное свидетельство для
психологии всякой морали чандалы, нужно прочесть первое рассмотрение
моей <Генеалогии морали>: там впервые выведена на свет
противоположность аристократической морали и морали чандалы,
родившейся из ressentiment и бессильной мести. Павел был величайшим
из всех апостолов мести...
46
- Что из этого следует? То, что хорошо делают, если надевают
перчатки при чтении Нового Завета. Близость такой массы
нечистоплотности почти вынуждает к этому. Мы так же мало желали бы
общения с <первыми христианами>, как и с польскими евреями, - не
потому, чтобы мы имели что-нибудь против них: те и другие нехорошо
пахнут. - Напрасно высматривал я в Новом Завете хотя бы одну
симпатичную черту: там нет ничего, что можно бы было назвать
свободным, добрым, откровенным, честным. Человечность не сделала
здесь ещё и своего первого шага, - недостает инстинктов
чистоплотности... В Новом Завете только дурные инстинкты, и даже нет
мужества к этим дурным инстинктам. Сплошная трусость, сплошное
закрывание глаз и самообман. Всякая книга кажется чистоплотной, если
её читать вслед за Новым Заветом; так, например, непосредственно
после Павла я читал с восхищением того прелестного, задорного
насмешника Петрония, о котором можно было бы сказать то же, что
Доменико Боккачио написал герцогу Парма о Чезаре Борджа: - бессмертно здоровый, бессмертно весёлый и удачливый... Эти
маленькие ханжи просчитываются как раз в главном. Они нападают, но
всё то, на что они нападают, тем самым получает отличие. На кого
нападает <первый христианин>, тот не бывает этим замаран...
Напротив: есть некоторая честь иметь против себя <первых христиан>.
Читая Новый Завет, отдаёшь предпочтение всему, что он третирует, не
говоря уже о <мудрости мира сего>, которую дерзкий враль напрасно
пытается посрамить <юродливой проповедью>... Даже фарисеи и книжники
выигрывают от таких противников: должно же быть в них что-нибудь
ценное, если их так неприлично ненавидят. Лицемерие, вот упрёк,
который смели бросить <первые христиане>! Достаточно того, что это
были привилегированные, - ненависть чандалы не нуждается в других
основаниях. <Первый христианин> - я боюсь, что и <последний>,
которого, может быть, я ещё переживу, - по самым низменным
инстинктам есть бунтовщик против всего привилегированного, - он
живёт, он борется всегда за <равные права>... Если приглядеться, то
он не имеет иного выбора. Если хотят быть в собственном лице
<избранниками Бога>, или <храмом Божьим>, или <судьёю ангелов>, то
всякий другой принцип выбора, например принцип правдивости, ума,
