e-mail: skrijali@glasnet.ru
WWW: http://www.skrijali.ru/
Фридрих Ницше
<Антихрист.
Проклятие христианству>
Friedrich Nietzsche
Поначалу <Антихрист> был задуман как первая книга <Переоценки
всех ценностей> и писался почти параллельно с <Сумерками идолов>
(предисловие к этим последним помечено датой завершения новой
рукописи - 30 сентября 1888 г.) Со временем план изменился, и уже 20
ноября Ницше сообщает Г. Брандесу о лежащей перед ним законченной
<Переоценке всех ценностей>. Аналогичное сообщение приведено в
письме к П. Дёйссену от 26 ноября: <Моя Переоценка всех ценностей с
основным заглавием <Антихрист> готова>.
Первое издание <Антихриста> имело место в 1895 г. и содержало
ряд неточностей и пропусков, которые впоследствии частично
восполнялись вплоть до окончательной аутентичной редакции Шлехты в
1956 г.
Произведение публикуется по изданию: Фридрих Ницше, сочинения
в 2-х томах, том 2, издательство <Мысль>, Москва 1990. Перевод - В.
А. Флёровой.
СКРИЖАЛИ выражают благодарность Артёму Иванову за участие в
подготовке текста книги к публикации.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Эта книга принадлежит немногим. Может быть, никто из этих немногих
ещё и не существует. Ими могут быть те, кто понимает моего
Заратустру; как мог бы я смешаться с теми, у кого лишь сегодня
открываются уши? Только послезавтра принадлежит мне. Иные люди
родятся posthum.
Условия, при которых меня понимают и тогда уже понимают с
необходимостью, - я знаю их слишком хорошо. Надо быть честным в
интеллектуальных вещах до жестокости, чтобы только вынести мою
серьёзность, мою страсть. Надо иметь привычку жить на горах - видеть
под собою жалкую болтовню современной политики и национального
эгоизма. Надо сделаться равнодушным, никогда не спрашивать, приносит
ли истина пользу или становится роком для личности... Пристрастие
силы к вопросам, на которые сегодня ни у кого нет мужества; мужество
к запретному, предназначение к лабиринту. Опыт из семи одиночеств.
Новые уши для новой музыки. Новые глаза для самого дальнего. Новая
совесть для истин, которые оставались до сих пор немыми. И воля к
экономии высокого стиля: сплачивать свою силу, своё вдохновение.
Уважение к себе; любовь к себе; безусловная свобода относительно
себя...
Итак, только это - мои читатели, мои настоящие читатели, мои
предопределённые читатели: что за дело до остального? Остальное -
лишь человечество. Надо стать выше человечества силой, высотой души
- презрением...
Фридрих Ницше
1
Обратимся к себе. Мы гипербореи - мы достаточно хорошо знаем, как
далеко в стороне мы живём от других. <Ни землёй, ни водой ты не
найдёшь пути к гипербореям> - так понимал нас ещё Пиндар. По ту
сторону севера, льда, смерти - наша жизнь, наше счастье. Мы открыли
счастье, мы знаем путь, мы нашли выход из целых тысячелетий
лабиринта. Кто же нашёл его? - Неужели современный человек? - <Я не
знаю, куда деваться; я всё, что не знает, куда деваться>, - вздыхает
современный человек. Этой современностью болели мы, мы болели
ленивым миром, трусливым компромиссом, всей добродетельной
нечистоплотностью современных Да и Нет. Эта терпимость, largeur
сердца, которая всё <извиняет>, потому что всё <понимает>, действует
на нас, как сирокко. Лучше жить среди льдов, чем под тёплыми
веяниями современных добродетелей. Мы были достаточно смелы, мы не
щадили ни себя, ни других, но мы долго не знали, куда нам направить
нашу смелость. Мы были мрачны, нас называли фаталистами. Нашим
фатумом было: полнота, напряжение, накопление сил. Мы жаждали молнии
и дел, мы оставались вдали от счастья немощных, от <смирения>.
Грозовые тучи вокруг, мрак внутри нас: мы не имели пути, формула
нашего счастья: одно Да, одно Нет, одна прямая линия, одна цель.
2
Что хорошо? - Всё, что повышает в человеке чувство власти, волю к
власти, самую власть.
Что дурно? - Всё, что происходит из слабости.
Что есть счастье? - Чувство растущей власти, чувство преодолеваемого
противодействия.
Не удовлетворённость, но стремление к власти, не мир вообще, но
война, не добродетель, но полнота способностей (добродетель в стиле
Ренессанс, virtu, добродетель, свободная от моралина).
Слабые и неудачники должны погибнуть: первое положение нашей любви к
человеку. И им должно ещё помочь в этом.
Что вреднее всякого порока? - Деятельное сострадание ко всем
неудачникам и слабым - христианство.
3
Моя проблема не в том, как завершает собою человечество
последовательный ряд сменяющихся существ (человек - это конец), но
какой тип человека следует взрастить, какой тип желателен, как более
ценный, более достойный жизни, будущности.
Этот более ценный тип уже существовал нередко, но лишь как
счастливая случайность, как исключение, - и никогда как нечто
преднамеренное. Наоборот, - его боялись более всего; до сих пор он
внушал почти ужас, и из страха перед ним желали, взращивали и
достигали человека противоположного типа: типа домашнего животного,
стадного животного, больного животного - христианина.
4
Человечество не представляет собою развития к лучшему, или к
сильнейшему, или к высшему, как в это до сих пор верят. <Прогресс>
есть лишь современная идея, иначе говоря, фальшивая идея. Теперешний
европеец по своей ценности глубоко ниже европейца эпохи Возрождения,
поступательное развитие решительно не представляет собою какой-либо
необходимости повышения, усиления.
Совсем в ином смысле, в единичных случаях на различных территориях
земного шара и среди различных культур, удаётся проявление того, что
фактически представляет собою высший тип, что по отношению к целому
человечеству представляет род сверхчеловека. Такие счастливые
случайности всегда бывали и всегда могут быть возможны. И при
благоприятных обстоятельствах такими удачами могут быть целые
поколения, племена, народы.
5
Не следует украшать и выряжать христианство: оно объявило
смертельную войну этому высшему типу человека, оно отреклось от всех
основных инстинктов этого типа; из этих инстинктов оно выцедило
понятие зла, злого человека: сильный человек сделался негодным
человеком, <отверженцем>. Христианство взяло сторону всех слабых,
униженных, неудачников, оно создало идеал из противоречия инстинктов
поддержания сильной жизни; оно внесло порчу в самый разум
духовно-сильных натур, так как оно научило их чувствовать высшие
духовные ценности как греховные, ведущие к заблуждению, как
искушения. Вот пример, вызывающий глубочайшее сожаление: гибель
Паскаля, который верил в то, что причиной гибели его разума был
первородный грех, между тем как ею было лишь христианство
6
Мучительное, страшное зрелище представилось мне: я отдёрнул завесу с
испорченности человека. В моих устах это слово свободно по крайней
мере от одного подозрения: будто бы оно заключает в себе моральное
обвинение. Слово это - я желал бы подчеркнуть это ещё раз - лишено
морального смысла, и притом в такой степени, что испорченность эта
как раз ощущается мною сильнее всего именно там, где до сих пор
наиболее сознательно стремились к <добродетели>, к <божественности>.
Я понимаю испорченность, как об этом можно уже догадаться, в смысле
decadence: я утверждаю, что все ценности, к которым в настоящее
время человечество стремится, как к наивысшим, - суть ценности
decadence.
Я называю животное - род, индивидуум - испорченным, когда оно теряет
свои инстинкты, когда оно выбирает, когда оно предпочитает то, что
ему вредно. История <высоких чувств>, <идеалов человечества> - может
быть, именно мне нужно ею заняться - была бы почти только выяснением
того, почему человек так испорчен. Сама жизнь ценится мною, как
инстинкт роста, устойчивости, накопления сил, власти: где недостаёт
воли к власти, там упадок. Я утверждаю, что всем высшим ценностям
человечества недостаёт этой воли, что под самыми святыми именами
господствуют ценности упадка, нигилистические ценности.
7
Христианство называют религией сострадания. Сострадание
противоположно тоническим аффектам, повышающим энергию жизненного
чувства; оно действует угнетающим образом. Через сострадание
теряется сила. Состраданием ещё увеличивается и усложняется убыль в
силе, наносимая жизни страданием. Само страдание делается
заразительным через сострадание; при известных обстоятельствах путём
сострадания достигается такая величина ущерба жизни и жизненной
энергии, которая находится в нелепо преувеличенном отношении к
величине причины ( - случай смерти Назореянина). Вот первая точка
зрения, но есть ещё и более важная. Если измерять сострадание
ценностью реакций, которые оно обыкновенно вызывает, то опасность
его для жизни ещё яснее. Сострадание вообще противоречит закону
развития, который есть закон подбора. Оно поддерживает то, что
должно погибнуть, оно встаёт на защиту в пользу обездоленных и
осуждённых жизнью; поддерживая в жизни неудачное всякого рода, оно
делает саму жизнь мрачною и возбуждающею сомнение. Осмелились
назвать сострадание добродетелью (в каждой благородной морали оно
считается слабостью); пошли ещё дальше: сделали из него добродетель
по преимуществу, почву и источник всех добродетелей, конечно, лишь с
точки зрения нигилистической философии, которая пишет на своём щите
отрицание жизни, - и это надо всегда иметь в виду. Шопенгауэр был
прав: сострадание отрицает жизнь, оно делает её более достойной
отрицания, - сострадание есть практика нигилизма. Повторяю: этот
угнетающий и заразительный инстинкт уничтожает те инстинкты, которые
исходят из поддержания и повышения ценности жизни: умножая бедствие
и охраняя всё бедствующее, оно является главным орудием decadence -
сострадание увлекает в ничто!.. Не говорят <ничто>: говорят вместо