ведения: ни особых условий, ни протекций, ни репетиторов, как и должно
быть.
От работы не бегут: старший уже в 14 лет летом работал почтальоном, а
в 16 лет был принят на должность техника в лабораторию и проработал два
года, получив перед поступлением в институт четвертый разряд регулиров-
щика радиоэлектронной аппаратуры. И чем старше становятся наши ребята,
тем чаще мы слышим похвалы в их адрес: "Хорошие у вас помощники растут".
Да, косые взгляды сменяются теперь доброжелательными улыбками, а недоу-
мение и раздражение - интересом, письма, гости, встречи, лекции - и уйма
самых разных вопросов и просьб:
- Расскажите, как и чем вы занимаетесь с детьми... Покажите свои иг-
ры, учебные пособия, мастерскую, спортивные снаряды... Напишите о том,
как вы обращаетесь с новорожденным... Пожалуйста, о закаливании!.. И о
своих ошибках не забудьте, чтобы их не повторить нам...
И среди других обязательный вопрос:
- А откуда вы все это взяли? Как не побоялись воспитывать детей так
необычно?
КАК МЫ НАЧИНАЛИ
Иногда считают, что мы все обдумали заранее, наметили, так сказать,
план действий, а потом уж стали его осуществлять в жизни. Ну и наделали
бы мы беды, если бы так случилось - мало ли ломается ребячьих судеб
из-за тщеславных замыслов их родителей и педантичного проведения их в
жизнь. Да, многое в нашей жизни сложилось иначе, чем у других, и все это
не само собой, а по нашей доброй воле (и тоже, конечно, не без тайных
надежд на это самое-самое... - кто из родителей этим не переболел?!), но
никаких заранее намеченных планов у нас и быть не могло по той простой
причине, что мы оба о дошкольном детстве представление имели довольно
примитивное, а о младенческом возрасте вообще ничего почти не знали.
Мы, конечно, могли обложиться учебниками, популярными брошюрами, уче-
ными трудами и, проштудировав их, отобрать, наметить... и т. д. Но тог-
да, к счастью, это оказалось нам не под силу: загруженность работой,
неблагоустроенное жилье, бытовые заботы отнимали все время. Мы добрались
до книг всерьез лишь тогда, когда у нас было уже двое сыновей, четыре
или пять исписанных толстых тетрадей с результатами наблюдений за ними и
уйма самых житейских, а не теоретических проблем.
Признаемся и еще в одном нашем "грехе": мы сами по себе люди не очень
организованные и к планам тяготения не испытываем. И в данном случае это
оказалось полезным: нам не понадобилось подгонять жизнь под свои намере-
ния и установки. Так мы убереглись от одной крайности в воспитательном
деле - излишне жесткого руководства этим сложным и тонким процессом. А
другая крайность - равнодушие - нам не грозила: мы оба задолго до зна-
комства друг с другом увлекались проблемами воспитания. Мы и встрети-
лись-то (вот судьба!) на совещании, посвященном "Программе воспита-
тельной работы в школе". Случай усадил нас рядом, но разговорились мы
уже не случайно: оба жили учениками, школой и ее многочисленными бедами,
оба мечтали о преобразованиях в школьном деле, много думали об этом. Мы
начинали свою семейную жизнь единомышленниками - это и послужило основой
для всего, что было дальше. Конечно, впрямую школьные проблемы с забота-
ми о новорожденном не связывались. Это лишь потом мы обнаружили между
ними самую тесную связь, а тогда и не догадывались об этом, зато твердо
знали, что в школу дети уже приходят очень разные по уровню развития и
от этого зависит их дальнейшая школьная жизнь. Значит, много надо сде-
лать до школы, но не с пеленок же начинать!
Когда родился наш первенец, мы просто радовались ему и любили каждую
свободную минутку быть с ним: играть, разговаривать, смотреть на него и
удивляться всему. Он чихнул! Он нахмурился! Он улыбнулся! Кому из роди-
телей не знакомо это ощущение чуда, имя которому Мой Ребенок! Но вскоре
к этой родительской радости прибавилось любопытство. Почему он плачет
по-разному? Почему он напружинивается, когда берешь его прохладными ру-
ками? Почему он сопротивляется надеванию чепчиков? И т. д. и т. п. А сы-
нишка рос, и вопросов этих все прибавлялось. Мы стали записывать свои
наблюдения, и одновременно предоставляли малышу все больше свободы
действий, дали ему возможность самому определять, например, сколько ему
есть, когда спать, как долго гулять, - словом, во многом доверились при-
роде. И наблюдали, и записывали все, что казалось нам наиболее интерес-
ным а потом сопоставляли записанное с тем, что к тому времени удалось
уже прочитать, И обнаруживали интереснейшие вещи: малыш, оказывается,
мог гораздо больше, чем об этом было написано в популярной литературе.
Это поразило нас и вызвало еще больший интерес к сынишке. А когда родил-
ся еще сын, мы с самого начала пробовали обращаться с ним так, как нау-
чил нас его старший братик: давали ему пальцы, чтобы он мог уцепиться за
них своими крошечными пальчиками, и в первую же неделю он мог висеть на
них несколько секунд. С первого месяца стали его держать над горшочком,
избавили его от всяких платков и чепчиков и разрешили ему лежать го-
леньким сколько захочет...
Споры, ссоры
Первыми, кто был возмущен таким "варварским" отношением к ребенку,
были, конечно, наши бабушки, которые тогда жили вместе с нами и просто
видеть спокойно не могли голого младенца. Но мы не уступали их натиску.
Малыши были веселы, спокойны, энергичны, не болели, легче переносили ди-
атез, и мы настаивали на своем. А на нас уже косо стали посматривать со-
седи. Прохожие на улицах, когда мы шли с непривычно легко одетыми малы-
шами, осуждающе бросали нам в спину:
- Сами-то в шубах, а детей заморозить хотите?
Пришлось нам подравниваться под малышей, мы стали одеваться тоже по-
легче, но реплик от этого не убавилось:
- Смотри-ка, ребенок едва поспевает, бежит за ним, а он хоть бы шаг
поубавил.
- Ушки, ушки-то ему прикройте - застудите!
- Что же ты, мать, ему головку-то не прикроешь - напечет ведь.
Мы же твердо придерживались правила: считаться только с самочувствием
малыша и в своих действиях исходить прежде всего из него. Вот здесь мы и
допустили первую серьезную ошибку: внимательно наблюдая за детьми, мы не
всегда обращали внимание на самочувствие окружающих и, конечно, были за
это наказаны градом новых замечаний, наставлений, упреков.
А ребятишки тем временем росли. Кто-то из знакомых подарил полутора-
годовалому Алеше кубики с буквами. Ну буквы-то ему еще ни к чему, поду-
мали мы, но кубиков у сына не отобрали. И были немало удивлены, когда
обнаружили месяца через три, что Алеша-то наш уже узнает с десяток букв.
К двум годам он уже знал чуть ли не весь алфавит, а в два года восемь
месяцев прочитал первое слово. Для самого Алеши это было как будто так и
надо, а для нас это стало целым открытием: так вот уже когда человек мо-
жет читать! А как же в остальном? Так начались наши пробы не только с
обучением грамоте, но и в физическом развитии малышей, в овладении раз-
личными движениями и даже в укреплении их здоровья. Пробы эти были чаще
всего чисто интуитивными попытками разобраться, что малыш уже может. Мы
ведь не знали, что ему по силам, что уже можно, а чего нельзя, и пробо-
вали осторожно, играя. Никакого давления, никакого обязательного урока,
но и не сдерживали, если ему самому хочется. Удалось что-то малышу - мы
рады, не получилось - значит, пока отложим.
Мы жили тогда в небольшом щитовом домике, сами его оборудовали, сами
топили печи, ходили к колонке за водой и делали массу других хозяйствен-
ных дел. А дети были рядом. Вот Алеша видит, что папа забивает гвозди, и
требует себе молоток. Мама подметает пол - он тянется к щетке или вени-
ку. И вот тут-то мы, кажется, сделали еще один правильный шаг к дальней-
шим нашим педагогическим открытиям: впустили детей в мир взрослых хлопот
и занятий, постарались дать им большой простор для собственной их дея-
тельности.
Мы не только обзавелись маленькими молотками, пилами, топориком, ве-
ничком и многими другими инструментами, но и дали возможность малышам
самостоятельно постигать свойства вещей и явлений. Даже опасные вещи
(спички, булавки, иголки, ножницы и т. п.) мы не прятали, а знакомили
детей с ними. Малыши рано узнали, что утюг горячий, иголка острая, спич-
ки могут обжечь, а нож порезать пальчик. Сначала нами руководило лишь
желание, чтобы занятый делом малыш не лез на руки, не приставал, не ме-
шал работать, но при этом сам был бы осторожен - ведь следить за детьми,
не спуская глаз, нам было совершенно некогда, мы оба работали. И только
значительно позже мы поняли, какие большие возможности для развития по-
лучают дети при таком самостоятельном исследовании окружающего мира.
Со временем у Алеши и Антона появились целые наборы столярных и сле-
сарных инструментов, конструкторы металлические и деревянные, пластилин
и бумага, проволока и гвозди. Так же естественно вошли в мир малышей
буквы на кубиках и буквы на картонках, азбука на стене и касса букв, ка-
рандаши и бумага. Алеша с Антоном не только строили поезда и башни из
кубиков, но и свободно плавали в этом "азбучно-цифровом" море, писали
буквы и не подозревали, что это "абстракции". И мы не делали разницы
между вещами, числами и буквами и просили: принеси ТРИ ложки, найди ДВЕ
буквы М, разрежь яблоко на ЧЕТЫРЕ части...
Азбука и счет, опущенные с высот "возрастной недоступности" и вошед-
шие в ребячью жизнь наравне с игрушками и инструментами, оказалось, ус-
ваиваются столь же легко и просто, без всяких уроков, как слова "ложка",
"хлеб", "дай" и "молоко". В самом деле, что такое три десятка букв и
цифры среди многих сотен слов, которые малыши узнают в первые два года
жизни?!
Но снова мы слышали:
- Что вы делаете? Нельзя до школы обучать грамоте, ведь вы не знаете
методики, вы неспециалисты, вы изуродуете детей!
ТРУДНОЕ НАШЕ СЧАСТЬЕ
Вот так, в спорах, мы начинали... Сначала мы воевали с бабушками и
соседями, потом спор вышел на страницы печати. "Правы ли мы?" - спраши-
вали мы в своей книжке, газетной статье, фильме. Многие с нами не согла-
шались: "Нет, они не правы! Раннее развитие опасно! Раннее развитие
вредно!"
А мы, глядя на веселых, подвижных, всегда чем-то увлеченных наших ма-
лышей, недоумевали: "Почему опасно? Почему вредно?" - и погружались в
изучение книг, брошюр, статей - всего, где можно было добыть сведения об
этом страшном раннем развитии.
Мы узнали, что еще в начале нашего века у М. Монтессори дети (причем
дети умственно отсталые) к пяти годам не только читали, но и каллиграфи-
чески писали, что в Японии есть школа для одаренных детей и принимают
туда четырехлетних ребятишек, что в Филадельфии существует институт по
исследованию человеческого потенциала, где сделали вывод: "правильный"
возраст, в каком следует учить ребенка читать, - это полтора-два года.
Петра Первого дьяк Никита стал учить грамоте примерно в три года. Мария
Кюри была на два года моложе своих подружек в гимназии, Н. В. Гоголь в
три года писал слова, а в пять пробовал сочинять стихи. В семье Ульяно-
вых все дети к четырем-пяти годам уже читали.
Все это поддерживало нас в наших поисках. Но главным подтверждением
правильности выбранного пути были наши дети. Они поражали нас своими
возможностями. Мы не поспевали за их развитием, мы постоянно ошибались в
своих прогнозах. Это было удивительно! И это заставило нас увязнуть в
проблеме раннего развития всерьез.
За восемнадцать лет мы заметно отклонились от традиционных сроков на-
чала развития детей, но теперь мы слышали новые возражения:
- Ну хорошо, действительно, дети могут развиваться намного быстрее,
но нужно ли это, не лишаете ли вы своих детей счастливого беззаботного
детства?
Так говорят и думают многие, пока... не побывают у нас в гостях. А
