вести измерение глубины и температуры воды не представилось возможным за
отсутствием таковой.
Я спросонья не сразу и понял, о чем он говорит.
- То есть как это за "отсутствием"? - спрашиваю. - Куда же она дева-
лась?
Ушла с отливом, - рапортует Лом. - Судно заклинилось между скалами и
пребывает в состоянии устойчивого равновесия.
Вышел я, вижу - та же песня да на новый лад. То прилив нас попутал,
теперь отлив шутки шутит. То, что принял я за проливчик, оказалось
ущельем. К утру вода сошла, и мы встали на твердый грунт, как в сухом
доке. Под килем - пропасть в сорок футов, выбраться нет никакой возмож-
ности. Куда там выбраться! Одно остается - сидеть, ждать погоды, прили-
ва, вернее сказать.
Но я не привык тратить время по-пустому. Осмотрел яхту со всех сто-
рон, бросил за борт шторм-трап, взял топор, рубанок, кисть. Заподлицо
обтесал борта в тех местах, где остались сучья, закрасил. А когда вода
пошла на прибыль. Лом закинул с кормы удочку и наловил рыбы на уху. Так
что, видите, даже такое неприятное обстоятельство, если с умом взяться,
можно обернуть на пользу делу, так сказать.
После всех этих событий благоразумие подсказывало покинуть этот пре-
дательский фиорд. Кто же его знает, какие он еще готовит сюрпризы? Но я
человек, как вы знаете, смелый, настойчивый, даже несколько упрямый, ес-
ли хотите, и не привык отказываться от принятых решений.
Так и в тот раз: решил гулять - значит, гулять. И как только "Беда"
встала на воду, я перевел ее на новое, безопасное место. Вытравил цепь
подлиннее, и мы отправились.
Идем между скалами по тропинке, и чем дальше идем, тем поразительнее
окружающая природа. На деревьях белки, птички какие-то: "чик-чирик", а
под ногами сухие сучья трещат, и кажется: сейчас выйдет медведь и заре-
вет... Тут же ягоды, земляника. Я, знаете, нигде не видел такой земляни-
ки. Крупная, с орех! Ну, мы увлеклись, углубились в лес, забыли совсем
про обед, а когда спохватились, смотрим - поздно. Уже солнце склонилось,
тянет прохладой. И куда идти, неизвестно. Кругом лес. Куда ни посмот-
ришь, везде ягоды, ягоды, одни ягоды...
Спустились вниз, к фиорду, видим - не тот фиорд. А время уже к ночи.
Делать нечего, развели костер, ночь кое-как прошла, а утром полезли на
гору. Может быть, думаем, оттуда, сверху, увидим "Беду".
Лезем в гору, нелегко при моей комплекции, но лезем, подкрепляемся
земляникой. Вдруг слышим сзади какой-то шум. Не то ветер, не то водопад,
трещит что-то все громче, и как будто попахивает дымком.
Я обернулся, гляжу - так и есть: огонь! Обступает со всех сторон,
стеной идет за нами. Тут уж, знаете, не до ягод.
Белки побросали гнезда, прыгают с ветки на ветку, все выше по склону.
Птицы поднялись, кричат. Шум, паника...
Я не привык бегать от опасности, но тут, делать нечего, надо спа-
саться. И полным ходом за белками, на вершину скалы, - больше некуда.
Вылезли, отдышались, осмотрелись кругом. Положение, доложу вам, без-
выходное: с трех сторон огонь, с четвертой - крутая скала... Я посмотрел
вниз - высоко, даже дух захватило. Картинка, в общем, безрадостная, и
единственное отрадное пятно на этом мрачном горизонте - наша "Беда"-кра-
савица. Стоит как раз под нами, чуть качается на волне и мачтой, как
пальчиком, манит к себе на палубу.
А огонь все ближе. Белок кругом видимо-невидимо. Осмелели. У других,
знаете, хвосты в огне пообгорели, так те особенно храбрые, нахальные,
проще сказать: лезут прямо на нас, толкаются, нажимают, того и гляди,
спихнут в огонь. Вот оно как костры разводить!
Лом в отчаянии. Белки тоже в отчаянии. Признаться, и мне не сладко,
но я не подаю виду, креплюсь - капитан не должен поддаваться унынию. А
как же!
Вдруг смотрю - одна белка нацелилась, хвост распушила и прыг прямо на
"Беду", на палубу. За ней другая, третья и, гляжу, - как горох, посыпа-
лись. В пять минут у нас на скале стало чисто.
А мы что, хуже белок, что ли? Я решил тоже прыгать. Ну, искупаемся в
крайнем случае. Подумаешь, велика важность! Это даже полезно перед завт-
раком - искупаться. А у меня так: решено - значит, сделано.
- Старший помощник, за белками - полный вперед! - скомандовал я.
Лом шагнул, занес уже ногу над пропастью, но вдруг извернулся, как
кошка, и назад.
- Не могу, - говорит, - Христофор Бонифатьевич, увольте! Не буду пры-
гать, я лучше сгорю...
И я вижу: действительно сгорит человек, а прыгать не станет. Естест-
венная боязнь высоты, болезнь своего рода... Ну что тут делать! Не бро-
сать же беднягу Лома!
Другой бы растерялся на моем месте, но я не таков. Я нашел выход.
У меня с собой оказался бинокль. Прекрасный морской бинокль с двенад-
цатикратным приближением. Я приказал Лому поставить бинокль по глазам,
подвел его к краю скалы и строгим голосом спрашиваю:
- Старший помощник, сколько белок у вас на палубе?
Лом принялся считать:
- Одна, две, три, четыре, пять...
- Отставить! - крикнул я. - Без счета принять, загнать в трюм!
Тут чувство служебного долга взяло верх над сознанием опасности, да и
бинокль, как ни говорите, помог: приблизил палубу. Лом спокойно шагнул в
пропасть...
Я глянул вслед - только брызги поднялись столбом. А минуту спустя мой
старший помощник Лом уже вскарабкался на борт и принялся загонять белок.
Тогда и я последовал тем же путем. Но мне, знаете, легче: я человек
бывалый, могу без бинокля.
А вы, молодой человек, учтите этот урок, при случае пригодится: собе-
ретесь, к примеру, с парашютом прыгать, непременно возьмите бинокль,
хоть плохонький, какой-никакой, а все-таки, знаете, как-то легче, не так
высоко.
Ну, спрыгнул. Вынырнул. Забрался и я на палубу. Хотел Лому помочь, да
он парень расторопный, один справился. Не успел я отдышаться, а он уже
захлопнул люк, встал во фронт и рапортует:
- Принято без счета полный груз белок живьем! Какие последуют распо-
ряжения?
Вот тут, знаете, подумаешь, какие распоряжения.
На первое время ясно, поднимать якорь, ставить паруса да и уходить
подобру-поздорову от этой горящей горы. Ну его к дьяволу, этот фиорд.
Смотреть тут нечего больше, да и жарко стало к тому же... Так что по
этому вопросу у меня сомнений не возникло. А вот что с белками делать?
Тут, знаете, похуже положение. Черт их знает, что с ними делать? Хорошо,
еще вовремя в трюм загнали, а то, знаете, проголодались негодные зверюш-
ки, принялись грызть снасти. Еще бы чуть - и ставь весь такелаж.
Ну конечно, можно бы ободрать с белок шкурки и сдать в любом порту.
Мех ценный, добротный. Не без выгоды можно бы провести операцию. Но это
как-то нехорошо; они нас спасли, во всяком случае указали путь к спасе-
нию, а мы с них последние шкурки! Не в моих это правилах. А с другой
стороны, везти с собой всю эту компанию вокруг света - тоже удовольствие
не из приятных. Ведь это значит кормить, поить, ухаживать. А как же -
это закон: принял пассажиров - создай условия. Тут, знаете, хлопот не
оберешься.
Ну я решил так: дома разберемся. А у нас, у моряков, где дом? В море.
Макаров, адмирал, помните, как говорил: "В море - значит дома". Вот и я
так. Ладно, думаю, выйдем в море, а там подумаем. Запросим в крайнем
случае инструкции в порту отправления. Да-с.
Вот и пошли. Идем. Встречаемся с рыбаками, с пароходами. Хорошо! А к
вечеру ветерок закрепчал, начался настоящий шторм - баллов десять. Море
бушует. Как поднимет нашу "Беду", как швырнет вниз!.. Снасти стонут,
мачта скрипит. Белки в трюме укачались с непривычки, а я радуюсь: "Беда"
моя держится молодцом, на пять с плюсом сдает штормовой экзамен. И Лом -
героем: надел зюйдвестку стоит, как влитой, у руля и твердой рукой дер-
жит штурвал. Ну, я постоял еще, посмотрел, полюбовался на разбушевавшую-
ся стихию и пошел к себе в каюту. Сел к столу, включил приемник, надел
наушники и слушаю, что там в эфире творится.
Чудесная это штука - радио. Нажмешь кнопку, повернешь рукоятку - и
на-ка, все к твоим услугам: музыка, погода на завтра, последние новости.
Другие, знаете, болеют насчет футбола - так тоже, извольте: "Удар! Еще
удар!.. И вратарь вынимает мяч из сетки..." Словом, не мне вам рассказы-
вать: радио - великая вещь! Но я в тот раз как-то неудачно попал. Поймал
Москву, настроился, слышу: "Иван... Роман... Константин... Ульяна...
Татьяна... Семен... Кирилл..." - точно в гости пришел и знакомишься.
Прямо хоть не слушай. А у меня еще зуб был с дуплом, разболелся
что-то... должно быть, после купанья, - так разболелся, хоть плачь.
Ну, я решил прилечь, отдохнуть. Совсем было снял наушники, вдруг слы-
шу: никак, SOS? Прислушался: "Т-Т-Т... Та, Та, Та, Т-Т-Т..." Так и есть:
сигнал бедствия. Судно гибнет, и здесь где-то, близко. Я замер, ловлю
каждый звук, хочу узнать поподробнее: где? что? В это время накатила
волна, да так поддала "Беду", что она, бедняжка, совсем легла на борт.
Белки взвыли. Но это бы еще ничего. Тут гораздо хуже получилось: прием-
ник прыг со стола, сорвался, знаете, хлоп о переборку и разлетелся в
куски. И вижу: не соберешь. Передачу, конечно, как ножом отрезало. И та-
кое тяжелое чувство: рядом кто-то терпит бедствие, а где, кто - неиз-
вестно.
Надо идти выручать, а куда идти - кто его знает? И зуб еще хуже раз-
болелся.
И вот представьте: он-то меня и выручил! Я недолго думая хватаю конец
антенны - и прямо в зуб, в дупло. Боль адская, искры из глаз посыпались,
но зато прием опять наладился. Музыки, правда, не слышно, да мне, приз-
наться, тут музыка и ни к чему. Какая там музыка! А морзе зато - лучше
не придумаешь: точка - кольнет незаметно, как булавочкой, а уж тире -
точно кто шуруп туда закручивает. И никакого усилителя не нужно, и ника-
кой настройки - больной зуб с дуплом и без того обладает высокой
чувствительностью. Терпеть трудно, конечно, но что поделаешь: в таком
положении приходится жертвовать собой.
И, поверите ли, так всю передачу до конца на зуб и принял.
Записал, разобрал, перевел. Оказывается, почти рядом с нами норвежс-
кий парусник потерпел аварию: сел на мель на Доггербанке, получил пробо-
ину, вот-вот пойдет ко дну.
Тут думать некогда, надо идти выручать. Я забыл про зубную боль и сам
стал распоряжаться спасением. Поднялся на палубу, стал к штурвалу.
Идем. Ночь кругом, холодное море, волны хлещут, ветер свистит...
Ну, с полчаса прошли, отыскали норвежцев, осветили ракетами. Я вижу -
дело дрянь. Вплотную, борт о борт, не станешь - разобьет. Шлюпки у них
все снесло, а на концах перетаскивать людей в такую погоду тоже риско-
ванно: перетопишь, чего доброго.
Зашел с одной стороны, зашел с другой - ничего не выходит. А шторм
разыгрался пуще прежнего. Как накатит на это суднишко волна, так его и
не видно совсем. Перекатывает через палубу, одни мачты торчат... Стоп,
думаю, это нам на руку.
Я решил рискнуть. Зашел на ветер, повернул оверштаг и вместе с волной
на всех парусах пошел фордевинд полным ходом.
Расчет тут был самый простой: у "Беды" осадка небольшая, а волны -
как горы. Удержимся на гребне - как раз и проскочим над палубой.
Ну, знаете, норвежцы уже отчаялись, а я тут как тут. Стою в руле,
правлю так, чтобы не зацепить за мачты, а Лом ловит потерпевших прямо за
шиворот, сразу по двое. Восемь раз так прошли и вытащили всех - шестнад-
цать человек во главе с капитаном.
Капитан немножко обиделся: ему последнему полагается покидать судно,
а Лом в спешке да в темноте не разобрал, подцепил его первым. Некрасиво
получилось, конечно, ну да ничего, бывает... И только сняли последнюю
пару, смотрю - катит девятый вал. Налетел, ухнул - только щепки полетели
от несчастного суднишка.
Норвежцы сняли шапки, стоят дрожат на палубе. Ну, и мы посмотрели...
Потом развернулись, легли на курс и пошли полным ходом назад, в Норве-
