чем, хрен с ним, с народом (хрен в страну инков только что за-везли из
Европы).
Сорвав два цветка гибискуса и поймав большого крокодила, верховный
инка окончательно успокоился. Жизнь входила в обычную колею. Народ голо-
дал, ссылаясь на неурожай маиса, а кацик и его камарилья (тоже испанское
слово) вовсю угнетали его. История продолжалась.
И продолжалась она так: золотой испанский флот под командованием дона
Эстебано Сантьяго Хуана Санта-Мария де лос Карлоса, более известного под
именем Фернандо Кортеса, благополучно следовал к родным берегам. Исклю-
чение составлял флагманский корабль, груженый более всех и поэтому
сильно отставший. Вот его-то и избрал своей жертвой "Шпицрутен".
На гафеле русского крейсера взвился боевой флаг. Захлопали паруса,
сломался руль, и "Шпицрутен", описывая циркуляцию, влепился бушпритом в
борт "Изабеллы".
- Буэнос диас, канальерос! - заорал по-испански Хряков, вламываясь на
палубу испанца во главе трех дюжин - от слова "дюжий" - глазенапов и бу-
тенопов.
- Карамба! - испуганно закричали застигнутые врасплох испанцы и при-
нялись сдаваться. Дон Эстебано, также застигнутый врасплох, прямо с мос-
тика в ярости прыгнул за борт, где его сразу же съела большая акула-мо-
лот, преследовавшая судно от самых берегов Кастилии. Сделав свое черное
дело, акула уплыла. А зря: остальных испанцев отпустили на все четыре
стороны. И так как у них не было ни шлюпок, ни корабля, а на все четыре
стороны расстилалось безбрежное море, то убираться на все эти стороны им
пришлось вплавь (кто умел плавать) или по дну (кто не умел). Золото ус-
пешно было перегружено в трюмы русского корабля.
Все складывалось исключительно хорошо; исключением было половое воз-
держание. Несмотря на это, команда была по-уставному весела и усердно
несла службу.
- Под голубыми небесами,
Летя под всеми парусами,
Наш корабель вперед летит.
Призрачный брег вдали синеет,
И службу мы несем вернее,
Как царь нам батюшка велит!
- пел Глазенап каждый вечер на баке, подыгрывая себе на корабельной
балалайке.
Однообразие тропического плавания и сознание добросовестно выполнен-
ного долга действовали расслабляюще, и на борту "Шпицрутена" царило все-
общее благодушие. На мостик было выставлено плетеное из ивовых прутьев
кресло-качалка, и Хряков с Ваальсом попеременно лежали в нем. Ваальсу
легкое покачивание помогало от морской болезни, а Хрякову запах ивы на-
поминал прекрасную природу средней полосы России.
- Так воруют, канальи, - сокрушенно сказал подошедший боцман левого
борта, обращаясь к Хрякову.
-Что воруют? - строго спросил Хряков. - И кто?
- Кто - доподлинно неизвестно. А что! Да в общем вообще воруют, - и
боцман вытащил из кармана длинный список, составленный признанным кора-
бельным грамотеем Бутенопом.
- Так что все-таки воруют? В первую очередь.
- Известно, что! Ром, солонинка, струмент разный; ну, и золото из
трюма. Пудов шесть уже недостает.
- Ладно, золото! А инструмент - он железный. С нактоузом по кораблю
ходил? На кого компас падает?
- Да все больше на меня глядит, Козьма Иваныч! Из Курской губернии
мы, а у нас и дите малое особый притяг имеет.
- Насчет притягу не скажу, а тебя в виду иметь буду, - сказал Хряков,
покачиваясь в лонгшезе.
- Так все-таки насчет воровства, Козьма Иваныч! Меры принять бы.
- Линьки, согласно уставу! Ну, под килем протяни кого-нибудь!
- А кого тянуть?
- Кого-нибудь, - засыпая, сказал Хряков.
...Когда матрос Глазенап крал в соседнем кубрике топор, он не думал,
что в это же время у него воруют сапоги и две пары нижнего белья. До-
вольный, он вернулся в свой закуток и положил топор под подушку. Топор
давил на череп и мешал спать. Глазенап, повертевшись, встал и сунул то-
пор под подушку Бутенопа, спавшего в соседней койке. Короткая схватка,
поимевшая место в сумраке ночи, показала явное моральное и физическое
превосходство Бутенопа, и Глазенап вынужден был топор забрать. Хлюпая
развороченными ноздрями и прикладывая злополучный топор к свежему синя-
ку, Глазенап вернулся на свое место и попытался снова уснуть, но сон не
шел: рядом победно храпел Бутеноп, и к тому же невыносимо болел нос.
Глазенап сжал топорище и хотел было убить Бутенопа, но пожалел тупить
лезвие. Все же топор надо было где-то спрятать. Пробродив по судну оста-
ток ночи, пугая вахтенных и подвахтенных, Глазенап в конце концов сунул
злосчастный топор в нактоуз и, напоследок смертельно напугав капитана,
вышедшего по нужде, и сам тоже испугавшись, вернулся в свою койку.
Компас в нактоузе реагировал не только на курских мужиков и детей, но
и на различные железные предметы. Добросовестно довернувшись на три рум-
ба, компас любовно уставился на топор знаменитой уральской стали, заме-
нивший ему отныне Луну, Солнце, север, юг, восток и полярную звезду
вместе взятые.
Рулевой, проснувшись поутру, так же добросовестно довернул штурвал на
те же три румба.
!Сначала кончилась вода, потом солонина; кончились даже акулы, нес-
мотря на то, что Глазенапа и Бутенопа попеременно тащили за крейсером на
канате как наживку. В высоком небе равнодушно плыли сытые альбатросы. Из
пищи остался один красный перец, из которого матросам еженедельно варили
похлебку на забортной воде. Единственный, кто был доволен положением ве-
щей, это корабельный поп, который вдоволь трескал просвирки, пасхи и
крашеные яйца, запивая их церковным кагором. Его беспокоили лишь покой-
ники, которых приходилось отпевать.
Несмотря на огромное количество витаминов, поступавших с перцем в ор-
ганизм команды, матросы пухли от острого недостатка белков, жиров и уг-
леводов. Через два месяца, подгоняемый штормами и встречными ветрами
"Шпицрутен" напоролся дном на рифы у берегов Индии. Корабль содрогнулся
и быстро стал тонуть; из-под нактоуза вывалился трехрумбовый топор, ос-
вободив вакансию Солнца, Луны и прочих светил, по мере надобности упот-
реблявшихся в штурманском деле.
Команда, морально надломленная голодной смертью, не сумела оказать
достойного отпора коварной стихии и вместе с судном героически погибла.
Из водоворота, созданного гибелью "Шпицрутена", пробкой вынырнул Козьма
Хряков, геройски оставшийся в живых. Цепляясь за плетеный лонгшез-качал-
ку и держа высоко над водой драгоценный нактоуз, он заработал ногами и
скоро выбрался на берег, с которого ему пришлось броситься обратно в мо-
ре, спасаясь от бенгальского тигра-людоеда. А в море, в полукабельтове
от берега, появился высокий бодрый акулий плавник.
- Эк не вовремя, - подумал Хряков и полез обратно на берег, доставая
из штанов перочинный нож.
То ли тигр был слишком сыт, то ли Хряков слишком голоден, но гроза
джунглей на этот раз не сумела разразиться и не оказала достойного соп-
ротивления рассвирепевшему русскому моряку. Окрыленный Козьма хотел было
броситься и на акулу, но вдруг на голову ему свалилась массивная спелая
гроздь бананов. Животный инстинкт взял верх, и Хряков съел эту гроздь
вместе с кожурой.
Насытившись - хотя какая бананы пища для русского человека! - Хряков
вытащил из-за пазухи судовой журнал, а из карманов - перо и чернильницу.
Перо, впрочем, было в ужасном состоянии. Грустно вздохнув, он тщательно
записал в журнал все события, произошедшие с момента крушения, на глаз
определив широту и долготу места. Немного поспав в тени пальм, Козьма
поднялся.
Погрузив на кресло компас, побольше бананов, запас пресной воды в
бамбуковом стволе и себя, он ловко оттолкнулся от берега и вышел в отк-
рытое море. Над головой на наскоро сделанной мачте заполоскалась
тельняшка из тигровой шкуры, игравшая роль паруса и флага одновременно.
Хряков с сомнением поглядел на компас, на Солнце, потом снова на компас
и повернул к родным берегам.
Лонгшез оказался на диво мореходным и остойчивым, перевернувшись лишь
к концу третьего дня пути. Очутившись в воде, Хряков ругательски выругал
родные ивняки и все ивняки мира, вместе взятые, о которых он только что
вспоминал с душевной теплотой и умилением.
Бананы, компас и бамбук утонули сразу, а тельняшка какое-то время
плавала, так что Козьме удалось ее спасти. Пока он спасал тельняшку,
утонул лонгшез.
Козьма кое-как натянул мокрую тельняшку и почесал затылок. От тигро-
вой шкуры сильно пахло псиной. Отфыркиваясь, Козьма саженками поплыл на
север.
Вечерело. Хотелось есть. Хряков зачерпнул ладошкой планктон и понюхал
его. Запах был неприятный. Хряков выплеснул планктон обратно в океан и
старательно вымыл руки, но ладонь все равно гадостно воняла. Козьма пе-
ревернулся на спину, собираясь уснуть натощак, но тут невдалеке громко
всплеснуло, зашипело, и в последних лучах догорающего заката всплыла не-
уклюжая железная туша.
- Господи, теперь еще левиафан какой-то прицепился, - злобно провор-
чал Хряков.
- А ну, уе!ай!!! - заорал он, высовываясь из воды. - Кому говорят,
курва!
- А-а-а, землячок! - донесся из темноты знакомый голос. Вспыхнул яр-
кий свет. По пояс высунувшись из левиафана, на Хрякова нагло глядел Ни-
конов.
- А! Ефим Спиридоныч! - кланяясь, закричал Козьма. - Вот радость то!
- Да никак Хряков Козьма! Вот встреча! Не ожидал, брат, не ожидал!
- Я тебе не брат! - по привычке визгливо прокричал Хряков, переменив-
шись в лице. - А вот я тебя в Сибирь! - окончательно забывшись, добавил
он и даже плеснул на Никонова водой.
- Экой ты, паря, непутевый! Далась тебе эта Сибирь. Не так там уж хо-
рошо. Вот в Индии, к примеру, гораздо лучше: и тебе слоны, и теплее, и
народ приветливый.
В это время из люка снизу раздался ласковый индийский голос:
- Господин Дакар, шел бы ты к себе, свежо тут, а у тебя, слышь, нас-
морк!
- Федька, паразит! - дружелюбно ответил Никонов, - сгинь к свиньям
собачьим!..
Так вот, - продолжал он, обращаясь к Хрякову. - Радость радости
рознь, так что радости у нас теперь разные, и дороги тоже. Тут у тебя и
впрямь дует! Ну, прощевай пока, а я вот пойду на фисгармонии поиграю.
- Ефим! Я больше не буду! - закричал Хряков.
- Конешно, не будешь, - согласился Никонов и захлопнул за собой люк.
------------------------------------------------------------------------
---
* Какой приятный мужчина! (искаж. нем.)
Ламбада судьбы
история четвертая
На одной из улиц Сан-Диего стоял старый кирпичный дом, представлявший
собой смесь многих архитектурных стилей. Стилей было настолько много,
что местные старожилы просто диву давались, как в два этажа можно было
втиснуть такое количество архитектурных излишеств. Лицом фасада, бесс-
порно, являлось могучее крыльцо с дорическими колоннами, из всех дыр ко-
торого - а дыр хватало - там и сям так и перла величественная готика.
Готика примыкала к грязной стене, возраст и стиль которой терялись в ве-
ках. Две другие стены дома представляли собой игривую смесь барокко и
рококо (или наоборот, кому как нравится).
К дому существовал и еще один подход. Сбоку в строении от старости
образовался пролом, который находчивый домовладелец оформил в виде арки
и принялся выдавать за второй вход. Отсюда по темной до ужаса лестнице
можно было подняться на второй этаж, где было немного светлее.
В доме жили и работали два миллионера. В местной валюте, конечно.
Первый этаж занимал миллионер Норман Форидж, о чем и предупреждала
вывеска над главным входом:
НОРМАН ФОРИДЖ
пароходная компания
Пароходов у компании не было. Весь ее флот составляли две почти оди-
наковые шхуны: "Джульетта" и "Санта-Клаус". Последний получил свое наз-
вание из-за непомерного холода, который царил во всех двух его трюмах в
любую погоду и в любой точке мирового океана.
Впрочем, хотя это и оскорбило Фориджа до глубины души, на днях он
утонул, и агентство скорбило. Скорбил, собственно, один Форидж, потому
