вопросом: до каких пределов власти он сможет развернуть свою Организацию.
Примерно так же, как Гитлер разворачивал свою, вынося напрочь лишенные
альтруизма идеи о "сферах обитания" и "избранной расе" на общегосударственный
уровень. Сэнсэй, однако, таким путем не пошел. Он пошел в обход - теневой,
закулисной дорогой. Очень специфическая форма жизнедеятельности: двигать
общество изнутри, самому не высовываясь наружу. Поэтому-то в 37-м он и поехал в
Китай... Впрочем, ладно. Вернемся к его болезни. Все, что я хочу сказать - время
образования гематомы в мозгу Сэнсэя и время его перевоплощения совпадают.
- То есть, вы полагаете, - сказал я, - что между образованием гематомы и
перевоплощением Сэнсэя причинно-следственной связи нет; что эти события
произошли параллельно, но объединяет их какой-то один определяющий фактор. Так?
- А ты и правда неплохо соображаешь, - заметил секретарь. - Сказано в точку и
лаконично.
- Но как все это связано с овцами?
Он достал из сигаретницы вторую сигарету, подбил ее, как и прежде, ногтем с
одного конца и зажал в губах. Но прикуривать не стал.
- Рассказываю по порядку, - сказал он.
И комнату вновь затопила гнетущая тишина.
- Нами создана Империя, - внезапно продолжал он. - Могущественная теневая
Империя. В наших руках - самые разные сферы человеческой деятельности. Политика,
финансы, массовая коммуникация, чиновники, культура - а также многое, многое
другое, о чем ты и представления не имеешь. В наших руках - даже те, кто против
нас. Все - от сторонников этой власти до ее врагов - находятся под полным ее
контролем. Большинство из них даже не подозревают, что их судьба - в наших
руках. То есть, Организация создана и действует чрезвычайно утонченными, не
сказать - пугающе изощренными методами. А создал ее Сэнсэй в одиночку, сразу
после войны. Теперь же, если Государство сравнивать с судном, Сэнсэй -
единоличный Властитель Трюмов на этом судне. Стоит ему открыть шлюзы - и судно
начнет тонуть. Пассажиры не успеют сообразить, что случилось, как окажутся на
дне морском...
Тут он поднес, наконец, к сигарете огонь.
- Но даже такой власти, как наша, когда-нибудь приходит конец. Конец Империи
наступит со смертью ее Императора. Ведь власть эта создана гением-одиночкой - и
поддерживается, только пока этот гений жив. Согласно моей гипотезе, всю эту
систему он организовал и поддерживал до сих пор благодаря существованию некоего
загадочного, лишь ему известного фактора. Умрет Сэнсэй - и наступит конец всему.
Потому что Организация являет собой не бюрократический аппарат, но -
совершеннейший механизм, послушный мозгу одного человека. В этом - суть всей
Организации; но в этом же заключена и главная ее слабость. Точнее, была
заключена. Со смертью Сэнсэя Империя рано или поздно распадется на части - и ее
останки, как пылающие Дворцы Валгаллы (*17), сгинут навеки в пучине Всемирной
Посредственности. Продолжить дело Сэнсэя не сможет никто. Владения Империи
поделят на части - и величественные дворцы сравняют с землей, чтобы на их месте
построить многоквартирные жилмассивы. Мир однообразия и определенности. Мир, в
котором нет места для проявления Воли. Впрочем, не знаю: может быть, ты
считаешь, что это правильно - все поделить на всех. Но тогда ответь на такой
вопрос. Правильное ли дело - строить однотипные жилмассивы по всей Японии, когда
в стране не хватает песчаных побережий, гор, рек и озер?
- Не знаю, - ответил я. - Я даже не знаю, уместно ли так вообще ставить вопрос.
- А ты не дурак, - сказал секретарь и сцепил пальцы обеих рук на колене. Даже
сцепленные, пальцы эти сразу начали пульсировать в каком-то едва уловимом ритме.
- Разумеется, разговор о жилмассивах - всего лишь пример. Объясню подробнее. Вся
Организация по большому счету состоит из двух частей: головы, которая движется
вперед - и хвоста, который своими усилиями эту голову вперед проталкивает. Есть,
конечно, и другие органы, которые выполняют другие функции; но в целом именно
эти две части и определяют цели и средства Организации. В остальных частях нет
почти никакого смысла. Головная часть называется "Органом Воли", хвостовая -
"Органом Прибыли". Когда бы и кем ни обсуждалась Организация Сэнсэя - у всех в
голове один только Орган Прибыли. И когда после смерти Сэнсэя начнется раздел
Империи - все также набросятся на Орган Прибыли. Никто не жаждет ничего от
Органа Воли. Ибо никто не может понять, что это такое... Вот о каком "дележе" я
хотел сказать. Волю нельзя поделить на части. Она либо наследуется на все сто
процентов - либо на эти же сто процентов бездарно утрачивается.
Длинные пальцы продолжали плясать в странном ритме на колене моего собеседника.
За исключением этого, все в нем оставалось таким же, как и в начале разговора.
Тот же непонятно на что направленный взгляд, те же холодные зрачки, то же
правильное лицо без какого-либо выражения. Лицо его было обращено ко мне под
абсолютно тем же углом, что и в самом начале встречи.
- И что же такое Воля? - поинтересовался я.
- Концепция, управляющая пространством, временем и событийной вероятностью.
- Не понимаю.
- Никто не понимает. Один лишь Сэнсэй чувствует это на инстинктивном уровне.
Строго говоря, здесь необходимо отречься от Самосознания. Именно с этого и
начнется настоящая Революция. Выражаясь доступным тебе языком, речь идет о
революции, в результате которой капитал воплотится в труде, а труд - в капитале.
- Похоже на утопию...
- Наоборот. Сознание - это утопия, - отрезал он. - Все, что ты слышишь от меня
сейчас - не более чем слова. Сколько бы слов я не произносил - тех проблем,
которые охватывает Воля Сэнсэя, ими объяснить невозможно. Разговаривая с тобой,
я лишь демонстрирую свою личную зависимость от этой Воли - находясь, кроме того,
еще и в непосредственной зависимости от языка. Здесь же нужно, в первую очередь,
отрицание Сознания и отрицание Языка. В наше время, когда такие столбовые
понятия европейского гуманизма, как "индивидуальное сознание" и "непрерывность
эволюционного процесса", теряют свое содержание - любые слова превращаются в
бессмыслицу. Бытие не есть проявление чьей-либо частной воли, это - явление
хаотическое. Ты, сидящий передо мной - вовсе не индивидуальное существо, а лишь
частица всеобщего Хаоса. Твой хаос - это и мой хаос. Мой хаос - также и твой.
Бытие - это общение. Общение суть Бытие.
Мне вдруг стало казаться, будто в комнате страшно похолодало - так, что я бы
даже не возражал, если бы где-нибудь здесь для меня приготовили хорошую теплую
постель. "Ну вот, еще и в постель заманивают", - мелькнуло в голове... Да нет,
ерунда. Конечно же, мне просто так показалось. Стоял ранний сентябрь, и за окном
вовсю стрекотали цикады.
- Все попытки расширить границы сознания, - продолжал он, - которые вы
предпринимали - а точнее, собирались предпринять в середине шестидесятых годов,
закончились полным провалом. И неудивительно: если только увеличивать объемы
сознания, не меняя при этом качества индивида, - глупо ожидать в итоге
чего-либо, кроме депрессии... Вот что я имел в виду, когда говорил о
посредственности. Хотя здесь уже сколько ни объясняй - ты все равно не поймешь.
Да и я, собственно, не требую от тебя понимания. Говорю же все это лишь потому,
что стараюсь быть с тобой откровенным.
Он выдержал очередную паузу - и продолжал:
- Рисунок, который я передал тебе - копия. Оригинал подшит к истории болезни,
хранящейся в одном из госпиталей Армии США. Проставлена дата: 27 июля 1946 года.
Нарисовано рукой самого Сэнсэя по требованию врача. Как иллюстрация к описанию
его галлюцинаций. Так вот, согласно данным из истории болезни, эта овца являлась
Сэнсэю в галлюцинациях с необычайной регулярностью. Выражаясь языком цифр, в
80-ти процентах случаев, то есть - в четырех видениях из пяти к нему приходила
овца. Заметим: не просто овца, а овца со звездообразным пятном на спине.
Далее - герб с изображением овцы, который ты видел на зажигалке. Сэнсэй
постоянно использует этот герб как свою эмблему, начиная с 1936-го года. Как ты,
вероятно, уже заметил, на гербе - та же самая овца, что и на рисунке из военного
госпиталя. Более того, абсолютно та же овца - и на фотографии, которую ты сейчас
держишь в руках. Итак, не кажется ли тебе, что за всем этим скрывается некий
особый смысл?
- По-моему, простое совпадение...
Я хотел, чтобы мой ответ прозвучал как можно небрежнее - но это у меня
получилось плохо.
- Это еще не все, - продолжал секретарь. - Сэнсэй с большим рвением собирал все
об овцах, любую информацию и документы - как официальные, так и "для служебного
пользования". Раз в неделю он самолично садился за стол - и долго, часами
просматривал все газеты, вышедшие в Японии за эту неделю, отбирая из них все
статьи и заметки, которые хоть в малейшей степени касались "овечьей" темы. Я сам
постоянно помогал ему в этом. Повторяю, Сэнсэй занимался этим с огромным
рвением. Как будто искал что-то одно - и не мог найти. И когда болезнь приковала
его к постели, я продолжил эти поиски по своей личной инициативе. Настолько все
это меня заинтересовало. Что-то явно было во всем этом, что-то должно было
появиться. И вот появляешься ты. Ты - и твоя овца. А это уже, как ни рассуждай,
совпадением не назовешь.
Я взял со стола зажигалку и взвесил на ладони. От ее тяжести было приятно руке.
Не слишком увесисто, но и не слишком легко. Бывает на свете такая вот приятная
тяжесть.
- Почему Сэнсэй с таким рвением занимался поисками овцы? У тебя есть
какие-нибудь соображения?
- Да не знаю я! Почему бы вам не спросить самого Сэнсэя? Уж он-то быстро все
объяснит...
- Спросил бы, если бы мог. Но вот уже две недели Сэнсэй в коме. Боюсь, что
сознание к нему уже не вернется. А когда Сэнсэй умрет, вместе с ним уйдет в
могилу неразгаданной и его Тайна - тайна овцы со звездой на спине. А вот этого я
уже вынести не могу. И дело здесь не в личной потере; мною движут гораздо более
высокие принципы - личной преданности, например.
Я откинул крышку у зажигалки, повернул колесико, высек пламя - и захлопнул
крышку.
- Может быть, мой рассказ тебе кажется чистейшей воды нелепостью. А может даже -
ты прав, и все это действительно сплошная нелепица. Но я хочу, чтобы ты понимал:
никаких других путей у нас не осталось. Сэнсэй умрет. Умрет единственная Воля. И
все, что окружало эту Волю, обратится в пепел. А то, что останется, можно будет
выразить разве только при помощи цифр. И кроме этого - ничего. Вот поэтому я
хочу во что бы то ни стало найти овцу.
Впервые за время разговора он закрыл глаза и просидел так несколько секунд.
Затем открыл глаза - и произнес:
- Вот тебе моя гипотеза. Повторяю: всего лишь гипотеза. Не понравится - тебе
лучше тут же о ней забыть. Я предполагаю, что эта овца - прототип Воли Сэнсэя.
- Что-то вроде "зоологического" печенья? - вставил я. Он не обратил на это
внимания.
- Скорее всего, овца эта сама забралась Сэнсэю в голову. Году эдак в 36-м. И с
тех пор уже более сорока лет продолжает жить у него внутри. Там у нее и лужайки
свои, и рощи березовые. В общем - все, как на твоей фотографии. Что ты об этом
думаешь?
- Я думаю, что это необычайно интересная гипотеза, - очень вежливо сказал я.
- Это не просто овца. Это ОЧЕНЬ - ОСОБЕННАЯ - ОВЦА. Я желаю ее найти, и мне
нужно твое содействие.
- И что же вы будете делать, если найдете?
- Да ничего. Сам я ничего не могу. Всего, что я хотел бы совершить, слишком
много для меня одного. Пожалуй, останется лишь наблюдать, как умирают мои
желания. Если, конечно, овца не пожелает чего-то сама. Вот тогда я хотел бы
сделать все, что в моих силах, для выполнения ЕЕ желаний. Ибо со смертью Сэнсэя
в моем существовании уже не останется почти никакого смысла.
И он замолчал. Молчал и я. Только цикады продолжали скрежетать за окном. Да
деревья в саду ближе к вечеру зашуршали листьями посильнее. В доме же
по-прежнему висела могильная тишина. Казалось, флюиды смерти - будто вирусы
болезни, от которой некуда скрыться - заполнили воздух этого дома. Мне
представилось пастбище в голове у Сэнсэя. Трава пожухла - и овца навсегда ушла,
